Сталин: арктический щит - Юрий Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже 14 сентября Политбюро обязало Архангельский обком незамедлительно выделить тысячу рабочих на три месяца для завершения в ускоренном темпе строительства береговых батарей на острове Моржовец — в горле Белого моря, и у поселка Понойна, на западном побережье Кольского полуострова7. Они должны были завершить создание надежного артиллерийского прикрытия входа в Белое море и в случае начала войны не допускать подхода вражеских кораблей к Молотовскому. Точнее, к заводу № 402 и Архангельску. А пятью днями позже последовало еще одно решение Политбюро, призванное хоть в какой-то мере компенсировать все еще сохранившуюся слабость Северного флота, его безусловную неспособность оказать серьезное сопротивление вероятному противнику. Срочно мобилизовали и вооружили восемь траулеров Наркомата рыбной промышленности, два буксира, принадлежавших Наркомату лесной промышленности, и пароход «Профсоюз» Наркомата морского флота, приписанные к Мурманску и Архангельску8.
Столь предельно простые меры дополнили еще и такими, которые свидетельствовали о фактическом введении на Севере СССР военного положения. Первой из них стало решение Политбюро от 17 сентября, двумя днями позже нотифицированное Наркоминделом «Об объявлении запретной зоны для плавания иностранных судов в горле Белого моря». Подготовленное в Наркомате Военно-морского флота, оно не только установило новую морскую границу, проходящую по линии от точки 68°34′ северной широты и 43°26′ восточной долготы, то есть от пункта, расположенного севернее поселка Гремиха на побережье Кольского полуострова, до мыса Канин Нос. Помимо того, в соответствии с тем же решением надлежало немедленно погасить маячные огни Тархановский, Сальницкий, Лудоватый, Конушинский в устьях рек Торно и Кия. Все это в условиях значительно сократившегося светового дня делало самостоятельный проход судов к горлу Белого моря невозможным9.
25 октября 1939 года последовало еще одно решение СНК СССР — «О режиме в Кольском заливе»:
«1. Признать нетерпимым нынешнее положение в Кольском заливе и в Мурманском порту, когда любое иностранное военное судно, замаскированное под гражданский пароход, может беспрепятственно пробраться в Мурманск или к нашим военно-морским базам в Кольском заливе.
2. Закрыть проход в Кольский залив для всех иностранных граждан и тем более военных судов.
3. Возложить ответственность за исполнение пункта второго настоящего постановления на командование Северного военно-морского флота, которому подчинить в оперативном отношении морскую охрану НКВД в районе Кольского залива.
4. Военному совету Северного военно-морского флота незамедлительно установить соответствующий режим в районе Кольского залива и Мурманского порта с тем, чтобы этому режиму беспрекословно подчинялись все советские суда в указанных районах, для чего разрешить Наркомату Военно-морского флота принять необходимое количество наших гражданских судов в указанных районах по указанию тов. Молотова»10.
Последние слова постановления — о пропуске судов по указанию В.М. Молотова скрывали действия, которые предстояло провести с санкции Политбюро.
По его решению от 18 сентября ожидавшиеся вскоре немецкие танкеры, опасаясь нападения британских кораблей, должны были слить свою нефть в Мурманском порту, а советская сторона то же количество топлива направить в Германию по железной дороге11.
Первые три пункта и большая часть четвертого, туманные по смыслу и вместе с тем необычно жесткие, категоричные, потребовались в связи с беспрецедентными событиями, произошедшими за два дня до того, вскоре приведшими к шумному международному скандалу.
23 октября 1939 года к причалу Мурманского порта внезапно, не замеченные ранее пограничниками, без надлежащего предварительного оповещения и вызова лоцмана подошли два иностранных судна. Немецкое, лайнер «Бремен», водоизмещением 52 тысячи тонн — третий в мире после французской «Нормандии» и британской «Куин Мери». Прежде ходивший по линии Гамбург — Америка, вышедший из Нью-Йорка 2 сентября и несколько недель уклонявшийся в водах Северной Атлантики от встречи со стремившимися его захватить кораблями британских ВМС. И американское — сухогруз «Сити оф Флинт», захваченное 9 октября «карманным» линкором «Дойчланд», а затем насильно приведенное «Бременом» в Мурманск как «военный приз».
Появление в советском порту лайнера одной из воюющих стран, да еще и с захваченным им торговым судном нейтральных Соединенных Штатов, поставило Кремль в сложное положение. Скрыть происшедшее до выхода из весьма сомнительной ситуации оказалось невозможным — радист «Сити оф Флинт» оповестил мир и о захвате, и о приводе в Мурманск. Но и признать вопиющее разгильдяйство пограничников, ротозейство военных моряков Полярного советское руководство не торопилось. Немецкая команда не только нарушила международное морское право, захватив судно под нейтральным флагом, на борту которого не имелось ни боеприпасов, ни оружия, ни солдат какой-либо воюющей стороны — словом, военной контрабанды, — и сделала, к тому же в весьма грубой форме, СССР своим невольным соучастником.
И все же Кремлю пришлось пойти на огласку инцидента. 24 октября ТАСС распространило сообщение, в котором полностью умолчало о заходе в Мурманск «Бремена» (он к тому моменту был интернирован), а информировал лишь о втором судне. Правда, в несколько своеобразной форме: «Вечером 23 октября в Кольский залив прибыл грузовой пароход под немецким флагом, без советского лоцмана. В результате досмотра оказалось, что это американский пароход «Сити оф Флинт» водоизмещением 5 тысяч тонн, с направлением из Нью-Йорка в Манчестер (так в сообщении. — Прим. авт.), причем пароход оказался задержанным командой немецкого крейсера числом 18 человек, которые и привели пароход в Кольский залив. Немецкая команда считает груз контрабандой (тракторы, зерно, фрукты, кожа, воск и др., всего 3700 тонн). Морские власти Мурманского порта временно задержали пароход и интернировали немецкую команду»12.
Смысл и тон сообщения ТАСС подтверждал, что в тот день Кремль намеревался наглядно продемонстрировать миру не только свою твердую и безусловную приверженность объявленной им политики нейтралитета, но и сочувствие американской команде «Сити оф Флинт». Однако уже 25 октября последовал демарш посла Германии в СССР Шуленбурга. Он передал Молотову записку, в которой содержались не извинения, а лишь интерес «решением советского правительства в связи с задержанием американского парохода, доставленного в Мурманск под конвоем немецкого парохода».
Молотову пришлось объяснять: «Этот вопрос выясняется. Советское правительство было вынуждено интернировать команду немецкого парохода, так как считает себя нейтральным. Между гаванями воюющей стороны и нейтральной все же есть разница, которую должны понимать германские моряки. Их действия в данном случае неправильны. Мы не намерены принимать особых мер против этих моряков, но формальности должны соблюсти…»
Продолжая беседу, Шуленбург заметил, что «он понимает затруднительное положение СССР по отношению к Германии и США, но по решению Гаагской конференции 1907 года (статья 21) суда имеют право захода в чужие гавани в военное время лишь в случае аварии, нехватки горючего, продовольствия или сдачи пленных. Нам же неясна позиция СССР, ратифицировал ли он это Гаагское соглашение. Если советское правительство этого соглашения не признает, то претензии США могут быть отклонены Союзом ССР как суверенным государством».
После такого хотя и мягкого, но все же настойчивого давления главе советского правительства пришлось пойти на уступку. «Имеются предварительные сведения, — заметил он, — согласно которым указанное соглашение, в том числе статья 21 и другие, никем не ратифицировано». Разъяснил далее, что «свою позицию в этом вопросе советское правительство сформулирует в ближайшее время. Формальности мы вынуждены соблюсти, чтобы избежать неприятности, в чем, я думаю, заинтересована и Германия»13.
Действительно, уже в тот же день Кремль отказался от занятой накануне позиции. Немецких моряков, находившихся на борту «Сити оф Флинт», освободили, выдвинув для того предлог, подсказанный Шуленбургом. Они, мол, привели американское судно в Кольский залив всего лишь «для ремонта машин». А потому портовые власти обязали их «незамедлительно покинуть Мурманск». «Сити оф Флинт» ушел из советских вод вечером 28 октября и вскоре вернулся в США14.
«Бремен» покинул Кольский залив и вышел в Баренцево море, взяв курс на северо-запад, только 6 декабря. Тогда, когда полярная ночь обеспечила ему защиту от британских кораблей.
Столь же непоследовательное поведение руководства СССР объяснялось не столько готовностью слепо следовать в фарватере политики Берлина, сколько откровенным нежеланием выполнять более опасные по своим последствиям и слишком уж настойчивые пожелания германской стороны.