Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Эскадра 10-узловым ходом 14 мая с рассветом подходила к Цусимскому проливу. В море был туман, давший надежду на удачный прорыв без боя (вопреки установившимся принципам морской стратегии — «флот должен искать встречи с неприятельским флотом и разбить его или ослабить»). Однако на радиотелеграфах русских судов стали получаться непонятные сигналы, т. е. переговоры невидимых за туманом неприятельских судов. И действительно, около 8 ч утра из разрежавшегося тумана по обе стороны эскадры стали выясняться силуэты японских крейсерских отрядов (по 4 корабля), шедших на далеком расстоянии по одному направлению с эскадрой, т. е. как бы конвоирующие ее для совместного входа в пролив. Они держались вне выстрелов, поэтому стрелять в них было бесполезно.

Присутствие крейсеров показало адмиралу, что встреча и бой с главными силами неприятеля теперь уже неизбежны, и он начал перестраивать эскадру из двух в одну кильватерную колонну. В этот момент (в 1 ч дня) далеко впереди, перед носом русской эскадры, выяснилась из тумана эскадра адмирала Того, шедшая поперек русского курса на Ost, и открыла огонь по «Ослябя», стоявшему к ней бортом, ожидавшему момента для вступления в кильватер шедшей полным ходом правой колонне. Град японских снарядов полетел на «Ослябя», и через 12 мин он перевернулся и утонул первым. Это было в 2 ч дня. Русская эскадра склонилась вправо и легла на курс, параллельный курсу японской эскадры, т. е. на Ost.

Вытянувшись в линию, обе эскадры стали описывать концентрические дуги и стрелять друг в друга, причем японцы, имея преимущество в ходе, охватывали своей дугой русскую эскадру и сосредоточивали огонь всей эскадры на головном корабле. Вследствие чего «Суворов» через 20 минут весь пылал в огне и, выйдя из строя, остался догорать, стоя на месте. К нему подскочил миноносец «Буйный» (лейтенант Коломейцов) и с горевшего корабля снял раненого адмирала Рожественского и весь его штаб, и вышел из сферы огня на свободу. «Суворов» затем вскоре затонул со всем экипажем.

Бой продолжался в том же строю, головным теперь шел «Александр III». Огонь японцев сосредоточен на нем, и через полчаса он вышел из строя и около 4 ч утонул со всей командой. Затем шел головным третий корабль — «Бородино». Теперь град японских снарядов летел на него; разрываясь на палубе, они зажигали все: горели мостики, шлюпки, горела краска на трубах, мачтах и башнях. Над ним подымался к небу высокий факел огня и дыму. Сотни японских снарядов, перелетавших через корабли, поражали транспорты, сбившиеся в кучу внутри круга, описываемого русской эскадрой. Часть их утонула на месте, другая, сильно подбитая, старалась вырваться на волю из этого ада кипящей воды. Одному добровольцу, госпитальному судну и 2–3 миноносцам удалось спастись, и они впоследствии очутились в китайских портах.

Однако «Бородино» долго водил флот, описывая дуги и отстреливаясь удачно. Был 6-й час, стало темнеть, и огонь японцев значительно ослаб. Внутренних пробоин на «Бородино» не было, и машины его работали исправно; но он имел крен на правый борт, и в открытые порты нижней батареи вода вливалась, увеличивая крен. В 7 ч вечера, описывая дугу вправо, он еще более увеличил свой крен и вдруг опрокинулся на правую сторону. Продержавшись на воде днищем вверх с вращающимися в воздухе винтами, он через несколько минут утонул со всем экипажем.

Теперь стемнело, стрелять бесполезно, и адмирал Того увел свой флот из района сражения, приказав своим миноносцам, державшимся днем вдали от места боя, напасть теперь ночью на уцелевший русский флот. В нем еще осталось 12 судов из боевой линии, хотя и сильно подбитых, но еще живых и способных к бою.

Приняв командование над оставшимися судами, адмирал Небогатов выстроил их в две линии и повел на север, направляясь во Владивосток. Но с наступлением темноты японские миноносцы, догнав, атаковали их на ходу, и 6 кораблей и крейсер «Светлана» были подбиты минами. Эти 7 судов, несмотря на подведенные пластыри, двигаясь малым ходом, наполнялись постепенно за ночь водою и медленно утопали в различных местах к северу от острова Цусимы, спасая команды на своих шлюпках. Адмирал Небогатов остался таким образом с 4-мя кораблями («Николай 1», «Орел», «Апраксин» и «Синявин») и двигался с ними на север. Но с рассветом 15 мая он увидел перед собой всю вчерашнюю эскадру адмирала Того и, по его предложению, сдался в плен, собрав предварительно совет из 4-х командиров. До Владивостока добежали только 2 судна: яхта «Алмаз» (капитан 1 ранга Чагин) и миноносец «Бравый» (лейтенант Андржеевский.)

Что же касается адмирала Рожественского, то миноносец «Буйный», будучи сам с проломанным носом, шел малым ходом, везя адмирала всю ночь на север и, увидя на утро миноносец «Бедовый», бежавший туда же и совершенно невредимый, передал ему адмирала со штабом, а свой раненый миноносец Коломейцев утопил и пересел с командою на крейсер «Дмитрий Донской», бежавший во Владивосток. «Бедовый» вскоре был настигнут 2 японскими миноносцами и сдался им с адмиралом и всем экипажем. Все попали в плен, впоследствии вернулись в Россию и были судимы. Так окончилась эта печальная экспедиция, и был поднят вопрос о заключении перемирия.

Посредником для ведения мирных переговоров был президент США Рузвельт; место переговоров — Портсмут, а представителем России был С.Ю. Витте. Этот позорный разгром русского флота и все неудачи в Манджурии вызвали во всем русском народе ропот, волнения и бунты в военных командах. Революционные комитеты теперь не стеснялись, пошли покушения и убийства правительственных лиц (Плеве, Трепов, Дубасов, Великий Князь Сергей Александрович и многие другие), а в Черном море бунтовал «Потемкин», перебив предварительно командира капитана 1 ранга Голикова и всех судовых офицеров.

Новый броненосец «Князь Потемкин» стоял в пустынной Тендровской бухте, производя приемные испытания. Перед полуднем команда собиралась обедать. Машинист Евтушенко (А.Н. Матюшенко — прим. ред. «БКМ») заметил в борще капустного червяка (что бывает нередко даже в цветной капусте), и это было предлогом для возбуждения команды против начальства. Команда бросила обедать и потребовала наверх старшего офицера (лейтенант Гиляровский) для заявления общей претензии на дурную пищу. Один из зачинщиков дерзко призывал к бунту. Старший офицер, чтобы прекратить бунт в самом его начале, взял винтовку у караульного матроса и выстрелил в зачинщика, ранив его в грудь. Тогда Евтушенко поднял всю команду и, убив Гиляровского, бросил его за борт. Вышедший наверх командир капитан 1 ранга Е.Н. Голиков был убит, а затем матросы бросились по каютам и перебили всех офицеров. Спасавшегося вплавь младшего доктора Е. Смирнова застрелили на воде.

Оставшись без начальства, матросы выбрали своим командиром одного из старших кондукторов, и подняв красный флаг вместо андреевского, «Потемкин» пошел гулять по портам Черного моря. Придя в Феодосию, принудил местный порт выдать ему полный запас угля, угрожая открыть огонь по городу в случае отказа; затем пошел в Одессу, где такою же угрозою потребовал свежей провизии. Вскоре на «Потемкине» начались внутренние беспорядки; он отправился в румынский порт Констанцу и там сдался румынским властям, а команда дезертировала и разбрелась по Румынии. Впоследствии корабль был возвращен России, и в 1906 году я поднял на нем адмиральский флаг, приняв в командование Черноморскую эскадру. Печать и русское общество уже открыто требовали реформ и конституции.

К Царю явилась депутация от Московского университета с профессором князем Трубецким во главе. Он принял их любезно и, по обыкновению, будто согласился. Однако нескольким сановникам было поручено составить проект о создании не то комитета, не то собрания из представителей от каждой губернии с правом совещательного голоса, но без права контроля правительственных учреждений, и отнюдь не законодательного. Проекты эти печатались в газетах и, конечно, никого не удовлетворяли. Начались забастовки на фабриках и заводах, а потом и на некоторых железных дорогах. Когда из Манджурии двинули домой войска действующей армии, а за ними стали прибывать во Владивосток пленные из Японии, то вся Сибирская дорога была в руках бунтующих и пьянствующих военных команд. Поезда брали с боем, игнорируя железнодорожное начальство.

Начали искать виновных. С легкой руки ярых «нововременских» борзописцев Менынинова и «Брута» вся печать, а за нею общество напало на флот и Морское ведомство. Требовали реформ для Морского Корпуса, допуская в него детей всех сословий, а не сыновей только дворян и морских офицеров, так как будто выпущенные до сих пор молодые офицеры были причиной разгрома флота (?!). Нам — отцам погибших сотен мичманов было больно слышать этот гнусный поклеп на наших юных героев, стремившихся добровольно в бой и без ропота отдавших свою молодую жизнь за честь страны. Не их вина, что флот был отправлен в бой с наскоро напиханной необученной командой, что суда достраивались даже в море и что командующий флотом в военных операциях поступал против принципов тактики и стратегии.