Ïðîñòî ëþáîâü - Òàììàðà Âåááåð

занесло. Нельзя было ставить тебя в такое положение. Ты не… Ты ни в коем случае не… –

Келлан отвернулся, мучимый стыдом. – Не шлюха, – договорил он тихо.

– Келлан…

Он вновь перебил:

– Я никогда… – Вздохнув, он чуть слышно прошептал: – Я не стал бы тебя заставлять,

Кира. Это не… Я не…

Он застыл и умолк, снова глядя себе под ноги.

– Я знаю, что не стал бы.

Внезапно я растерялась – что еще сказать? Я в той же мере была в ответе за

случившееся, и мне было ужасно стыдно за мою долю.

– Прости. Ты был прав. Это я… Я тебя спровоцировала.

Тронув его за щеку, я заставила его развернуться ко мне лицом. Он был прекрасен и

при этом в той же мере опечален и полон мук совести.

– Прости за все, что я натворила, Келлан.

Его страдальческий взгляд разбивал мне сердце.

Он озадаченно посмотрел на меня.

– Нет… Я просто спятил. Это я был неправ. Ты ни в чем не виновата. Тебе не за что

извиняться…

Я оборвала его:

– Нет, есть за что. – Мне пришлось понизить голос, хоть я и без того говорила тихо. –

Нам обоим известно, что я сделала не меньше твоего. Я зашла так же далеко, как и ты.

– Ты же четко мне говорила, постоянно, – чуть нахмурился Келлан. – А я не слушал…

Тоже постоянно. – Он снова вздохнул и отвел мою руку от щеки. – Я был просто чудовищем.

Это я зашел далеко, вообще вышел за грань.

Он провел рукой по лицу.

– Я ужасно виноват.

– Нет, Келлан… Я вела себя не пойми как. Показывала тебе то одно, то другое.

В моих словах звучал отказ, но тело явно твердило ему о другом. Мог ли он быть в

ответе за это?

Голос Келлана исполнился пыла.

– «Нет» – вполне понятное слово, Кира. И «прекрати» – тоже.

– Ты не чудовище, Келлан. Ты бы никогда…

И снова он встрял:

– Но я и не ангел, Кира… Не забывай! А ты понятия не имела, на что я способен, –

закончил он тихо, опасливо глядя на меня.

Я не знала, что он имел в виду, но отказывалась поверить, будто он собирался… будто

он мог меня изнасиловать.

– Келлан, мы оба наломали дров, – сказала я, опять дотронувшись до его щеки. – Но

ты никогда бы не применил ко мне силу.

Он страдальчески смотрел на меня – и наконец притянул к своей груди для крепкого

объятия. Я обвила руками его шею и на какой-то миг позволила себе уверовать, будто

перенеслась на несколько месяцев в прошлое и мы – всего лишь товарищи, делающие

приятное друг другу. Но это было не так. Наша дружба переросла в страсть, и это пламя,

единожды возгоревшееся, уже было не погасить.

– Ты была права. Нам нужно покончить с этим, Кира.

Он смахнул с моей щеки слезу, потом вторую – я даже не сознавала, что плачу. Затем

он заключил мое лицо в свои ладони, поглаживая мою щеку большим пальцем. Жест был

настолько ласковый, что сердце мое забилось, но я знала, что он прав, и поняла это не

сегодня.

– Знаю.

Я закрыла глаза, и по щекам скатилось еще несколько слезинок. Келлан мягко

скользнул губами по моим губам. Всхлипнув, я притянула его плотнее. Он поцеловал меня,

но не так, как я ожидала. Поцелуй оказался иным, заботливым и нежным, – такого еще

никогда не было. Палец Келлана продолжал скользить по моей щеке.

Келлан целовал меня еще с минуту, а затем со вздохом отстранился. Отняв руку от

моей щеки, он пробежался пальцами по моим волосам и ниже, по спине.

– Ты была права. Ты сделала свой выбор. – Он привлек меня ближе, почти касаясь

моих губ. – Я все равно хочу тебя, – прорычал он, но его голос тут же смягчился, и он снова

отстранил меня. – Но только не пока ты с ним. Не так, как вышло прошлой ночью.

Он произнес это с тоскливым желанием, и взгляд его сделался еще более усталым.

– С этим… – Келлан провел пальцем по моим губам, и по щекам заструились новые

слезы. – С этим покончено.

Он тяжко выдохнул, и его глаза тоже заблестели.

– Не очень-то я рад с тобой расставаться. – Келлан убрал руку с моих губ и

сглотнул. – Эта ночь не повторится. Я больше пальцем тебя не трону. На этот раз даю слово.

В его тоне обозначилась окончательная решимость.

Затем он с печальной улыбкой повернулся, чтобы уйти. В дверях он задержался и

вновь обратился лицом ко мне.

– Вы с Денни прекрасная пара. Ты должна оставаться с ним. – Келлан опустил глаза,

пару раз стукнул по косяку, а после, кивнув, посмотрел на меня, и по его щеке скатилась

слеза. – Я все улажу. Все будет путем.

Затем он ушел. Я провожала его взглядом – сконфуженная, в слезах. Когда шаги

Келлана затихли, я вздохнула и опустила голову на руки. Разве не этого я хотела? Откуда же

такая печаль, как будто я неожиданно лишилась всего, что у меня было?

* * *

Келлан остался верен сказанному: он больше не подкатывал ко мне и держался

пристойно. По сути, он старался вообще до меня не дотрагиваться. В помещении он будто

бы ненароком устраивался подальше. Он делал все, чтобы мы не соприкасались даже

рукавами, и моментально извинялся, случись нам нечаянно друг друга задеть. Однако он по-

прежнему следил за каждым моим движением. Я постоянно ощущала на себе его

пристальное внимание. В известном смысле я предпочла бы лучше соударяться, чем

выдерживать эти взгляды.

Я старалась сосредоточиться на учебе, но погружалась только наполовину. Лекции,

все такие же интересные и побуждающие к раздумьям, захватывали меня не так, как раньше,

и я систематически отвлекалась. Я силилась больше думать о Денни. После клуба он

несколько воспрянул духом, из-за чего я чувствовала себя ужасно виноватой, но на работе он

так и продолжал влачить жалкое существование. Он прожужжал мне все уши своими

жалобами на Макса и его бессмысленные поручения, но я готова искренне признаться, что на

самом деле не слышала ни слова. Я постоянно уносилась далеко в своих мыслях. Я пыталась

сосредоточиться на Дженни и Кейт, сдружившись с ними крепче. Иногда мы встречались

выпить кофе перед работой, и они болтали о своих кавалерах. Не зная, чем поддержать такие

беседы, я слушала вполуха, улетая думами к Келлану.

Я даже попробовала сконцентрироваться на семье и стала чаще звонить домой. Мама

уловила мое настроение и немедленно стала приглашать меня приехать. Папа обвинил Денни

в том, что тот разбил мне сердце, когда покинул меня, но я заверила его, что он ошибается.

Это я разбила ему сердце, если уж на то пошло, когда списала со счетов за расставание со

мной, хотя он вовсе не собирался этого делать. А сестра… Пока я не могла с ней

разговаривать. Нет, я не злилась на нее, ничего такого. Мысленно я даже простила Келлана,

хоть и негодовала. Ну, может быть, не простила, но загнала воспоминания об этом на самые

задворки своего сознания. Но с Анной так не выходило. Мне был невыносим самый звук его

имени, слетавший с ее губ. Не сейчас… А может, и никогда.

Дни летели, и я обнаружила, что мне не хватает Келлана – его прикосновений, наших

мирных бесед за кофе, его смеха при пересказе какой-нибудь байки, пока он вез меня через

город. Я начала задумываться, не попытаться ли заново.

– Келлан, – сказала я негромко однажды утром, когда спустилась на кухню. –

Пожалуйста, не уходи. Нам надо научиться общению наедине.

Он помедлил и посмотрел на меня, в синих глазах стояла печаль.

– Лучше бы нам этого не делать, Кира. Так безопаснее.

– Безопаснее? – нахмурилась я. – Можно подумать, мы бомбы с часовым механизмом.

– А разве нет? – улыбнулся краешком рта Келлан, вскидывая брови. Улыбка

померкла, и он вдруг показался до крайности утомленным. – Смотри, что получилось. Я

никогда не прощу себя за те слова.

Я вспыхнула, обожженная ужасным воспоминанием, и опустила глаза.

– Перестань. Ты был прав. Чудовищно груб, но прав. – Я посмотрела на него

исподлобья.

– Кира, ты не… – поморщился он и шагнул ко мне.

Я перебила его, не желая возобновлять тот жуткий разговор:

– Разве нельзя немножко восстановить нашу дружбу? Общаться? – Я направилась к

нему, и между нами остался лишь шаг. – Дотрагиваться?

Келлан немедленно отступил назад, сглотнул и замотал головой:

– Нет, Кира. Ты была права. Мы к этому не вернемся. Глупо даже пробовать.

К глазам подступили слезы. Я вконец истосковалась по былому.

– Но я хочу. Трогать тебя, обнимать… и ничего больше.

У меня была ломка сродни наркотической. Я хотела очутиться в кольце его теплых

рук, положить голову ему на плечо – и все.

Усталые глаза Келлана закрылись, и он глубоко вздохнул, прежде чем открыть их

снова.