Росс Полдарк - Уинстон Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Росс отхлебнул.
- Мне нет причин расстраиваться. Прошлое остается прошлым, и я всем вполне доволен.
- Ты и должен быть доволен, - заявил Фрэнсис, оторвавшись от кружки. - Мне нравится твоя жена. Из рассказов Верити я уже и так знал, что она мне понравится. Она ходит, как резвый жеребенок. Да и в конце концов, раз характер у нее славный, так ли важно, родилась она в Уиндзорском замке или на Стиппи-Стаппи-Лейн.
- У нас с тобой много общего, - заметил Росс.
- Раньше я тоже так считал, - Фрэнсис замялся. - Ты имеешь в виду чувства или обстоятельства?
- Чувства. В обстоятельствах ты меня определенно превосходишь. Дом и наследство наших общих предков; жена, если позволишь, желанная для обоих, деньги, чтобы прожигать их за карточным столом и на петушиных боях, сын и наследник...
- Остановись, - сказал Фрэнсис, - или заставишь меня расплакаться от зависти к своей счастливой судьбе.
- Я даже подумать не мог, что тебе может грозить опасность, Фрэнсис.
Фрэнсис нахмурился и отставил кружку.
- Нет, ни в коем случае. Людям присуще судить других по неведению. Они воспринимают это...
- Тогда просвети меня.
Фрэнсис мгновение смотрел на него.
- Излить тебе свое раздражение в канун Рождества? Боже упаси. Поверь, тебе это покажется утомительным. Как истории тетушки Агаты про её почки. Приканчивай кружку, хлебнем еще.
- Благодарю, - ответил Росс. - По правде говоря, Фрэнсис...
- По правде говоря, Росс, - передразнил его Фрэнсис из тени буфета. - Это всё, что ты можешь сказать? Прелестная жена, красива как ангел, даже больше ангел, чем жена. Дом наших предков, увешанный их удивительными портретами, о да, я видел, как Демельза пялилась на них. Красивый сын, воспитываемый подобающим образом - почитай отца своего и мать свою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. И наконец, деньги, чтобы прожигать их за карточным столом и на петушиных боях. Прожигать. Мне нравится это слово. Величественно звучит. Сразу приходит на ум принц Уэльский, просаживающий пару тысяч гиней в "Уайтс" [16].
- Это понятие относительное, - спокойно заметил Росс. - Как и многое другое. Для сельского сквайра, живущего в западной глуши, растратить пятьдесят гиней – то же самое, что для Георга две тысячи.
Вернувшись, Фрэнсис рассмеялся.
- Ты говоришь это по собственному опыту. Я и забыл. Ты так долго ведешь себя благоразумно, что я и подзабыл.
- Верно, - ответил Росс, - позволь напомнить, что нам угрожала несоизмеримо большая пропасть не только в денежном отношении, но и потому что у нас за спиной не стоял щедрый парламент, чтобы оплатить наши долги в размере ста шестидесяти тысяч фунтов или выделить десять тысяч фунтов на удовлетворение прихотей.
- Ты весьма сведущ в придворной жизни.
- Новости быстро разлетаются, касаются они принца или сельского сквайра.
Фрэнсис покраснел.
- Что ты хочешь этим сказать?
Росс поднял свою кружку.
- Только то, что напиток приятно согревает.
- Тебя может разочаровать, - произнес Фрэнсис, - но мне не интересны сплетни, раздуваемые рябыми старушенциями у камельков. Я иду своей дорогой, они же вольны подлизывать за мною грязь. Никому из нас не избежать сплетен. Взгляни на самого себя, Росс.
- Ты неправильно меня понял, - ответил Росс. - Меня не интересуют сплетни и сказки праздных клуш. Но внутри долговой тюрьмы сыро и воняет. Тебе не повредит об это помнить, пока еще не слишком поздно.
Фрэнсис разжег длинную трубку и некоторое время молча курил. Затем он закинул дымящийся уголек в камин и отложил щипцы.
- Элизабет, должно быть, нашептала тебе целую историю.
- Мне не нужны её заверения, когда история и так известна всей округе.
- О, округа знает мои дела почище меня самого. Может, подкинешь мне совет. Не стать ли мне методистом, чтобы спасти свою душу?
- Мой милый друг, - произнес Росс, - ты мне нравишься, и я принимаю близко к сердцу твое благополучие. Но хоть мне и будет больно, можешь прямиком катиться в преисподнюю. Удача может дать тебе земли и семью, но здравый смысл подарить не может. Если желаешь лишиться всего, что имеешь, пожалуйста, бросай всё на ветер и будь проклят.
Фрэнсис на мгновение недоверчиво на него покосился, положил трубку и похлопал по плечу.
- Сказано в духе Полдарков. Мы всегда были семейкой не из приятных. Давай проклинать друг друга и ругаться, но всё любя. А потом надеремся вместе. Ты да я, и к черту кредиторов!
Росс поднял пустую кружку и выразительно посмотрел на донышко. Добрая душа Фрэнсиса в ответ на этот вопросительный взгляд разразилась смехом. Разочарование, с какой стороны оно бы не подкралось, ожесточило Фрэнсиса; но не коснулось глубинной сущности человека, которого Росс знал и любил.
В это мгновение вошел Бартл с двумя канделябрами в руках. Желтые огоньки вспыхнули на сквозняке, и комнату внезапно озарил свет. Прялка Элизабет стояла в углу, поблескивая катушками. Рядом с диваном валялась на спине полотняная кукла; соломенная набивка торчала из ее живота. На стуле стояла плетенная корзина с вышивкой и рамка с наполовину законченной работой. Сияние свечей согревало и создавало дружескую атмосферу; задернутые шторы добавляли чувство уюта и безмолвного благоденствия.
В комнате повсюду ощущалось женское присутствие, и несколько минут разговор шел на исключительно мужские темы, объединив обоих благодаря узам широкого, глубокого и более терпимого понимания. Их сплотили свобода и взаимопонимание, присущие их полу, кровные узы и память о былой дружбе.
В эту минуту Россу показалось, что половина волнений Элизабет вытекает из вечного женского страха перед чувством незащищенности. Да, Фрэнсис пил. Фрэнсис ставил и проигрывал. Фрэнсиса видели с другой женщиной. Нелицеприятная история. Но и не редкая. Однако от Росса ускользало, что для Элизабет в этой истории крылась частичка трагедии. Но было неразумно терять чувство здравого смысла. Другие мужчины тоже пили и играли. Долги были в моде. Другие мужчины часто восхищались красотой, не принадлежащей им по праву брака, и обделяли вниманием красоту, им принадлежащую. Из этого не следовало, что Фрэнсис катится прямиком в преисподнюю.
В любом случае это было Рождество - день, в который принято собираться всей семьей, а не сеять новые раздоры.
Не следовало заходить дальше. Оставь всё как есть. Росс подумал о Демельзе наверху, надевающей лучшее платье, полной юности и счастья. Он надеялся, что она не переусердствует. К счастью, за устройством праздника следит Верити. Мысль о Демельзе согрела и осветила его, точно также, как внесенные канделябры осветили комнату.
К черту чужие заботы. Рождество - не подходящее для них время. В январе можно к ним вернуться, если они по-прежнему будут приносить муки и беспокойство.
Глава девятая
Обед начался в пять и продолжался до семи сорока. Праздничный пир был под стать своей эпохе, дому и времени года. Начали с горохового супа, за ним последовали: жаренный лебедь под сладким соусом, потроха, бараний бифштекс, пирог с куропатками и четыре бекаса. На десерт подавали сливовый пудинг с коньячным соусом, сладкие пироги, заварной крем и печенье. Запивалось всё кларетом, портвейном, мадерой и домашним элем.
Росс чувствовал, что недоставало одной детали - Чарльза. Его непомерного брюха, отрыжек к месту и не к месту, грубоватого добродушного юмора. Сейчас оставшаяся от этого здоровяка оболочка и заурядная, но не лишенная добродетели душа тлеют, воссоединяясь с землей, которая давала им жизнь и пропитание. Добродушная и комичная натура Чарльза вскоре будет питать заросли сорняков, бурно разросшиеся в церковном дворе. Но в доме, вдали от которого за все свои шестьдесят шесть лет он провел лишь несколько ночей, по-прежнему оставался незримый след его присутствия, более ощутимый для Росса, нежели присутствие портретов сорока шести предков.
Росс скорее испытывал не сожаление, а чувство неловкости от того, что Чарльза не было рядом.
Для столь маленького общества столовая была слишком мрачной и холодной. Поэтому они устроились в зимней гостиной, которая располагалась в западном крыле, неподалеку от кухни, и до потолка была обшита панелями. Подходящая сцена для появления Демельзы.
Верити зашла в большую гостиную и объявила, что обед подан. Здесь же находилась и Элизабет, и они вчетвером вышли из комнаты, весело переговариваясь друг с другом. Вскоре после этого спустилась Демельза.
Она надела платье, заказанное Верити, из бледно-сиреневого шелка с рукавами до локтей, с кринолином и слегка приподнятое спереди, являя взору цветастый яблочно-зеленый корсаж и нижнюю юбку.
Чего Росс не мог в ней понять, так это её поведения и манер. Естественно, она была довольна собой, ведь еще никогда не выглядела прелестней. Этим вечером своей причудливой красотой она даже соперничала с Элизабет, которая в подобного рода сравнениях чертами и цветом лица превосходила любую женщину. Несколько невольных сравнений раскрыли яркие стороны привлекательности Демельзы: красивые темные глаза, аккуратно причесанные и подвязанные волосы, бледно-оливковую кожу с теплым свечением. Верити откровенно ею гордилась.