Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

кабинета вышел следователь. Классная жестом фокусника выдернула из сумки какие-то бумаги и сунула их капитану. Следователь уткнулся в них носом, быстро пробежал глазами.

— А отец? — спросил он.

— Он уже едет. Выехал четверть часа назад. Но Выборг… сами понимаете, пока доберется, — ответила Елена Николаевна.

Мужчина кивнул, распахнул дверь в свой кабинет.

— Проходим…

Карина молчала. Ей нечего было говорить. Не хотелось что-либо объяснять психологу и женщине в погонах. Да, сделала. Просто так. Нет, бить не собирались. Просто поговорить. Снимали зачем? А сейчас все дети снимают, не знали?

Хотелось уйти. Хотелось домой. Паршиво…

Еще хотелось плакать… Хотелось, чтоб пожалели…

Елена Николаевна сидела рядом, вцепившись обеими руками в ручки своей сумки. Она ни разу не посмотрела на Карину. Ну и пусть. От нее даже мать отвернулась. Что ей какая-то там училка? Пф…

— Я бы попросила вас, господин Петров, выбирать выражения! Здесь женщины и дети! — вдруг выдернул из мыслей ледяной голос классной. Карина посмотрела на нее.

Та глядела на отца Насти, а в глазах…

— Дети? — рявкнул он и прыснул в кулак, насмешила, дескать.

— А вы свою дочь за ребенка уже не считаете? — прогремел голос Ржевского.

Настин папаша сразу капитулировал, глянул на дочь и отвесил ей тяжелый подзатыльник. (Он же не мог отвесить такой подзатыльник отцу Вероники!). Настя тут же заревела. Ее мать шикнула на мужа, но сама тут же отвернулась.

— Так опозорить нас! — прошептала она.

И Карина улыбнулась. А ведь правда! Нет папы, нет мамы, и никто тебе не скажет, что ты кого-то там опозорила, а собственный позор… Да плевать!

Она опустила глаза вниз и даже растерялась. Оказывается, Елена Николаевна держала ее за руку. Сухая рука с единственным колечком на безымянном пальце. Серебристый однотонный маникюр, на ногтях среднего и безымянного пальцев абстрактные черные линии. Ни страз, ни камней, ни цветочков. Теплая рука. И Карина испугалась этого тепла, потянула на себя руку. Учитель оглянулась и впервые за этот день встретилась с ней глазами. Тимкины глаза. Льдисто-голубые. И Карина отвернулась.

Потом в кабинет влетел отец. Быстро выхватил ее взглядом, выдернул из кармана паспорт.

— Клинкин Андрей Алексеевич, — быстро сказал он следователю.

Он сел на стул по другую руку от дочери. Теперь Карина была защищена. С одной стороны — отец, с другой — классная. А потом Елена Николаевна ушла. А Карина осталась с отцом. Он ее за руку не взял. Не подумал. Или стыдился. Только рука, лишившись тепла, мерзла…

Ей было так больно, так плохо, что хотелось уйти куда-нибудь… Вот она и ушла. Последнее воспоминание связано с другой квартирой. Каким же образом она попала сюда, и вообще чья это комната? И тут взгляд уловил в зеркале фоторамку, стоящую на верхней полке стола. Карина, силясь рассмотреть, кто изображен на фото, шагнула к зеркалу и даже вписалась в него лбом. В голове тут же разбилась хрустальная люстра… С фокусом сегодня вообще какая-то беда, картинки дрожат и видятся нечетко. Карина прикрыла ладонью правый глаз, картинка размылась.

«Линзу потеряла», — поняла она.

Девушка отступила от шкафа, потирая лоб, и оглянулась. Подошла к столу, протянула руку и взяла фоторамку в руку. Зажмурила правый глаз, пригляделась к фото и в следующую секунду едва не выронила рамку. На нее с верхней ступеньки пьедестала, улыбаясь во все тридцать два, смотрел человек, которого она меньше всего хотела бы видеть. Девушка еще раз обвела комнату глазами.

— Уваров. Это зашквар!

— Проснулась? — раздалось сзади, и Карина вздрогнула, узнав голос. Оглянулась и обомлела.

Елена Николаевна в домашней одежде стояла в дверях, держась одной рукой за косяк, второй за ручку двери и улыбалась.

— Пошли, артистка! — позвала она и повернулась.

— Елена Николаевна… — сказала Карина, но сухой язык, как наждак, карябал нёбо.

— Мы одни. Не бойся. Вот полотенце. Твои вещи уже высохли. Пошли.

— А как я…

— Сначала душ, потом еда, потом разговоры. Сказки не читала?

— Там… банька… — вырвалось само собой.

— Ну извини, баньки нет. Пошли давай!

И Карина, не глядя, вернула фото на место, а сама пошла за классным руководителем. Ну что ж… Позор, так по полной!

Глава 36. Своя ноша еще ой как тянет!

— Нам досталась тяжкая ноша.

— Я так не могу.

— Можешь. Куда не кинь – всюду облом,

я знаю. Но ты возьмешь себя в руки

и двинешься вперед, как положено.

И после этого жить станет в разы проще.

Дин Винчестер, Кевин Трен «Сверхъестественное»

Странный вечер вчера получился. Что сказать…

Тим был растерян, смотрел на пьяную одноклассницу и молчал. Карину погрузили в машину и привезли домой. А куда еще? Адрес можно найти, не проблема. А дома как ее оставить одну? Бабушка живет на даче, а родители… А с ними «печалька», как сказал бы Тим. Мать живет в Питере, отец в Выборге. У каждого своя семья. Вот такой расклад.

— Положим у меня, — сказал Тимофей. Мама кивнула.

Он сам перестелил свою полутораспалку, вытащил новую футболку, протянул матери.

— Поможешь? Я ж…

— Выйди, — кивнула она.

А потом он уложил девушку, не давая маме ее поднимать, вышел и прикрыл дверь.

— В туалете нужно оставить включенным свет, — сказал Тим.

— Сынок, — позвала мама.

— И ночник в комнате. Проснется, испугается, — и Тим вновь вошел в комнату.

Елена Николаевна терпеливо ждала. Слышала, как он открывает окно, а потом тихо крадется, задвигая кресло, катит по полу тяжелые гантели…

— Давай поговорим, — сказала Елена Николаевна тихо.

Тим вздохнул и прошел за ней на кухню, по пути закрыв дверь в комнату, где сидела сестра. Она дурачилась со спальным мешком, то влезая в него, то вылезая. Отец, смеясь, что-то говорил ей. Он заметил Тимку и кивнул едва заметно.

— Ну-ка, а на время, как солдат, можешь? — засмеялся он.

— Могу! — заверещала радостно Дашка.