Ученица Калиостро - Далия Трускиновская

Маликульмульк хотел было сказать ей, что фон Гомберг выжил, но сдержался — Гриндель утверждал, что шансов почти нет. И обнадежить женщину, чтобы потом разочаровать, он не хотел.

— Послушайте, сударыня, я знаю, что вы взяли к себе госпожу Дивову. Она совершеннолетняя, она вдова и сама себе хозяйка… Но я беспокоюсь за вас обеих. Отравитель ближе, чем вам кажется… Ради Бога, будьте осторожны! — взмолился Маликульмульк.

В этот миг ему чудилось невозможное, маленькая женщина вдруг обернулась девочкой, едва ли не той, что шла когда-то по цветущему лугу.

— Вы приехали, чтобы предупредить меня? Чтобы защитить меня? Господи, как это все странно… Вы думаете, он может меня отравить? — взволнованно спросила графиня.

— Да, и причина, как ему кажется, уважительная — бриллианты. Там ведь их было штук пятьсот, и несколько очень крупных. Есть основания полагать, что и покойный фон Бохум отыскал вас только ради этих несчастных камней. И Мей разгадал его планы… отсюда и отравление…

— Причина уважительная, — согласилась графиня. — Для такого человека, как Мей. Значит, он где-то поблизости?

— Да. Я буду рядом с вами и госпожой Дивовой… Садитесь, при мне никто не посмеет вам угрожать.

— Да, я понимаю, и я безмерно вам благодарна… — графиня несколько секунд глядела на красиво накрытый стол, на белоснежные скатерть и салфетки, гордость «Иерусалима», на блюдо с ароматным пирогом, на кофейник и чашки с цветочным узором. — Нет, пожалуй… нет, здесь оставаться не нужно. Давайте выйдем отсюда, я отведу вас к пруду, к Алтоне… Мне страшно при мысли, что в какую-то минуту мы с ним окажемся под одной крышей! А потом… вы ведь поможете мне?

— Чем смогу, — лаконично ответил Маликульмульк. — И друзья мои сейчас приедут.

— Друзья?

— Да, они выслали меня вперед, чтобы я не упускал вас из виду. И скоро будут здесь, чтобы спасти вас и госпожу Дивову от Мея и…

— От кого еще? — спросила догадливая графиня. — Говорите же!

— Я полагаю, от вашего супруга… — не выдержав настойчивого взгляда, сказал Маликульмульк. Он знал, что говорить этого нельзя — нельзя разрушать ту хитросплетенную ложь, которой она его осчастливила. Если разрушить — что же останется?..

— О! Это… это ужасно… Мы должны решить, как нам быть… Я только поднимусь к себе в комнату и тут же приду!

— Я буду ждать у крыльца.

Глава четырнадцатая

«Потому что я люблю вас…»

Лишь перед «Иерусалимом» земля была очищена от палых листьев, дальше они вольготно лежали под деревьями, на дорожках, плавали в крошечной бухте. Невольно вспомнился Державин: «шумящи красножелты листья расстлались всюду по тропам…»

Маликульмульк прогуливался недалеко от крыльца и внимательно оглядывал окрестности. Он вдруг забеспокоился — у «Иерусалима» несколько входов, Мартышка может улизнуть вместе с Анной Дмитриевной — как предупреждал умозрительный Паррот. Главное, задержать ее до приезда обоих приятелей. Паррот наверняка возьмет с собой еще кого-нибудь, вместе удастся как-то обезопасить Мея, главное — потянуть время.

Графиня де Гаше легко спустилась со ступеней. На ней был модный салопчик, отороченный мехом, на шее висела соболья муфточка, на голову она надела небольшую шляпку с длинным, свисающим на плечо, пушистым черным пером, подчеркивающим седину.

— Простите, что заставила вас ждать, — сказала она. — Для меня образец любезности — наша бедная покойная королева. Всходя на эшафот, она нечаянно наступила на ногу палачу и произнесла: «Простите, господин палач, я не нарочно». Это были ее последние слова… Пойдемте туда, к тому клену, оттуда открывается прекрасный вид… И солнце появилось!

— Нет, не туда, — удержал ее Маликульмульк. — Там слишком крутой склон и деревянные ступеньки, придется идти мимо служб. Давайте обогнем холм и выйдем к Алтоне вон там, — он указал рукой направление.

А затем ту же руку подал графине, чтобы свести ее по каменной лестнице, — как ему казалось, очень по-светски и даже грациозно.

Через пять минут они уже вошли в Алтону с ее увеселениями, ныне пустыми, — флагштоками, площадкой для музыкантов и танцоров, киосками торговцев сладостями, сценой для представлений. Пруд здесь был благоустроен так, что Маликульмульк вспомнил Зубриловку: там тоже при большом пруде были и купальня, и почти игрушечная пристань для лодок, и беседки, и скамейки, и мостки для рыбалки. Здесь впридачу имелся еще загадочный деревянный помост на сваях и неподалеку от него — какие-то сарайчики.

— Я люблю эти последние солнечные дни октября, — говорила графиня. — Эту безмятежность природы, которая уже совершила все, что было в ее списке, вздохнула с облегчением и теперь готовится ко сну. Для нее это — минутная улыбка счастья. Мне бы хотелось остаться тут надолго, но мне на роду написано — ехать и ехать… Глядите, лебеди! Один, два, три, четыре… Их здесь, наверно, приручили и кормят.

— Вы одна знали, где Калиостро спрятал ожерелье королевы? — спросил Маликульмульк.

— Пожалуй, да, — подумав, ответила она и замолчала, словно к чему-то прислушиваясь.

— Зачем вы взяли его?

— Даже если бы не взяла — все были бы убеждены, что оно у меня. Вот и приходится пятнадцать лет рассчитываться за то, что у меня был такой учитель.

— Все? — удивился Маликульмульк.

— Сперва это были несколько человек, близких к учителю, потом кто-то из них продал тайну. Я читала брошюрки о судебном процессе — смеялась и плакала. Подняли шум вокруг каких-то пустых людишек, как будто нарочно скрывая подлинную судьбу ожерелья. Мне пришлось его взять и скрыться. Я думала тогда, что еще увижусь с учителем и отдам ему эти камни. Но он, выйдя из Бастилии, сразу же покинул Францию — его изгнали. Он ждал меня в Лондоне, но как раз тогда я не могла покинуть Париж. А потом начались те страшные события, мы потеряли друг друга. Добрые люди передали мне, что он ждет меня в Риме, но я уже не могла уехать.

— Да, я знаю, — тихо сказал Маликульмульк, не желая устраивать преждевременных разоблачений; он хотел спасти для себя хотя бы эти несколько минут у пруда, под золотыми липами. — Но тогда бриллианты уже были у вас?

— Я спрятала их в другом тайнике, не том, который подготовил учитель. Это было какое-то нелепое стечение обстоятельств, он не собирался воровать! Он проводил свои опыты и выращивал камни, для этих опытов нужны были довольно большие алмазы и одинаковые — как те, что в ожерелье. Он не знал, что ювелиры получили фальшивую расписку!

— Разве он не владел ясновидением? Не мог провести новый опыт с «голубком» или «голубкой»?

— Владел! И я всегда была готова помочь ему! Не знаю, право, не знаю, отчего он этого не сделал!

Маликульмульк чувствовал, что ложь и правда перепутаны в этой истории самым причудливым образом, он даже подозревал, что правды больше, чем лжи, но помнил и поговорку про ложку дегтя в бочке меда.

— Если бы он мог предвидеть, что его ждет в Риме! — воскликнула графиня. — Может быть, он слишком серьезно отнесся к правилу прорицателей — никогда не пытаться узнать свою судьбу. Отчего он поехал в этот проклятый Рим? Он ведь по всей Европе открывал ложи египетского обряда, он думал, что и в Италии создаст большую, сильную ложу, привлечет туда лучшие умы! Но там его арестовали по обвинению в чернокнижии. Судебный процесс был долгим, к чернокнижию приплели еще и мошенничество, хотя это же абсурдно — или чернокнижие, как они называли его науку, или мошенничество, эти два понятия исключают друг друга. Его сперва хотели сжечь на костре, потом приговорили к пожизненному заключению. Я была в Лондоне, когда учителя заставили покаяться — привели босого, в одной рубахе, в церковь, а на площади сожгли ценнейшие книги! Книги, которые стоили дороже, чем все римские библиотеки, вместе взятые! Потом его увезли в замок Сан-Лео. И там он шесть лет назад умер. Клянусь вам, я ничем не могла ему помочь!

— Вас преследуют несколько человек…

— Я научилась ловко скрываться. Они не поймают меня, но я… я так устала… Проклятые бриллианты! Даже если я теперь брошу их в этот пруд — кто поверит, что у меня их больше нет? Из-за них я обречена бежать отовсюду… и она также преследует меня, она показывает этим людям путь… с нее же все началось, но у меня не было иного выхода!

— А если и в самом деле выбросить бриллианты в пруд? — спросил Маликульмульк. — Или нет, можно поступить так: мы отвезем вас к князю Голицыну, и вы передадите ему при всех эти бриллианты под расписку, а он найдет возможность спрятать вас в России…

— Вы с ума сошли! А на что же я буду жить?! Нет, я слишком дорого за них заплатила. Нет, нет, эти бриллианты мне нужны — я уеду куда-нибудь и последние свои годы буду жить спокойно, продавая их по одному. Если бы не все эти безумцы, что гонятся за мной, вроде фон Бохума, что преследуют меня, привязываются ко мне, готовы залезть ко мне в постель, вроде Андреаса фон Гомберга… Если бы все обо мне вдруг забыли, я хотела бы жить здесь, на берегу этого пруда. Летом — купаться, ведь тут вода проточная, вы не знали? Вон там стоит городская мельница… Вы же видите — я, невзирая ни на что, сюда вернулась…