Влюбленные мошенники - Патриция Гэфни

Под трехдневной щетиной лицо у него по-прежнему было белое, как полотно. Она знала, что не следует к нему прикасаться: он так беспокойно спал все эти дни, что лучше было его не тревожить. Но ей так хотелось разгладить страдальческую морщинку у него на лбу между бровей! Она протянула руку и тихо-тихо погладила его.

Совершенно неожиданно жгучие слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. Грейс отерла их, чувствуя себя законченной дурой. Рубену не грозила смерть; напротив, Ай-Ю сказал, что он скоро начнет поправляться, а уж на Ай-Ю в таких делах можно было положиться, Чувство облегчения – вот что сделало ее такой слезливой и нервной. Да, отчасти причина в этом.

Грейс не хотелось думать о других причинах, которыми Могла объясняться ее повышенная чувствительность.

Она осторожно опустилась на край матраца, стараясь не разбудить Рубена. Его темные ресницы затрепетали и снова замерли. Грейс умирала от желания прикоснуться к нему. Мысленным взором она видела, как подсовывает руки ему под плечи, обнимает его, а он просыпается и улыбается ей. Он назовет ее «Гусси» и скажет что-нибудь веселое, чтобы ее рассмешить. При одной мысли об этом проклятые слезы полились снова.

Какая глупость! Грейс вытащила платок и вытерла лицо, обзывая себя дурехой. К тому же она была совершенно разбита: за две ночи ей удалось проспать не больше шести часов, а за сутки до этого, в гостинице «Баньон-Армз», она, можно смело сказать, вообще не спала! Да-да, все дело в усталости, только в ней одной. Лишь крайним переутомлением можно объяснить тот факт, что стоит ей взглянуть на Рубена или даже подумать о нем, как в голову лезут печальные мысли и ее охватывает безнадежная уверенность в скором расставании. Скоро, очень скоро он поправится и окрепнет. И навсегда покинет «Ивовый пруд».

Разве он не сказал ей об этом сам в тот вечер, когда они делились друг с другом планами на будущее? Ему хотелось исколесить весь мир, повидать все на свете, а потом обзавестись большим ранчо, как у Эдуарда Кордовы, и предаваться безделью. Стоит ли удивляться, что общение с владелицей обанкротившейся фермы, с незадачливой мошенницей, оставшейся без гроша в кармане и без видов на будущее, не входит в его дальнейшие планы?

И могла ли она ожидать чего-то иного? Чего именно? Что он в нее влюбится? Женится на ней, остепенится, осядет на одном месте и станет образцовым членом общества? Порой ее старомодные, до нелепости мещанские тайные мечты смущали Грейс так сильно, что у нее от стыда возникало желание натянуть на голову одеяло. Возможно, Рубен испытывает влечение к ней, может быть, он даже привязался к ней немного, но это не те чувства, которые могли бы превратить его в другого человека.

Грейс дотронулась кончиками пальцев до его запястья. Нет, она не хотела, чтобы он стал другим человеком, он нравился ей таким, каким был: умным, веселым, изобретательным и отважным до безрассудства, если только поблизости не было острых ножей. Она восхищалась его ловкостью, его фантазией и артистизмом. Если не считать Генри, она в жизни не встречала человека более коварного и менее достойного доверия, чем Рубен Джонс.

В эту самую минуту он повернул руку и обхватил ее пальцы.

– Привет, Гусси, – прошептал он осипшим со сна голосом.

Грейс закашлялась от неожиданности и утерла свободной рукой мокрые от слез щеки.

– Извини, я не хотела тебя будить. Постарайся снова уснуть.

– Не уходи.

– Уже поздно, тебе нужен отдых.

– Ну, Гусси, хоть на минутку.

– Нет, тебе в самом деле…

– Я умираю от жажды. Можно мне немного воды?

– Да-да, конечно.

Грейс подняла кувшин и наполнила его пустой стакан. Рубен с трудом приподнялся, опираясь на локоть; она просунула руку ему под затылок, чтобы помочь, и поднесла стакан к его губам. Это было такое дивное запретное наслаждение – полуобнимать его вот так, пусть даже на несколько секунд… Его плечо упиралось ей в грудь, пришлось сделать над собой усилие, чтобы не зарыться лицом ему в волосы. Или удержаться и не поцеловать его в ухо.

Осушив стакан, он поднял лицо и Посмотрел на нее. Страдальческая морщинка между бровей исчезла, карие глаза светились доверием и надеждой. Он был так близко, что ей стоило на два дюйма наклонить голову, и их губы могли бы встретиться. Но силы воли у Грейс оказалось больше, чем она сама ожидала. Она бережно помогла ему опуститься на подушку и выпрямилась.

– Ай-Ю дал тебе выпить лекарство перед сном? – спросила она буднично-деловитым тоном.

– Угу. На вкус оно напоминало настойку из буйволиного навоза.

– Возможно, так оно и есть. Рубен взглянул на нее с ужасом.

– Шучу, – успокоила его Грейс, хотя ей было достоверно известно, что Ай-Ю действительно использует для своих целебных настоек самые невероятные вещи, и она давно уже ничему не удивлялась. – Как ты себя чувствуешь?

– Мне лучше, когда ты здесь.

Сердце у нее растаяло, словно кусок масла, оставленный на солнце. Она почувствовала, как по лицу неудержимо расплывается дурацкая счастливая улыбка.

– Приятно слышать.

– Но ты выглядишь усталой.

Улыбка увяла. Свое лицо Грейс видела в зеркале над письменным столом: оно походило на тюк белья, приготовленный в стирку лет сто назад и кем-то забытый в сыром подвале. Она сделала движение, чтобы подняться, но Рубен крепко уцепился за ее руку. Грейс поглядела на его длинные тонкие пальцы. Крепость его пожатия ее приятно удивила. До чего же она любила его руки!

– Надо было сразу выстрелить в Том-Фуна, – заговорила она торопливо. – Мне очень жаль, что ты пострадал. Меня это просто… убивает.

– Да успокойся, Грейси, со мной все в порядке.

– Но если бы я раньше спустила курок, ты бы не лежал здесь с раной в боку. Если бы я просто…

– Ты спасла мне жизнь. Если бы не ты, я сейчас был бы мертв.

Он поднес ее руку к губам и закрыл глаза, целуя ее. Грейс затаила дыхание, растроганная до глубины души.

– О, Рубен, как бы я хотела…

Какой-то шум за спиной заставил ее обернуться.

– Ах вот ты где! Побойся Бога, Грейс, сейчас три часа ночи.

После их с Рубеном взволнованного тихого шепота голос Генри прозвучал слишком громко. Грейс выпустила его руку и встала, расправляя юбки.

– Я как раз собиралась отправиться спать.

– Вот и хорошо.

Генри подошел и обнял ее за плечи. Он был босиком, в клетчатом полубархатном халате поверх желтой ночной рубахи. Она устало прижалась виском к его плечу.

– Кажется, вы до сих пор так и не представлены друг другу официально. Рубен, это мой друг Генри Рассел. Генри, это Рубен Джонс.

Мужчины обменялись взглядами. После некоторого замешательства они кивнули друг другу, но ни один не сделал попытки к рукопожатию. Грейс с досадой прислушалась к неловкому молчанию. В ее жизни было очень мало мужчин, но эти двое много значили для нее, и ей очень хотелось, чтобы они понравились друг другу. Увы, у них, кажется, с самого начала что-то не заладилось.