Собрание сочинений в трех томах. Том 1. Волшебный берег: Повести и рассказы - Любовь Воронкова

Аниска стала ей подтягивать. Но голос у неё был неверный, и песня не получалась, только получалось очень смешно — кто в лес, кто по дрова.

Посмеявшись, они снова запели. И снова рассмеялись.

— Ой, падаю! — вдруг закричала Аниска. И свалилась в мягкую рябиновую листву.

Хохот поднялся ещё громче. Аниска думала, что сейчас умрёт от смеха, и она никак не могла встать и вылезти из рябиновых веток.

А Светлана наверху смеялась, повизгивала и сквозь смех кричала:

— Ой, и я сейчас! Ой, и я сейчас!..

В разгар этого веселья неожиданно явился белобрысый Прошка. Он подошёл и сказал басом:

— Светлана! Эй!

— Что тебе ещё? — крикнула Светлана.

— Иди. Бабушка домой велела.

— Ну вот ещё! Зачем такое?

Аниска выбралась из листвы и помогла Светлане слезть с ветки.

— Сейчас сбегаем и опять придём, ладно? — сказала Светлана. — Ты, пожалуйста, не уходи домой, ты со мной!..

Девочки побежали. Ещё издали Аниска увидела во дворе у Тумановых какую-то женщину в белой кофточке. Она приостановилась и неизвестно почему встревожилась.

— А у вас кто-то…

— Где?

— А вон… У калитки с бабушкой стоят…

Светлана пригляделась. И вдруг взвизгнула, бросила Анискину руку и припустилась к дому.

— Мама! Мамочка приехала!

Аниска не знала, что же ей делать теперь? Бежать за Светланой? А Светлана уже и забыла про неё. Она повисла на шее у своей мамы, целовала её, что-то быстро рассказывала…

Потом все пошли в избу — бабушка, мама, Светлана… Но тут Светлана вспомнила про Аниску.

— Что же ты стоишь? Иди сюда! Сейчас вещи собирать будем — я уезжаю!

Аниска медленно подошла к Светлане, у неё ноги почему-то стали очень тяжёлыми.

— Да не бойся, иди! — нетерпеливо кричала Светлана. — Я уж маме рассказала, что ты мне ронжу принесла! А знаешь, она мне новую игру купила!..

Быстрые Светланины слова кружились где-то возле уха, как летняя мошкара. А в сознании осталось только одно:

«Уезжает»…

Аниска вошла вслед за Светланой в избу. Бабушка Туманова торопливо собирала на стол. Светланина мама — вся какая-то чистенькая, беленькая, приглаженная — укладывала в чемодан знакомые платья: красное тоненькое, в котором Светлана появилась впервые, розовое в полоску, вышитый фартучек, испачканный малиной…

— Уезжаешь…

— Ну да! Уезжаю! Ведь первое сентября скоро! А у мамы сегодня выходной — вот она за мной и приехала. Сейчас лошадь запрягут — мама наняла в колхозе лошадь! И папа пишет из командировки, что скоро домой приедет. А потом, у нас комнату в Москве новыми обоями оклеили… Сейчас пообедаем и поедем!

Аниска неподвижными глазами смотрела на Светлану и ничего не говорила. Светлана даже обиделась немножко.

— А тебе даже всё равно, что я уезжаю!

Но, взглянув на Аниску, примолкла, словно поняла, что большое горе слов не имеет.

Светлане стало неприятно. Анискина тоска мешала её радостному настроению. И она с нетерпением обратилась к матери:

— Мама, ну когда же мы поедем?!

— Всё готово, — ответила мама, — пообедаем и поедем.

Мама закрыла чемодан, вымыла свои белые руки.

— Девочки, за стол! Живо-живо!

Аниску рядом со Светланой усадили за стол. Мама привезла из Москвы колбасы — поджаренная с яйцами, она пахла остро и горячо. Аниска молча съела кусочек, но не почувствовала вкуса.

Светланина бабушка внимательно поглядела на Аниску.

— Ты что это уж очень загоревала-то? Полно, полно. Стоит того!

Аниска не отвечала, но глаза её налились слезами.

— Да и не стоит, — продолжала бабушка, — наша-то барышня про тебя тотчас забудет. Только за порог!

— Нет, — глухо, но твёрдо возразила Аниска и вскинула на Светлану блестящие от слёз глаза.

Она ждала, она требовала, чтобы Светлана немедленно вмешалась и сказала бы, что это не так, что это бабушка так думает, а Светлана никогда не забудет Аниску, что ей никак нельзя забыть Аниску.

Но Светлана, увидев этот взгляд, чуть-чуть сморщила свой защипнутый носик и нетерпеливо заболтала ногой.

— Ну, что вы всё… Забудет — не забудет!

— Не болтай ногами, — сказала мама, — ешь. — А потом повернулась к Аниске, положила ей на голову свою белую тёплую руку и заглянула в лицо. — Ты что так расстроилась, девочка? Ведь и горя-то никакого нет. На будущий год Светлана опять приедет. Ну, давай-ка улыбнёмся!

Но Аниска не могла улыбнуться. Она хмурилась и сжимала губы, стараясь удержаться и не заплакать.

— И ты не сердись на Светлану, — продолжала Светланина мама, — ведь она городская. Ведь там её дом. А здесь она чужая всё-таки. И не обижайся, ладно? Ведь каждому домой хочется!.. И тебе хотелось бы, ведь правда?

Тут за окном послышались голоса девчонок. Светлана живо выскочила из-за стола и подбежала к окну.

— Ой как хорошо! — весело закричала она. — Девочки меня проводить пришли!

Аниска молча сползла с лавки и пошла из избы.

Вскоре вышли на улицу и Светлана, и её мама, и бабушка. Ребятишки уже глазели у ворот, шныряли возле лошади — интересно же посмотреть, какая у Светланы мать, и какой у них чемодан, и как они будут прощаться…

Катя, Верка и Танюшка окружили Светлану. Светлана обнимала их по очереди. Она очень любила их всех в эту минуту.

— До свиданья, до свиданья! — повторяла она, и в голубеньких глазках её бегали слезинки. — Я всё время буду вас вспоминать.

А когда чемодан уже поставили в телегу, она вдруг оглянулась:

— А где же Аниса?

Катя молча отвела глаза и стала глядеть куда-то в сторону. Она всегда так делала, когда должна была сказать что-то неприятное человеку и не хотела сказать. Но зато Верка и Танюшка тотчас всё объяснили.

— Она от вас как вышла, так и ушла, — торопилась Танюшка, — прямо будто её выгнали!

— А мы кричим, куда же ты? А провожать-то? — перебила Верка. — А она…

— А она губы зажала, и ничего!

Светлана обиженно обернулась к бабушке:

— Вот видишь, бабушка! А ты всё на меня. — И сердито добавила, влезая в тележку: — Я тебе говорила, что она чудная!

Бабушка покачала головой и ничего не ответила. Зато мама нахмурилась.

— А мне вот кажется, что это ты у меня чудная, — резко сказала она, — ничего не понимаешь! Слепая и глухая, вот ты какая у меня. И это очень грустно.

Ребятишки проводили подводу до околицы и вернулись. Верка и Танюшка пошли дальше до той канавки, которая отграничивает их поля от полей соседнего колхоза. Там лошадь прибавила шагу. Светлана в последний раз махнула рукой, и встопорщенные придорожные ёлочки заслонили от неё Зелёные Горки.

Светлана вытащила платочек и заплакала.

— Ах, вот как, — сказала мама, — а я уж подумала, что ты у меня совсем равнодушный человек!

Светлана отняла платочек от лица.

— Но, мама! — В голосе её слышалась обида. — У тебя всё время я в чём-то виновата. И всё из-за Аниски.

— А разве ты не видела, как эта девочка тебя любила!

Светлана пожала узенькими плечиками:

— А всё-таки почему я виновата? Я ведь не просила её меня так любить!

Мама ничего не ответила. Она не знала, что ответить на это своей рассудительной дочке.

Светлане скоро надоело молчать.

— Мама, а Шура Селиверстова приехала?

— Приехала. Приходила, спрашивала про тебя.

— А Лена из двадцатой квартиры?

— Не знаю. Но сегодня или завтра должна приехать — ведь через два дня в школу!..

— Мамочка, а платье-то как же, коричневое? Не готово ещё?

— Ну, как не готово! Уже и воротничок пришит!

— Ой, мамуля!

Светлана бросилась целовать маму и чуть не свалилась с телеги.

Лошадка бежала дробной весёлой рысью. Тихие, примолкшие леса отходили назад, отступали всё дальше от шоссейной дороги. Новые посёлки возникали на пути, огороды, поля… Вот вдали показались круглые, как макароны, трубы стекольного завода… А за этим заводом уже будет и станция видна, а там — поезд, Москва, подруги, школа!..

А Зелёные Горки остались где-то далеко-далеко. Может, они просто во сне приснились.

Аниска стояла на высоком бугорке в густом ельнике и смотрела на дорогу. Она видела, как девочки провожали Светлану. Видела, как Светлана помахала им рукой. И ещё долго видела удалявшуюся подводу.

А потом спустилась с бугорка и медленно пошла домой. Она шла через поля, сжатые, убранные, по-осеннему пустые. Заблестел сквозь вётлы полевой прудок. Летом среди ржи его совсем не было видно, а сейчас он как будто налит на блюдечко. И может, оттого, что было пусто кругом, что не шумели колосья, не пели жаворонки — этот прудок показался Аниске притихшим и запечаленным.

Аниске не хотелось идти в деревню. Она встала у пруда и прислонилась к ветле. Что-то случилось с её сердцем, что-то как будто сломалось в нём. Светлана уехала — вот ещё следы колёс видны на дороге… За что было Аниске так любить её? Но так уж устроен человек — любит и сам не знает за что. И даже когда поймёт, что напрасно, то и тогда всё ещё любит, хотя и не ждёт ничего.