Плод воображения - Андрей Дашков

Оно возвращало ее в красивый уютный дом на берегу озера. Тогда ей еще казалось, что свободная жизнь только начинается, — ведь за это так дорого заплачено. В тех горах, среди благословенной тишины и возле наичистейшей в мире воды, она хотела всё забыть…

Не получилось — не дали. Через несколько месяцев она прочитала обведенную маркером статью в подброшенной на порог газете — и поняла, что получила свою «черную метку». На этом свободная жизнь закончилась и начался ад ожидания. Она не расставалась с оружием, хотя знала, что это бесполезно, — они пришлют человека, который всё сделает предельно аккуратно и «стерилизует» последствия. И случится это, вероятно, не скоро — они не откажут себе в удовольствии подольше наблюдать за тем, как страх пожирает ее время и ее разум…

А перед католическим Рождеством к ней в гости внезапно пожаловал Барский — свалился на голову, как снежная лавина в Альпах. Сначала она решила, что он и есть тот самый стерилизатор, и расхохоталась ему в лицо. Ситуация и в самом деле отдавала черным юмором специфического свойства — пока не стало ясно, что Барскому она нужна, чтобы не свихнуться. Он только что похоронил свою дочь, покончившую жизнь самоубийством.

Узнав об этом, Лада разъярилась по-настоящему. Между ними давно всё было кончено; точки над «i» расставлены; слова, после которых нет возврата к прошлому, произнесены. Тем не менее он приполз к ней искать утешения, а может быть, и чего-то большего, очевидно, надеясь пронять ее своей слезоточивой историей. И не только этим. Он намекнул, что знает о ее «сложных обстоятельствах» и готов посодействовать в «решении проблем».

Это был шантаж такой же чистой воды, как та, что плескалась у каменистого берега за окнами ее дома. Лада заехала ему в морду и получила оплеуху в ответ. У нее было при себе оружие, у него тоже. Неизвестно, чем бы всё закончилось — возможно, они умерли бы оба, оказав друг другу неоценимую услугу, — но тут, словно рождественская весть, появился стерилизатор. Позже до нее дошло, что он приехал вместе с Барским и что эти двое — в одной команде, а вот почему безутешный папаша и брошенный любовник вдруг начал действовать вопреки плану, осталось для нее загадкой.

Барский выстрелил — но не в нее, а в своего напарника. Она надолго запомнила выражение его лица в тот момент. Раньше она думала, что он способен на многое, но не на убийство. Оказалось, способен и на большее. Лестную мысль, что всё это сделано ради нее, она отбросила сразу же — он мог получить ее тело и душу намного раньше и без патетических жертвоприношений. Оценил, когда потерял? Только не Барский. Он точно взвешивал и точно отмерял, а потому знал цену каждого человека до, во время и после использования.

Еще пару секунд они смотрели друг на друга, и наверняка каждый подумал, что избавиться от двух мертвецов немногим сложнее, чем от одного. Лада всё-таки решила ограничиться одним, а Барского использовать по максимуму, пока он еще жив. Что решил Барский, она узнала лишь несколько лет спустя, когда получила от него послание по электронной почте, содержавшее информацию о проекте, со словами в конце: «Мы сможем закончить то, что началось в доме на озере. Любящий тебя Б.».

На самом деле всё началось гораздо раньше, но она поняла, что он имел в виду. И, кроме того, маленький должок за нею всё же имелся: один из стерилизаторов с тихим всплеском пошел ко дну на исходе рождественской ночи, когда над черной гладью озера стелился туман, а второй долго помогал ей скрываться. Он на многие годы сделался ее ангелом-хранителем, таким верным и надежным, о каком она не смела бы и мечтать, если бы их не связывала общая тайна и страх оказаться однажды замурованными в одной ванне с цементным раствором.

«Ленд ровер» остановился, и она почти нехотя открыла глаза. «Вылезай», — приказала Рыбка. Лада подчинилась, заметив краем глаза, что та прихватила с собой ее сумку. Подняв голову, она увидела фасад здания с вывеской «Отель „Европейский“».

Незнакомка скомандовала скупым жестом: «Шагай вперед», — явно подразумевая, что Лада знает дорогу. Их разделяло три метра — дистанция, при которой любое геройство пресекается легко и быстро. Но Ладе к тому времени уже было не до попыток захвата оружия или, тем более, к бегству. Она решала, сочтет ли конвоировавшая ее Рыбка симуляцией, если она сейчас свалится. А если сочтет, то что станет делать? Лучше не проверять.

И она держалась, хотя всё плыло у нее перед глазами. Она не помнила, как миновала холл и как поднялась по двум лестничным пролетам, — вероятно, на автопилоте. Пару раз она ощущала что-то твердое между лопаток — то ли пистолетный ствол, то ли чужой кулак. А еще, словно пьяная, ударялась об углы и стены — но это не в счет.

Рыбка проявила удивительное терпение, и до двери «люкса» Лада добралась на своих двоих и без новых дырок в теле. Она находилась в той стадии, когда живешь и остаешься в относительном сознании исключительно назло (если даже не очень понимаешь, назло кому).

То, что дверь номера выломана, она всё-таки заметила и запомнила. Картина, открывшаяся ее мутному взгляду, едва не заставила ее выблевать оставшиеся внутренности, но на такое усилие она оказалась уже не способна. Вероятно, это был тот самый «люкс», в котором она вскрыла сейф, хотя сейчас он выглядел неузнаваемо. Прежде всего — кровь. Кровь повсюду. Кровь и мозги. Словно душевнобольной художник пытался размазать по стенам свое безумие, да еще хватило на потолок.

Незнакомка втолкнула ее внутрь. Лада по инерции сделала несколько шагов на подкашивающихся ногах, но устояла. За это время гнездившаяся в ней чернота почуяла присутствие смерти и рванулась навстречу. Дневной свет, лившийся в окна, сделался багровым, кровь — тошнотворно-коричневой, собственные руки — бело-розовыми кусками освежеванной плоти. Такой себе маленький трехкомнатный ад. С удобствами, которыми никто не воспользовался…

Но чернота жадно тянулась к средоточию смерти. Источник крови находился в спальне. Оттуда же доносился запах — еще не мертвечины, всего лишь дерьма. Лада оказалась прямо перед распахнутой дверью, поэтому успела увидеть в излишних подробностях, откуда взялись кровь и мозги. Узнать жертву было, конечно, едва ли возможно.

Тело лежало на кровати вниз лицом (от которого, судя по расколотому черепу, наверняка мало что осталось). Труп был совершенно голым, из разорванного анального отверстия торчал перепачканный в дерьме и крови предмет, в котором Лада даже с готовым отлететь сознанием узнала свой фаллоимитатор.

«Посмотри, что ты наделала», — промелькнула у нее напоследок странная, явно чужая мысль, как будто всезнающая Рыбка была еще и телепатом-транслятором. А потом во второй раз за это тяжелое утро удар по голове отправил Ладу туда, где нет ничего, кроме возможности отсутствовать какое-то время, прежде чем тебя призовут обратно и кошмар продолжится снова.

96. Каплин: «Заходи, дружище»

За дверью была небольшая, замкнутая со всех сторон площадка — голый бетонный пол, стены, крашенные в грязно-голубой цвет, лампочка под очень высоким потолком, — и еще одна дверь прямо напротив той, через которую Каплин попал сюда. Он нисколько не удивился, увидев на двери табличку с номером 69. Площадка выглядела бессмысленным излишеством — если только не была чем-то вроде шлюзовой камеры между легким расстройством воображения и полным безумием.

Но, по крайней мере, голоса смолкли. И снова он показался себе смешным, а едва ли не самым смешным в нем было то, что он связал свои галлюцинации со старой, как мир, деревянной головоломкой, сделанной где-нибудь под Шанхаем. Он с трудом подавил в себе искушение покончить с этим самым простым и грубым способом — раздавить коробку каблуком и посмотреть, что там внутри.

Собравшись с духом, он сделал три шага к двери напротив. Она была точно такой, как дверь шестьдесят девятой квартиры, где поселилась Оксана, — та же отделка, те же замки, та же ручка — и к тому же оказалась незапертой. Он осторожно и медленно приоткрыл ее, увидел знакомую прихожую, маску на стене… только теперь это был не демон, а очень хорошая копия человеческого лица. Вероятно, восковая, а может быть, сделанная из кожи, потому что маска выглядела слегка обвисшей по краям. И эти длинные светлые волосы… Сквозь прорези для глаз виднелась стена.

Наконец до него дошло. Он замер, парализованный страхом. Желудок подпрыгнул вверх и сжался в холодное свинцовое ядро. Значит, всё было ложью — записка, татуировка, маленькая девочка, рисовавшая мелом на асфальте, и большая девочка, сделавшая гравировку лазерным пером гипноза на коре его мозга… Или наоборот — всё было правдой, непоправимой правдой, а он просто не успел?..

— Заходи, дружище, не стесняйся, — раздался из глубины квартиры веселый, слегка гнусавый голос.