Инь-ян 4 - Евгений Щепетнов

Сейчас у нее был один из приступов прояснения. Если бы Занда могла анализировать, то поняла бы — все приступы возникали тогда, когда в рот попадала чужая кровь. Например — тот, кто ее насиловал, перед этим поранил руку и капелька крови, засохшая, осталась на его коже.

Или треснула пересохшая губа, и когда насильник впивался в пухлые губы Занды, кровь передавалась ей в рот, растворялась в слюне, всасывалась в плоть и будто пробуждала спящее сознание. И тогда девушка начинала метаться, плакать, рыдать, выть, пытаться бежать из плена…

Но приступы становились все реже и реже, и капля крови уже не имела такого воздействия на ушедшее вглубь сознание.

Скоро, скоро Занду ждет бордель, где ее будут насиловать десятки человек в день, пока не превратят в бессмысленное, гниющее, больное существо, дорога которого — на портовую площадь, к таким же убогим, умирающим от голода и не способным даже просить куска лепешки. Корм для морских чудовищ, курсирующих вдоль причала дни и ночи напролет.

Хороший способ очистить город от живого мусора — сбросить его в воду. И чисто, не воняет, и закапывать разносчиков болезней не надо. Всем хорошо! Даже этим несчастным, которые наконец-то получат новое тело и новую жизнь. Возможно — более счастливую, чем прежняя.

Занда постояла, освещенная тусклым светом фонаря, стоявшего на полке у стены. Прекрасная, как ожившая статуя великого мастера Фульгама.

Главный не любил спать в темноте, ведь эдак и подкрадывающихся врагов не увидишь! Да и неприятно — в клочках тьмы можно увидеть тени тех, кого ты убил за долгую, слишком долгую жизнь…

Девушка оглянулась, будто вспоминая что-то забытое, посмотрела на себя, опустив голову. Потрогала грудь, живот, пах…вытерла между ног…поднесла руку к глазам, всмотрелась. Опустила руку, бросив ее вдоль тела, снова постояла — покачиваясь, как на ветру, переминаясь с пятки на носок.

Потому вдруг сорвалась с места, легким, быстрым шагом подошла к столику с фруктами, взяла нож, прыгнула к Главному и силой нанесла удар ему в грудь!

Потом другой! Третий!

Она промахнулась. Да и ножик был совсем не боевой — серебряный нож согнулся от ударов о плечо мужчины, и лишь прорвал, прорезал кожу и мясо, пустив немало крови, но сделал это совсем не опасно для жизни. Когда Занда прыгнула на кровать, капитан мгновенно очнулся от сна, повернулся боком к нападавшей, и ей не удалось сделать то, на что ее толкнул внезапный импульс, возникший в безумном мозге.

Капитан никогда не спал так, чтобы его нельзя было добудиться. Привычка быть всегда настороже сделала свое дело, и спасла ему жизнь. Хоть и серебряный нож — если бы он попал между ребрами и достал до сердца…

Главный могучим ударом отбросил безумную девку далеко от себя. Он упала на пол, затихла, оглушенная, стала подниматься рыча, как собака, но тут же, будто наблюдали за происходящим через окна и ждали чего-то подобного в комнату вбежали слуги. Они подхватили вопящую, рыдающую Занду, глаза которой вращались в орбитах, выпучившись так, что едва не выпадали из глазниц, и утащили вглубь дома, где тут же спеленали ее по рукам и ногам.

Зегель бросился к хозяину — он был на самом деле испуган. Эта сучка едва не разрушила его планы! У него еще не было ничего готово! На подготовку побега требовалось дней пять, не меньше! Достать деньги, переправить на корабль, подготовиться как следует и уже тогда бежать! А если бы Главный сейчас отдал концы — тут же набежали бы наблюдатели, и все! Конец! За каждым шагом надзор! А скорее всего — всех рабов в загоны, чтобы не разбежались — и его тоже! Кошмар! Как потом бежать?!

— Я убью эту суку! Господин — прикажи, я ее на кол посажу! И пусть покрутится как следует, подыхая! На кол с поперечиной, чтобы подольше помучилась!

— Ты добрый мальчик! — усмехнулся капитан — Ты всегда отличался изысканным вкусом в исполнении казней! Умеешь позабавить своего любимого хозяина! И…ты был прав. Я поступил опрометчиво. Ты молодец! Умница!

— Да что вы, хозяин! Это ваша заслуга! Это же вы учили меня, как опасаться врагов! Это от вас я набрался мудрости!

— Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын! — вздохнул Главный, и слуга ядовито подумал: "Ага! И ты бы его драл в задницу, да, старый урод?! Скотина глупая! Едва не испортил мне весь праздник! Не время тебе подыхать, уродина!"

Но вслух этого не сказал, лишь спросил:

— Что будем делать с этой сучкой, хозяин? Придумать хорошую казнь? Может продать ее бордель, в портовый? Она через полгода превратится в кусок мяса — лучшее наказание для святотатицы, напавшей на своего господина! Уууу…дрянь поганая!

— Нет. Я отправлю ее на арену. Пусть ее искромсают на потеху толпы. Но вначале над ней как следует поглумятся — прямо там. Народ любит такие зрелища, они будут счастливы. А то что у нас там — одни уродицы? Такие твари — ну чисто крабы! Сучки поганые — самому их прибить хочется! Жирные, грязные, больные какие-то! Где их вообще таких набирают?

— С улиц, конечно! — усмехнулся слуга.

Уж он-то точно знал, где берут этих чудовищ. Все, что покрасивее, отправлялись в публичные дома, а за малые деньги покупали совершенных страшил, не востребованных в борделях. Их-то куда-то же надо девать? Им давали наркотики, и они нормально резали друг друга, почти не испытывая боли. Чем не зрелище? А Зегелю с каждой бабы кругленькая сумма. Ну и его подельникам, ловцам, с которыми у него давно налажены связи.

— Страшный народ у нас стал, уродливый — покачал головой Главный — Приведи ко мне мага-лекаря. Прямо сейчас. Скажи — вдвое плачу. Втрое! Не хочу всю ночь дергаться от боли. Сердце у меня уже не такое молодое, чтобы терпеть до утра. Распахала она меня неслабо. Интересно, что же это ей в голову-то стукнуло? Вот надо же, как бывает…сколько живу, а все удивляюсь!

"Столько прожил, и все дурак!" — подумал слуга, а вслух сказал:

— Да разве можно влезть в голову безумцу и предсказать его действия? А то, что она безумна — я вам сразу сказал. Хорошо, что так все закончилось. Малой кровью. Иначе бы…

Слуга замолчал, и по изменившемуся, хмурому лицу хозяина увидел, что тот все прекрасно понял — что такое "иначе", и выругал себя за длинный язык. Старый пердун не любил, когда ему напоминали о его ошибках. Тем более таких грубых, непростительных для старого, тертого жизнью интригана, Главного Капитана!

Похоже, что начался закат, угасание. Глупеет, капитан. И если обо всем этом узнают из Десятки — а они узнают! — дни хозяина сочтены. Они тут же утроят количество заговоров и в конце концов как-нибудь его достанут. И поделом, дураку! И плевать. Вот только надо вовремя свалить…