Проклятье диавардов (сборник) - Александр Бачило

— Идут, идут! — Олег еще дальше высунулся в окно. Зоя подошла посмотреть тоже.

Во дворе наступила такая тишина, что стали отчетливо слышны шаги нескольких человек, медленно спускавшихся по лестнице.

Первым показался Зарецкий с Костей на руках, голова мальчика была запрокинута, рука повисла плетью. Следом Зарецкая вела мать. Старуха голосила — молилась что ли? — и тут же грозила кому-то, потрясая над головой сухонькими кулачками.

Никто из них словно бы и не замечал выстроившейся вдоль дороги толпы. Они ни разу не оглянулись назад, на оставляемый дом, и ушли, без вещей, одетые кое-как, по шоссе, ведущему в лес.

Олегу стало как-то не по себе. Зое, видимо, тоже, она поспешно произнесла:

— Так и надо! Не будут путаться с кем попало.

— Откуда ты знаешь, что они путались?

— Да кто ж не знает, как вирус подхватывают?

Олег пожал плечами.

— По-разному…

Толпа во дворе зашевелилась, но проход по-прежнему оставался свободным, людям не хотелось и наступать на то место, где только что прошли покойники. Шум постепенно усиливался, кто-то предложил поджечь квартиру, и уже двинулись было обратно в подъезд, но соседи закричали страшно, умоляли пощадить, клялись протравить и просмолить в квартире каждый сантиметр, а вещи сжечь во дворе сегодня же.

Кое-как уговорили, высыпав всем подъездом, повернули толпу и повели ее прочь от дома, затем, дескать, чтобы проследить, не попытаются ли покойники как-нибудь остаться в городе.

Олег схватил пиджак и направился к двери.

— Куда ты? — испуганно спросила. Зоя. — Смотри, уже темнеет! Чего ты там не видел?

— Да никуда… сейчас вернусь!

Он и сам еще толком не знал, что собирается делать. Острая неотвязная тоска, сдавившая вдруг сердце, не давала ему покоя, гнала из дома, он чувствовал, что должен куда-то пойти и что-то увидеть.

Двор опустел, в четвертом подъезде тоже никого не было, почти все жильцы пошли провожать толпу. Олег беспрепятственно поднялся на площадку второго этажа и остановился перед дверью квартиры Зарецких.

Дверь рубили топором, а затем вырвали вместе с косяком, хотя открывалась она вовнутрь. Изнутри ее подпирали одежный шкаф и большой письменный стол, но все это было тоже изрублено и сокрушено.

Олег осторожно пролез в пролом и оказался в коридоре квартиры. На полу поблескивала лужица крови, он постарался обойти ее как можно дальше. Цепочка засохших кровавых пятен тянулась от лужицы в комнату. С виду здесь все осталось нетронутым, только место, где стоял стенной шкаф, обозначилось пыльным треугольником.

“Значит, драки тут не было, — подумал Олег. — Как только до них добрались, они без сопротивления покинули квартиру. Тогда чья это кровь? И кто в кого стрелял?”

Дорожка из пятен пересекала ковер и уходила в спальню. Олег заглянул туда. Постель была не заправлена, подушка залита кровью, везде валялись осколки стекла из выбитого окна.

А на полу возле кровати лежал пистолет.

Стрелял сын. В себя. Олег понял это, едва окинул взглядом комнату. Для Кости Зарецкого это был единственный способ спастись от озверелой толпы и целого года мучений в ожидании смерти.

Да, подумал Олег. Лучше так. Год жить покойником — кто это выдержит? Мы зовем их падалью. Да они в самом деле не люди — так, источник заразы. И не в том дело, что они не заслуживают сочувствия, а в том, что никакое сочувствие им уже не поможет. Им ничто не поможет, не позже чем через год их не будет.

Вот люди постепенно и привыкли — не жалеть. Это ведь только обреченный не может привыкнуть к тому, что он обречен, у остальных есть заботы поважней. Добро бы, думаем, было навалом еды, навалом жилья, всего навалом — можно было бы как-то помогать зараженным: кормить, одевать, сострадать. Но ведь сил не хватает! Пойди-ка, возьмись помогать, когда у тебя самого в доме нет хлеба, нет воды, нет тепла, когда тебе нечего надеть, и все вокруг волком смотрят друг на друга. С подозрением, с завистью. А тут еще бандиты обнаглели, разбойничьи шайки открыто бродят по улицам и среди бела дня лезут в окна и двери — грабить.

Лечить покойницкий глаз нечем — тут ничего не поделаешь, а значит, и делать ничего не надо. А чтоб самим не заразиться — гнать эту падаль вон из города! Жечь их барахло вместе с квартирами! Не спасти, так уничтожить! — вот наш любимый принцип.

Но ведь зараженный еще вчера считался человеком! Бедным, голодным, но полноценным, не хуже других. Каково ему в одночасье поставить крест на всей своей жизни и начать относиться к самому себе, как к падали? Да еще окружающие постараются напоминать ему, кто он есть при каждом удобном и неудобном случае…

Хорошо, если он вооружен. Тогда можно хоть…

На лестнице вдруг раздались шаги, зазвучали голоса. Сам не понимая зачем, Олег шагнул в спальню, поднял с пола пистолет и сунул его в карман.

3

Зеленая долина, вдоль которой вытянулся город Паймак, оказалась всего в получасе ходьбы от источника. По дну долины протекала река, широко окаймленная деревьями, домами и огородами жителей города. Некоторые здания по величине и Красоте не уступали дворцам знати в столице короля Пишу Ченкома, которую Тайку не раз приходилось посещать.

— Да, ваша милость, — сказал Бакум, заметив удивление глазах Тайка, — городок, как вы можете видеть, не так уж мал.

— Да это просто чудо! — Тхоорт переводил взгляд с одного каменного дворца на другой. — Подумать только, посреди пустыни, на узенькой полоске земли среди безжизненных песков — и такие роскошные дворцы! Ты можешь гордиться своим народом, если он дает миру столь искусных мастеров.

— Увы, сударь, все эти здания созданы не моим народом. Среди нас живет много пришельцев из дальних, неведомых стран. Мы лишь даем им приют — место в нашей долине. Все они образуют как бы единое племя и зовут себя диавардами. Эти люди искусны в войне, с ними никто не сравнится в мастерстве возведения зданий, вероятно, они были бы самым счастливым и богатым народом на земле, если бы не проклятие их рода…

— Проклятие рода? — переспросил Тайк. — А в чем оно заключается?

Вопрос, казалось, смутил Бакума. Он бросил быстрый взгляд на Тайка и сейчас же отвел глаза.

— Видите ли, ваша милость, ничего определенно! О об это, не известно… Диаварды, хотя и живут среди нас, не терпят чтобы кто-нибудь лез в их дела. Впрочем, нужно отдать им должное, в нашу жизнь они тоже не вмешиваются. Единственное что я могу сообщить вам — народ этот вымирает.

— Отчего же?

— Неизвестно. То есть рассказывают много всякого. Труд нее всего отделить правду от небылиц.