Я приду за тобой - Екатерина Орлова

узнала девочку, что периодически прибегала в наше отделение, если кого-то из наших пациентов доставляли по скорой. В ее взгляде было сочувствие, от которого становилось еще хуже. Отвернувшись, я вперилась взглядом в наши сплетенные с Касимом руки. Его пальцы были в крови. Наверняка он схватился за грудь, когда в него выстрелили. Мне тут же хотелось взять салфетки и оттереть эти следы. Желание было настолько маниакальным, что мой взгляд начал метаться по салону скорой в поисках того, чем можно было очистить пальцы от крови. Но я даже не успела закончить свое исследование, как мы приехали в больницу.

А дальше закрутилось. Забег по коридорам, подъем в хирургию, отказ от моего присутствия на операции, как бы я ни уговаривала хирурга, он был непреклонен. Наконец передо мной, упруго покачиваясь, закрылись двери операционной, и я попятилась назад, пока не врезалась спиной в стену, по которой медленно сползла на пол. Я сидела неподвижно, тупо глядя на двери, за которыми мой муж боролся за жизнь. Перед самым приездом в больницу он потерял сознание, и теперь я мысленно считала секунды, а затем и минуты, молясь Всевышнему, чтобы он помог Касиму выжить. Я слышала шаги по коридору, но у меня даже не было сил поднять голову и посмотреть в ту сторону.

Приехали родители Касима. Я слышала, как причитала Бария Артуровна, захлебываясь слезами. Мы обнимались и плакали вместе. Потом долго сидели на пластиковых стульчиках в ожидании вердикта врача.

– Я беременна, – произнесла не своим голосом, когда мы немного успокоились.

– Ох, девочка, моя, – выдохнула мама Касима и обняла меня, снова расплакавшись.

А я уже не могла плакать. Только беззвучно молиться и смотреть в одну точку, обнимая себя за плечи. Я боялась моргнуть, потому что мне казалось, что если хотя бы на мгновение прикрою глаза, то усну от усталости и никто не расскажет мне, если с Касимом что-то пойдет не так. Я пожалела, что рассказала его родителям о своем положении. А вдруг будут плохие новости и они побоятся мне их озвучить? Что, если я до последнего буду надеяться, а мои надежды не оправдаются?

Наконец, спустя практически вечность, дверь в операционную открылась, и из нее вышел Андрей Витальевич. Он стянул маску и шапочку, вытирая последней лоб.

– Все нормально.

Как только он произнес эти слова, я почувствовала, как все мое тело налилось тяжестью. Ноги стали свинцовыми. Я дважды попыталась встать, но оба раза безуспешно. Андрей Витальевич пожал руку папе Касима и кивнул.

– Жизненно важные органы не задеты, но крови потерял много. Пуля прошла навылет. Мы заштопали. Надо будет полежать пока, отдохнуть. Без нагрузок, на санаторном режиме. Через пару недель будет молодцом. У вас боец, Мирза Рашидович, не волнуйтесь. А тебе, Алсу, – он грозно посмотрел на меня, – надо поехать домой и отдохнуть.

Я быстро покачала головой.

– Я останусь с Касимом.

– Он до утра будет в реанимации.

– Я с ним буду, – настойчиво давила я.

– Пускай останется, – спокойно сказал отец Касима.

– Спасибо, – прошептала я.

Андрей Витальевич кивнул.

– Только зайди в ординаторскую и поешь. На тебе лица нет.

– Я не голодная.

– Ты, может, и нет, а ребенок внутри тебя тоже стресс пережил. Утром к врачу на осмотр. Может понадобиться укол снять тонус.

– Откуда вы знаете? – Я инстинктивно накрыла живот ладонями.

Андрей Витальевич хитро улыбнулся.

– А ты думаешь, почему я не разрешил тебе присутствовать на моих операциях? Справился о тебе у Тамары Алексеевны, сдала тебя начальница.

Я вздохнула.

– Все хорошо будет, вы меня только к Касиму пустите.

– Волосы собери и надень халат. Будьте здоровы.

Он развернулся и пошел на выход из оперблока, а я растерянно трогала волосы в попытке отыскать на голове хиджаб, но его там не было.

– Я пойду, – пробормотала я. – Только… Бария Артуровна, у вас нет платка?

Она размотала с шеи широкий шелковый шарф и помогла мне повязать его на голову.

– Все будет хорошо, слышите? Приедете домой, выпейте успокоительного. Я позвоню вам утром. – Я наконец ожила и вспомнила, что здесь не только я волновалась за Касима, но вместе со мной от неизвестности умирала и его мама.

– Мы останемся здесь, Алсу, иди, девочка. Будем в кабинете главврача.

– Спасибо, что приехали.

– Это мой сын, – ответила она.

– Да, – коротко отозвалась я и с третьей попытки наконец встала на дрожащие ноги.

В реанимацию я шла пошатываясь и периодически хватаясь за стены. У меня сильно кружилась голова и тошнило. Но сейчас меня остановила бы только собственная смерть. Я знала, что не успокоюсь, пока не увижу Касима. Мне нужно было просто взглянуть на него, осознать, что он жив, и тогда я бы смогла расслабиться.

– Доброй ночи, – прохрипела я, запахивая медицинский халат, который взяла у коллег в ординаторской.

– Доброй, – с опаской произнесла медсестра, глядя на меня.

– Я его жена.

– Так нельзя же, – прошептала она.

– Андрей Витальевич разрешил. Я здесь работаю.

– Точно? – я кивнула.

– Вы можете идти отдыхать. Если что-то пойдет не так, я сообщу.

– Я уточню у врача.

– Конечно. Спасибо.

Медсестра вышла из палаты реанимации, а я медленно подошла к огромной кровати, на которой лежал Касим, вокруг него вились трубки и капельницы. Аппараты мерно пикали, давая понять, что его жизненные показатели в норме. Теперь, когда я увидела это своими глазами, наконец осознала и немного успокоилась. Подтянув стул ближе к кровати, я взяла мужа за руку, положила голову на наши сплетенные пальцы и принялась ждать утра.

Глава 40

– Когда я встану, сразу возьмусь за твое воспитание.

Проснувшись от хриплого тихого голоса, я тут же резко выпрямилась и уставилась на Касима широко распахнутыми глазами, на которых сразу навернулись слезы облегчения. Он был жив и даже разговаривал. Да, я прекрасно помнила слова врача, что у мужа не задеты жизненно важные органы, но все