Совпадение Келли и Кайдена - Джессика Соренсен

— О, Боже. Ты такой козел, — говорит Дейзи, маша рукой перед собой, и смотрит на меня в ожидании, что я за нее заступлюсь.

Обойдя ее, иду прямиком к Калебу. Пробираясь через толпу, выхожу к свободному месту перед костром. Когда взгляд Калеба встречается с моим, его лицо мрачнеет, но он не двигается с места. Ему известно, что сейчас произойдет и он ждет, словно сам этого хочет.

Я подхожу к нему, его губы искривляются в улыбке, и он начинает красться мне навстречу.

— Какого хрена ты тут делаешь? И где милая малышка Келли?

Воспользовавшись моментом неожиданности, бью его в челюсть, и именно тут допускаю ошибку, но уже ничего не могу изменить. Толпа удивленно вздыхает, девушка в розовом платье роняет стакан, разлив пиво, и дергается в сторону.

Калеб падает на землю, прижимая руку к щеке.

— Какого черта? — он поднимается на ноги, вытирая кровь из-под носа. — Ты кого из себя возомнил?

Я снова замахиваюсь кулаком без объяснений, но на сей раз он уклоняется, ударяя меня в бок. Мои ребра трещат, но это ничто по сравнению с тем, к чему я привык, поэтому быстро восстанавливаюсь и врезаю коленом ему в живот.

Калеб кашляет, согнувшись, и сплевывает кровь на землю.

— Ты труп, сукин сын.

Щелкнув суставами, я подаюсь вперед, чтобы нанести очередной удар, но он подскакивает и кидается на меня. Опустив голову, Калеб врезается мне в живот, давая под дых, наша обувь скользит в грязи, мы едва сохраняем равновесие. Кто-то кричит из толпы, когда мы падаем на землю.

Я снова и снова врезаю кулаком ему по лицу, полностью потеряв самообладание, словно все, что годами копилось внутри, вырывается наружу. Кто-то пытается меня оттащить, но я стряхиваю его с себя неоднократно. Не знаю, сколько времени проходит, пока продолжаю наносить удары. Наконец, кому-то удается оттянуть меня от Калеба.

Я отбиваюсь от рук, думая, что это Люк, но отблеск красно-синих огней на воде возвращает меня в реальность, когда офицер полиции защелкивает наручники у меня на запястьях.

— Не двигайся, — орет коп, толкая меня вперед, отчего я падаю на колени в грязь.

С окровавленными руками за спиной, смотрю, что сделал. Калеб все еще дышит, но его лицо в крови и опухло настолько, что не разобрать черт. Не уверен, что сожалею, ведь в итоге правосудие в честь Келли восторжествовало.

***

Уж лучше остаться в тюрьме, чем вернуться домой, поэтому я отказываюсь звонить отцу. В конце концов, один из офицеров позвонил ему сам, из-за его глубокоуважаемого статуса в городе. Мой отец всегда был щедрым жертвователем, следовательно, люди автоматически считают его отличным парнем.

Спустя несколько часов я сижу за столом на кухне у себя дома. Мама уехала в аэропорт, встречать Тайлера. Ей пришлось взять такси, потому что ни один из них не будет достаточно трезв, чтобы сесть за руль. В доме остались только мы с отцом. Чему-то сегодня наступит конец, но я пока не уверен, чему именно.

— Что за дерьмо, — орет отец, нарезая круги по кухне, потом пинает ботинком дверь шкафа, оставив выбоину в древесине. — Мне звонят посерди чертовой ночи, чтобы вытащить твою задницу из тюрьмы, потому что ты с кем-то подрался, - он замолкает, проведя пальцем по небольшому порезу под глазом, оставшемуся после нашей драки. — Да ты сегодня в ударе, мелкий кусок дерьма.

— У меня был хороший учитель, — бормочу в ответ, ребра и рука болят, но я никогда не ощущал подобного удовлетворения.

Отец поднимает стул и бросает его через комнату, сбивая полку и разбивая вазу. Я даже не вздрагиваю. Просто провожу большим пальцем по трещинам в столе.

— Когда я допустил ошибку в твоем воспитании? — обогнув кухонный островок, он выходит в центр комнаты. — Ты уже в два года был никчемным.

Я смотрю на стену, представляя улыбку Келли, звук ее смеха, нежность ее кожи.

— Ты меня слушаешь? — орет отец. — Черт, Кайден, перестань меня игнорировать!

Закрываю глаза, вновь вспоминая, каково было прикасаться к ней, целовать ее тело, вдыхать аромат ее волос, быть в ней.

Отец ударяет кулаком по столу, и мои глаза раскрываются.

— Поднимайся.

Встаю, опрокидывая стул на пол. Я готов. Пока он сгибает локоть, замахиваясь, я сжимаю кулак и ударяю его в челюсть. Боль поражает нас обоих, когда наши кулаки врезаются в лица друг друга. Остановившись на мгновение, он действительно смотрит на меня, словно видит впервые, прежде чем швырнуть меня в стену, схватив за плечи.

— Завязывай, мелкий засранец! — отец ударяет меня в бок коленом, а я в ответ врезаю кулаком ему в щеку.

Он снова шокирован, ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. А я думаю только о том, как испуганно он выглядит, о нехватке уверенности в его взгляде, неустойчивости позы.

Отец хватает меня за рубашку, отчаянно пытаясь вернуть контроль, и толкает рукой в лицо так, что я врезаюсь в кухонный шкаф. Впившись ногтями в ладони, сжимаю кулак и ударяю его в голову со всей силы. Зарычав, он отталкивает меня назад, я падаю на стойку, сбивая набор ножей на пол. Я хочу двинуться вперед, но отец кидается в мою сторону. Ускоряясь, пытаюсь перепрыгнуть через стойку, он ловит край моей рубашки и опрокидывает меня на пол. Я стараюсь дотянуться до него рукой, но он уклоняется.

Я ничего не чувствую. Внутри меня все абсолютно мертво, я разворачиваюсь, пихая его в грудь руками. Отец не отпускает меня, даже когда сам падает на пол, утягивая меня вслед за собой. Пытаюсь перевернуться, чтобы оказаться сверху, но мгновение спустя чувствую, как что-то острое впивается мне в бок, и все останавливается.

Он поднимается, держа в руках окровавленный нож.

— Почему ты никогда не слушаешь меня? — отец бросает нож на пол, к моим ногам, и тот со звоном ударяется о плитку. Его лицо белое, словно у призрака, пока он пятится назад. — Ты, чертов… — он проводит пальцами по лицу, после чего выбегает через входную дверь, оставляя ее открытой, холодный ветер врывается в комнату.

Каждая часть тела болит, будто в меня вонзили тысячу ножей, вместо одного. Переворачиваясь на бок, подползаю к стойке, прислоняюсь к ней спиной, прижимаю руку к ране. Кровь покрывает мои дрожащие пальцы и сочится из дыры в рубашке, заполняя стыки кафельного пола подо мной. Закрываю глаза, с трудом дыша, но боль побеждает.

Я думаю о Келли, чем она сейчас занимается, как отреагирует, когда узнает, что произошло. От этих мыслей больно, хотя не должно быть; от мысли, что я покидаю ее, что она покидает меня, что я больше никогда не буду с ней. Я не могу этого вытерпеть.

Поднимаю нож, моя рука трясется, когда подношу лезвие к предплечью. Я делал это тысячи раз, чтобы заглушить боль. Все началось, когда мне было семь, и я понял, что нанося себе порезы, могу дышать – это помогло пережить ад, который представляла собой моя жизнь. Это мой мерзкий секрет, тьма, живущая внутри меня. С каждым порезом боль начинает затихать, а кровь заливает пол.