Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

Гастфер недовольно поморщился. Стединк принял пакет, при всех распечатал, и быстро пробежав глазами текст, начал зачитывать вслух отдельные выдержки:

- Шлю вам добрую артиллерию и офицеров, так что вопрос взятия Нейшлота всего лишь в нескольких днях… я изучил карту, и посмотрите-ка, что хочу вам предложить. Я говорю «предложить», так как с расстояния, что отделяет нас друг от друга, опасно приказывать. Любые мелочи и непредвиденные обстоятельства могут опрокинуть самый лучший план, и тогда, отданные приказы могут стать помехами, способными привести к роковым последствиям…Теперь вы находитесь неподалеку от Кексгольма, ( - По-моему, король плохо изучил карту, иначе он не стал бы так опрометчиво разбрасываться географическими названиями. – Мелькнула мысль.) и имеете достаточное количество артиллерии, чтоб обхватить весь это край и нанести с севера мощный удар русским с выходом к Петербургу. В то время, как остальная армия совершит увеселительную прогулку вдоль моря, взяв несколько других русских крепостей. Остаюсь благосклонный к вам, Густав. – Стединк замолчал.

Не смотря на то, что письмо было адресовано не ему, Гастфер переборол в себе обиду, и нарочито громко произнес:

- Ну, вот видите, господа. Король помнит о нас, и скоро осада Нейшлота забудется, как досадное недоразумение.

- Позвольте, господин бригадир, мне откланяться и еще раз самолично убедиться, что можно сделать для ускорения взятия Нейшлота? – Стединк одел шляпу и, получив утвердительный кивок Гастфера, покинул палатку. Майор Егерхурн последовал за ним. Оставшиеся вдвоем Брунов и Гастфер переглянулись. Бригадир брезгливо поджал губы:

- Король уже отдает свои приказы о продвижении моей бригады, как будто не я, а Стединк ее командир.

Брунов поддакнул:

- Стединк считает, что здесь воевать можно так, как они привыкли там, во Франции, где он имел в достатке все необходимое для снаряжения армии. Посмотрим, как наш король оправдает его надежды.

Веселов теперь состоял при Курте Стединке. Он отдавал должное этому неугомонному полковнику, которому до всего было дело. Стединк носился, как угорелый по всему шведско-финскому лагерю. Его дельные приказания Веселов переводил на финский, и мало помалу, но положение стало исправляться. Солдаты оправились от первого шока, вызванного мощным ответом русской артиллерии, внимательно выслушивали приказы Стединка и неторопливо, но точно исполняли их. Офицеры, напротив, с явным безразличием относились к суете полковника и посматривали, если не с осуждением, то без всякого интереса. За исключением, пожалуй, майора Егерхурна. Остальные, выслушав какое-либо распоряжение полковника, исполнять не торопились, а собирались в кучку и что-то обсуждали между собой, поглядывая в сторону Стединка. Лишь повторное требование побуждало их к действиям. Не раз и не два Веселов замечал, как тот или иной офицер, получив приказ от полковника, отправлялся сперва к бригадиру Гастферу или полковнику Брунову за подтверждением надобности в исполнении, а затем уже поступали в зависимости от новых инструкций.

- Выслуживался во Франции перед Людовиком, теперь выслуживается перед нашим Густавом! – Веселов частенько слышал откровенные высказывания.

- Ах, Вессари, - говорил Петру Стединк, - нам не хватает таких унтер-офицеров, как ты. Не хватает таких офицеров, как майор Егерхурн или я сам. Если б король догадался призвать в армию вышедших на пенсию из-за вознаграждения и поставить их заново в строй.

Стединк приказал укрепить артиллерийскую позицию. Изготовили настоящий бруствер из мешков с песком, защищающий прислугу орудий от осколков. По его приказу собрали несколько больших лодок, и попытались, было на них пересечь озеро. Но русские не дремали и несколькими выстрелами отогнали эту импровизированную флотилию прочь.

Наконец, прибыла обещанная королем артиллерия… Тут Стединка постигло новое разочарование. Все, чем Густав мог помочь своему любимцу, представляло из себя две шестифунтовые осадные пушки и две малые гаубицы. Причем, с последними, прибыло столь малое количество зарядов, что их с трудом хватило на один день стрельбы.

- Ах, Густав, Густав! – в отчаяние воскликнул Стединк, не стесняясь ни присутствия Веселова, ни вездесущего майора Егерхурна, что неотступно следовал также за ним. – Вы мне писали о любых мелочах, которые могут помешать исполнению самых умных планов, дай-то Бог, чтоб вашему величеству не помешали в осуществлении всех ваших замыслов именно мелочи.

Полковник исхудал и осунулся от нестерпимой жары и скудной пищи. Но мужества и энергии в нем не убавилось. Веселов иногда даже с восхищением смотрел на этого несгибаемого офицера, хоть и относящегося к стану противников России.

Ох и обрадовался Алексей Иванович, когда внучка внезапно к нему пожаловала. Засуетился, обнял неловко, помнил то, ее совсем маленькой, а тут девица-краса приехала. Растерялся – как вести-то себя? Барышня прямо! В макушку поцеловал, а она и расплакалась. Сбиваясь, то на немецком, то на русском, рассказывала, что за беда приключилось.

- Господи! – крестился старик. А как услышал про смерть Марии, заплакал вместе с внучкой. Так и стояли, обнявшись во дворе, слезами заливались. Потом опомнился Алексей Иванович, в избу повел, усадил под образами. Успокоились немного. Ольга еще всхлипывала, да и Веселовский слезу иногда смахивал. Помолчали.

- А Петька-то наш как? – вдруг вспомнил Алексей Иванович.

- А это он и спас меня! А вот матушку не успел… - опять залилась слезами Ольга.

- Господи! Да что ж за судьба у нашей семьи такая! И за что нам все это, Господи! – крестился старик на иконы. – Сколько нужно жертв-то еще, Тебе? Дай, хоть немного счастья-то мирного, простого, людского. Поплачь, поплачь, внучка, легче станет. – гладил вздрагивающие девичьи плечи.

Долго сидели они еще в тот вечер. Горевали вместе. А вот за них с Петром, порадовался Алексей Иванович. Все рассказала ему Ольга. Без утайки.

- Ну и благословляю вас, мои милые. Господи! – опять к иконам обратился, - Дай Ты им хотя бы счастья!

Стала жить-поживать Ольга теперь у деда. По хозяйству хлопотала, а вечерами он ей все рассказывал про жизнь свою длинную. Про жену первую, про степи оренбургские…

- Где это? – изумлялась Ольга. – На краю света?

- До края-то еще далековато будет, внучка. Почитай, лишь средина России. – усмехался отставной полковник.

- Какая огромная страна… - поражалась девушка. – И вокруг ее одни войны бушуют… - добавила грустно.

- Да… случалось всякое… - кивал дед.

- Вот вы, дедушка, сколько раз на войне были?

- Турецкая, - начал загибать пальцы, - после башкирцев усмиряли, потом шведская, потом с пруссаками. Четыре выходит.

- Целых четыре войны! – всплескивала руками Ольга.

- Служба государева, а мы слуги. Так-то.

- Ну а дальше… - требовала внучка, - после Оренбурга этого… А мою маму вы с бабушкой Марией назвали в честь той, погибшей? – и вопрос следовал за вопросом.

Как-то Тимо Сорвари заехал к Веселовскому. Обнялись. Позвал в дом негоцианта. Попотчевал. Внучку показал, рассказывать начал было, но Тимо рукой махнул:

- Знаю обо всем, Алексей Иванович. Может даже и больше твоего. А про отца своего, вам, сударыня, известно что-либо? Где он? Как?

- Нет! Как уехала тогда из Пуумалы… так и не ведомо. – покачала головой.

- Я ныне опять на ту сторону собираюсь… - начал было Сорвари, девушка встрепенулась вся:

- И Петра увидите?

- Может и увижу. – уклончиво ответил.

- А передадите ему весточку? - загорелась вся, - Я напишу сейчас прямо, быстро.

- Ему нет! – сказал, как отрезал, - а вот если отцу вашему, то передам кому-нибудь из офицеров шведских, глядишь, дойдет. А ему нет! – повторил твердо.

- Почему? – огорчилась Ольга.

- Потому, что риск это огромный. А случись что? Найдут письмо… у меня ли, у него ли… - уже помягче сказал карел. – Я на словах все ему передам. А вот отцу, пожалуйте.