Инженерный тупик 1991 - Лариса Зверинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После долгого молчания Нина спросила:
– А кто ещё про это знает? Таня? А родители?
– Да, Татьяне я недавно всё рассказал, так получилось, – ответил Алексей. – Родители, наверное, не знают. Хотя, мне сейчас стало казаться, что Света им какую-то свою версию тогда представила. Это же они практически купили ей квартиру, из последних сил насобирали денег по всем родственникам и знакомым, мой брат комнату отдал, в которой они с женой жили.
Да и когда я им объявил, что хочу уехать за границу, они не возражали и не удерживали. Может, они хотели, чтобы я там укрылся от греха подальше. У меня умные, прекрасные родители.
Помолчали.
Алексей тяжело вздохнул:
– Нина, я уже не могу больше ничего говорить, что-то мне поплохело слегка. Ты обдумай всё это «житие мое», если хочешь – у Татьяны спроси, что она обо всём этом думает. Но я клянусь, что я говорил правду и тебе, и ей. Если захочешь и сможешь, то приходи завтра, а послезавтра меня, наверное, выпишут.
– Блинчики принести? – спросила Нина.
– Без блинчиков даже не показывайся, не приму, – с облегчением рассмеялся Алексей.
Придя домой, Нина долго сидела на кухне, думала. Спохватилась, что уже поздно, только в половине двенадцатого. Всё-таки решила позвонить Татьяне. Та сразу сняла трубку, значит, ещё не спит.
– Слушай, я на минутку, – заторопилась Нина, – понимаю, что поздно уже для разговоров. Ты мне только скажи, ты веришь Алёшке, что убила Женю Светка?
Татьяна поняла, что Алексей уже признался во всём Нинке, и ответила:
– Ну, да. В тот момент, когда он мне это всё рассказывал, я очень напугана и разозлена была, потом тебе расскажу, как дело было. Но, несмотря на злость, я ему поверила, все подробности совпадали с тем, что я помнила.
Конечно, это могла быть и случайность какая-нибудь. Женя могла сама удариться, если он её толкнул, например…
Но Света, когда приходила ко мне в инспекцию перед своим отъездом, сама себя выдала. Она стала рассказывать мне, как она ненавидит Алексея и всю его семью, и как она ненавидела «эту проститутку Женьку». При этом возбудилась до крайности, похоже, она всё-таки не совсем нормальная. Начала сжимать кулаки и мечтать, как она хотела бы увидеть их мучения.
И я её в этот момент спровоцировала, сказала, что это ей не удастся, поскольку Женьку-то кто-то вместо неё убил и она ничего не увидела. Тут она как вскинулась! «Нет, я всё видела, видела! Это я её, я…» – и замолкла, поняла, что себя выдала. Ну, а я убедилась, что Алексей не соврал.
– Ну тогда ладно, – с облегчением произнесла Нина. – Как я понимаю, его главная вина состоит в том, что он Женьку заманил в нашу комнату и не уберёг от сумасшедшей Светы. Но ведь Женя сама туда пришла, невозможно же было её силой затащить!
– Да. Но, наверное, ему надо было тогда, когда всё это случилось, вызвать милицию и сказать правду, – неуверенно возразила Татьяна.
– Алексей говорит, что тогда ему пришлось бы обвинять свою жену, мать их двоих детей, в убийстве, а это тоже было для него невозможно. И убийцей себя признать сил не было, – ответила Нина.
– Нинка, ты его очень хочешь оправдать, потому что всё-таки любишь? – напрямую спросила Татьяна.
– Наверное. – тихо отозвалась Нина. – Когда ты позвонила и сказала, что он приехал и развёлся со Светкой, у меня просто всё внутри перевернулось… Ни о чём думать больше не могла, только бы его снова увидеть.
Помолчав немного, она добавила:
– Я все эти четыре года сама себе внушала: мы все изменились, мы уже совершенно другие люди, не такие, какими были во времена существования нашего отдела. Алексей для меня больше не существует, забыть, забыть… и вот один звонок – и всё снова всколыхнулось.
Внешне Алёшка очень изменился, я сначала даже вздрогнула, когда его увидела. Но он заговорил, и через минуту я уже перестала видеть все эти новые черты. Родной, мой, любимый, долгожданный… Таня, я идиотка деревенская, наверное, но я приму его сейчас таким, какой он есть, и дальше пусть будет как будет. Да, он во многом виноват. Но вот как бы ты поступила на его месте?
– Не хочу даже думать на эту тему, – решительно отрезала Татьяна. – Разбирайтесь во всём этом сами! Я могу одно сказать – никому больше я эту историю передавать не буду, если ненормальная Света не прилетит снова из Америки меня убивать, как она это сделала неделю назад. Тогда я буду защищаться, у меня есть орудие убийства как доказательство её вины, – закончила разговор Татьяна.
На другой день Нина с пакетом блинчиков опять понеслась в больницу. Алексей нервничал, волновался: придёт – не придёт, болтался в коридоре после ужина и вздохнул с облегчением, когда она, наконец, появилась.
– Мой руки, ужинать будем, – весело сказала Нина. – Я тоже голодная, хотя мне блинчики как еда на каждый день противопоказаны, растолстею опять. На твоей совести и это тоже повиснет.
У Алексея камень с души свалился. Значит, есть у него спасительный якорь в виде родного человечка в этом враждебном мире, в стране, от которой он совершенно отвык за четыре года.
Он сам удивлялся своим чувствам. Ведь нельзя сказать, что он любил эту женщину когда-то. Воспоминания, в которых она присутствовала, он все эти годы от себя решительно гнал. Все они всегда приводили к одному: к жуткой картине распростёртого на полу Женькиного тела, с остекленевшими глазами и рассыпавшимися спиралями рыжих волос.
И вот сейчас, благодаря Нинке, у него появилась надежда на какую-то новую жизнь. И не надо в себе копаться, любовь это или просто благодарность за поддержку и понимание. Надо принимать этот подарок судьбы и жить дальше, раз Нина решила быть с ним, со всем его грузом грехов.
«А, собственно, почему я уверен, что она так решила? Ведь никаких выяснений отношений у нас пока не было, – подумал Алексей. – Может, просто жалеет меня как старого приятеля-сотрудника, да и мама моя просила больного поддержать».
– Нин, я хочу тебе ещё кое-что сказать… – начал Алексей.
– О господи, ещё что-нибудь припасено из разряда ужасов? – возмутилась Нина. – Давай хоть поедим сначала, у меня живот подвело от голода. Я не обедала сегодня, работала, чтобы немного пораньше уйти.
– Нет, нет, больше никаких ужасов! – заторопился Алексей. – Только из разряда трудностей жизни.
