Возвращение к себе - Вера Огнева

- Решил… и, наверное, сразу. Но жую и пережевываю свое решение второй день.

- Не сожалея?

- Не стану кривить душой, мне жаль.

Не роскоши и комфорта дворца, не жаркого изобильного края, жаль, что навсегда останется в прошлом, мудрый, благородный и добрый человек. Жаль что стена, разделяющая их - прочнее гранита. Роберту ее не разрушить. Да и вряд ли когда-нибудь их народы пе-решагнут гигантское препятствие называемое верой.

Религия - не Бог. Религия - то, как люди Его понимают, как представляют, как видят. Или - себя в Нем? Только-то! По большому счету - предрассудок, возведенный в догму.

Прошлой осенью они поднимались вверх по Нилу на плоской тридцативесельной фелухе. Тафлар абд Гасан отправился навестить свои владения в окрестностях Луксора. Монотонное медленное продвижение против течения, однообразный пейзаж по обоим берегам, мерный плеск весел - такую тоску можно было разогнать только беседой.

Разговор, как часто между ними бывало, порхал с одного предмета на другой.

Поминая посещение пирамид, Тафлар попенял Роберту, как тот непочтительно отозвался о богах, канувших в бездну времен и не переживших каменных исполинов.

- Еще совсем недавно, лет сто назад, - тонко улыбаясь, поведал Тафлар, - у нас наблюдалась большая веротерпимость. Правоверные мирно уживались с язычниками, иудеями и христианами. Каждый мог творить свою молитву. Заплати джизию и кланяйся хоть собственному верблюду.

- Джизия - налог на совесть?

- На свободу выбора, если хочешь. Продолжу. В последнее столетие все обострилось, в том числе и религиозный фанатизм. По мне - все равно, какой веры придерживается человек, если он не посягает на мою жизнь, свободу и собственность. Но сейчас многие думают иначе. Такие никогда не поймут и не одобрят твоего вольного отношения к Небесам. Причем, насколько я разбираюсь в человеческой породе, наши высокоученые имамы в своем неприятии объединятся со своими злейшими врагами - христианскими клириками.

Тафлар умолк, собираясь с мыслями, лицо стало серьезным. Роберт почувствовал, что продолжение будет не простой дорожной беседой.

- Прости мой вопрос…

- Что ты хочешь знать?

- Ты много раз видел, как правоверные становятся на молитву, - насмешливый, часто вольный в суждениях араб, вел свою речь осторожно, будто челнок по быстрой обманчивой речушке. - Зато я ни разу не видел, как ты молишься. Ты даже глаза на небо поднимаешь только чтобы время определить. Ваша вера не запрещает молиться на людях. Многие обряды открыты для стороннего наблюдателя. Но даже ваше знамение…

- Крест.

- Крест, ты творил считанные разы. Прости, что спрашиваю… но почему у тебя такие отношения с Богом?

Как объяснить чужому, постороннему человеку то, в чем не можешь разобраться, и что отравляло жизнь все последние годы?

- Тафлар, мы вскоре расстанемся. Ты человек иной веры, нареченный враг, сделал для меня едва ли меньше, нежели мог сделать близкий друг-христианин. Но я попытаюсь ответить тебе не поэтому, а по тому, что ты единственный кто, возможно, попытается понять.

- Я слушаю.

- Все началось с похода на Восток. Эта война во всем отличалась от других. По одному слову поднялась гигантская волна. Все ожило и зашевелилось. Жизнь обрела новый смысл. Ты себе представить не можешь, как мы шли в этот поход! Как на свадьбу, как на праздник; почти не думая о том, что встретят нас отнюдь не пирогами. Как говорил мой друг Лерн: наша жизнь разделилась на ДО и ПОСЛЕ. И после этого ПОСЛЕ должна была наступить… Не знаю кто как а я, наверное, в глубине души ожидал второго пришествия, Роберт прервался, быстро сделал несколько глотков из своей чаши. Возбуждение высушило горло.

- И чего дождался? - поторопил Тафлар.

- Ты слышал, что произошло в храме, который вы называете Куббатас Сахра?

- Знаю, - лицо араба потемнело, губы сжались, жесткие складки легли по сторонам рта. - Резня.

- Я воевал в другой стороне. Пришел к храму только на второй день к вечеру, когда все уже было кончено. Там поставили оцепление в три кольца, но я прошел. У ворот храма сидел мой друг Соль живой и невредимый, но с мертвыми глазами. Но сказал, чтобы я не ходил туда. Но когда я не слушая, переступил порог… Тафлар!

Они пришли спасаться к Богу. А он не помог. Не захотел?! Ни мой Бог, ни твой Аллах. Или это одно и тоже? Погоди, не перебивай меня. Они оба или Он один, носящий много имен, остался в стороне. И тогда я подумал, что он НЕ ПРИЧЕМ!

Знаешь почему?

- Почему?

- Мы ему не интересны и не нужны.

- Что?

- Кем надо быть, чтобы допустить такое?

- Тебе лучше остановиться. Нe продолжай!

- Поздно. Достаточно быть просто вооруженным человеком, чтобы резать детей и женщин. Резать, сознавая свою силу и безнаказанность. Он не остановит. Я это видел… С этого началось ПОТОМ.

Про такие мелочи как захват земель, домов, добычи и дележ, дележ, дележ, я не говорю. И над всем этим адом - рев пьяного зверя: 'Так хочет Бог!' И вот я спрашиваю: Господи, если Ты меня слышишь, если Ты вообще можешь что-нибудь услышать, и захочешь ответить, кто - я? Человек или зверь в твоем облике? И… кто - Ты?

- Тебя вместе с Абу надо бы утопить в Ниле. Тот тоже все время лезет к Аллаху со своими сомнениями, - лицо Тафлара потемнело от гнева, он почти кричал. - Вопросы задаешь! Бог тебе во всем виноват. Режете, крушите, выжигаете, избиваете и все - сами, а потом спрашиваете гневно: это как же Ты такое допустил? - Тафлар задохнулся от гнева, но, отдышавшись, продолжил, - ты на небо ночное, на звезды когда-нибудь смотрел?

- Конечно.

- И что там видел? Небось, серебряные монеты и золотое блюдо. Ты даже не понимаешь, что это - вселенная! Гармония! Она в небе, она на земле. Во всем сущем: в цветке, в заре, в любви, даже в нас, мельчайших песчинках этой вселенной. Он создал гигантский механизм. Но не только создал. В каждом творении - Его дыхание. Даже в таком никчемном и грязном как человек. И не вина Бога, что вы не видите, не чувствуете этого дыхания. Слепые! Слепые, бесчувственные, даже не пытаетесь понять. Вот ты спрашиваешь: кто я, Господи? А он уже давно ответил.

Только ты не услышал ответа, или не понял. Глядя под ноги, не различишь путь, начертанный в небесах! Лучшие умы жизни кладут, чтобы хоть на волосок приблизиться к пониманию, - Тафлар немного успокоился, заговорил тише. - И тут приходишь ты и кричишь: 'Не нравится мне, как Ты ведешь себя там, наверху. А ну признавайся, кто Ты такой, и есть ли Ты вообще!'.

- И каждый получает ответ?

- Да, но понимает только тот, кто очень хочет понять.

Они почти не разговаривали потом два дня, но постепенно их отношения вошли в обычное русло. Только много позже Роберт понял, что тот бурный спор, больше похожий на скандал не разделил их, а наоборот сблизил.