Территория нелюбви - Алиса Перова

глупо и смешно… ведь я уже взрослая. Но мне плевать, что о нас могли подумать посторонние люди, мне нет до них дела. Зато одна продавщица сказала папе, что я на него очень похожа.

Естественно! А на кого ж ещё мне быть похожей?!

Телефон пиликнул, извещая о входящем сообщении. Ух, сколько их тут! — работа, Алекс, работа, Стешка… Я соскучилась по младшенькой. Сейчас я почувствовала это особенно остро. От Вадьки целых три сообщения! Честно говоря, не ожидала, что он так обрадуется нашему родству. И теперь, когда он узнал, что для меня это больше не секрет, Вадька буквально засыпал меня сообщениями — и подколы, и сентиментальные воспоминания, и сумасбродные планы… А ещё неуклюжие и трогательные попытки разузнать про Алекс.

Здорово, что у меня есть брат. Сейчас мне кажется, что оболтус Вадька всегда им был. Но этот шквал писем вызывает у меня нервную чесотку, и я радуюсь, что в далёкой Санта-Барбаре уже поздний вечер.

Иди-ка ты спать, братишка!

Самое короткое сообщение я читаю последним — «Доброе утро, Гейша!»

Удивительно и странно, что он продолжает приветствовать меня каждое утро и желать спокойной ночи каждый вечер… Ведь я уже так давно игнорирую его послания…

Да, Кирилл Андреевич, сегодня у меня действительно очень доброе утро… Возможно, поэтому мне так хочется Вам ответить…

18.2

Ленивые вареники с клюквенным джемом теперь моё самое любимое блюдо.

— М-м, как же вкусно! — мычу, зажмурившись от удовольствия. — Спаси-ибо!

Люся, милая улыбчивая женщина неопределённого возраста, ставит передо мной большую чашку с ароматным чаем и тарелку с каким-то ягодным чудом, свёрнутым в рулет. Нет, каждый день так завтракать нельзя, я ж потом становлюсь неповоротливой, как тюлень! А отказаться от такой вкуснятины мне не хватает воли. Вчера у Люси был выходной, и сегодня она расстаралась так, будто мы неделю без неё голодали. Интересно, а она уже знает о нашем счастливом воссоединении семьи? Кто я в её глазах?

— Кушай, Аюшка, приятного аппетита, — она ласково воркует и, не удержавшись, гладит меня по волосам.

По коже пробегает неприятный озноб, но я терплю, потому что не хочу обидеть хорошую и добрую женщину. Перевожу взгляд на экран мобильника. Я так и не придумала ответ для моего героя, заблудившегося на краю света. Мне хочется быть оригинальной, но в голову сегодня лезут сплошные глупости.

«Доброе утро, Гейша!» — перечитываю уже в сто первый раз и разглядываю свои короткие бесцветные ногти.

Да уж, гейша из меня так себе… Впрочем, это ведь не отменяет моего доброго утра.

Я фотографирую ягодный рулет на красивой тарелке, захватив в кадр и чашку с чаем, и отправляю фото в Австралию, сопроводив нехитрым комментарием: «Моё доброе утро!» А будь у меня красивый маникюр, я взяла бы чашку в руку, и фотография казалась бы живее. У моей Алекс уже давно чешутся руки добавить мне лоска… Так может, пора мне самой об этом задуматься?

Папин голос я слышу издали. Кажется, он чем-то недоволен… или кем-то. А уже через несколько секунд появляется в поле зрения — в строгом костюме, со строгим лицом и с прижатым к уху телефоном. «Значит, отработай!» — рычит он какому-то олуху и, спрятав мобильник в карман, обводит кухню тяжёлым немигающим взглядом.

— Люся, где мой кофе? — рявкает на той же рычащей ноте.

Во как!

Я втягиваю носом воздух… Пахнет грозой. И сейчас передо мной вовсе не тот озорной симпатяга со смеющимися глазами и обаятельной улыбкой, что вчера подмигивал всем продавщицам и шутил, как подорванный. Сегодня это жёсткий и властный господин Рябинин. У-ух! Кто не спрятался — ходите под себя!

Люся, мгновенно растеряв расслабленное благодушие, ломанулась к кофемашине, а взгляд хозяина дома остановился на мне. Секунда, другая… и я отмечаю в карих глазах потепление. Мне же хватило мгновения, чтобы сощуриться и изобразить защитную ухмылку.

— С добрым утром, пап! — салютую ему чашкой. — Как спалось?

Ответом мне служит звон разбитой посуды и Люсин сокрушённый «Ах!» Похоже, мой новый статус огорошил домработницу, а любимая папочкина чашка и вовсе не пережила эту новость. Кофейные брызги ржавыми кляксами украсили белый пол и самую малость не долетели до идеально отутюженных брюк сурового господина Рябинина.

— С добрым, — недобро и тихо пробасил он.

— Посуда бьётся к счастью! — широко улыбаясь, я отвлекаю его от испуганной женщины.

Чего она так переполошилась? Я вдруг припомнила, как однажды бабка Валя пиночила меня за разбитую кружку… Может, мой добрый папочка Люсю тоже поколачивает за криворукость?

— Павел Ильич, простите, ради бога! — взмолилась она, шустро орудуя тряпкой по полу.

— Ерунда, — папа машет рукой на беспорядок. — Раз уж моя дочь говорит, что это к счастью, можешь расколотить ещё парочку.

И хрен поймёшь его — шутит или злится. Но продолжает говорить ровным тоном:

— Кстати, Людмила, полагаю, тебе следует знать, что Айя — моя дочь.

— Дочь… — вторит женщина робким приглушённым эхом и улыбается, застыв в нелепой позе.

Господин Рябинин кивает и смотрит на свои наручные часы гораздо дольше, чем требуется для того, чтобы выяснить, который час.

— Возможно… — бормочет себе под нос, — скоро у нас будут гости.

— Гости? — удивлённо переспрашивает Люся, а я подозреваю, что гостей этот дом принимает нечасто.

— Да, — хмуро кивает мой озадаченный папа, — но чаю им можешь не предлагать.

И я понимаю, что гостям в этом доме не рады.

— Оставь нас, Людмила, — командует папа, — мы сами здесь справимся.

Люсю мгновенно сдуло, и мы действительно справились… Папа — со своим настроением, а я — с новой порцией кофе для него.

18.3

Мой вчерашний обаятельный папа, наконец-то, вытеснил злого волка и теперь с энтузиазмом рассказывает, как в ближайшие дни мой новый дом оснастят системой видеонаблюдения, завезут декоративный камень для украшения фасада, займутся террасой… Всё это, бесспорно, круто! Ведь чтобы справиться собственными силами и средствами, мне потребовалось бы