Путь - Татьяна Алхимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пара секунд и я снова стою посреди палатки, в руке у меня синий цветок. Вижу застывший и удивленный взгляд Франца, слышу возглас Линкока:
– Рей! Ты перемещался? Из штаба?
– Кому цветок? – Гальер тоже оказывается здесь.
– Да, я перемещался, – я не знал, что ответить им всем и продолжал стоять как дурак и вертеть в руках цветок.
– Куда, если не секрет? И по какому такому важному делу? – Гальер не оставлял меня в покое.
– Красивый цветок, – Франц подошёл ко мне и забрал цветок из рук.
– Я просто отдыхал. Этот шум. Он надоел мне, – я пытался что-то придумать, но из головы никак не шёл образ той маленькой девочки и я плохо представлял себе, что можно ответить на все эти вопросы. Один Линкок не спрашивает ничего больше, только смотрит на меня внимательно и ловит мой взгляд. Я понял, что не смогу ему солгать и старался не смотреть в глаза.
– Смотри, все эти перемещения и другие миры могут быть опасны. Когда-нибудь ты найдешь такой мир, из которого не захочешь вернуться и тогда… – Гальер многозначительно постучал карандашом об стол и не стал заканчивать фразу.
– Я знаю. Но пока такой мир не нашёлся, – мне наконец-то удалось взять себя в руки. – Давайте обсудим стратегию на ближайшие пару дней, времени не так много осталось.
Этим вечером все снова пошли ко мне домой на ужин. И в этот раз я был совершенно не рад. Мне хотелось побыть одному и подумать обо всём, что я увидел сегодня. В любой момент каким-то неосторожным словом или даже взглядом я могу выдать себя. Линкок никогда не должен узнать о дочери Анны. Для него это будет страшным ударом. Никто не должен ничего узнать. Иначе конец всему и в первую очередь мне.
– Рей, с тобой последнее время что-то происходит. Мы все это заметили, – Линкок начал беседу с вопросов в лоб, не дал мне прийти в себя.
– Да говорю же вам, я просто устал. Сколько лет мы воюем. Каждый день одно и то же. Иногда невыносимо находиться на поле боя. Пожалуй, я становлюсь слишком стар для таких вещей как битвы.
– Но ты же понимаешь, что других вариантов нет? Посмотри хотя бы на меня, – Гальер по-хозяйски уселся на диване и курил. – Сколько мне лет, а меня всё не отпускают со службы. И конца не видно всему этому. Хоть бери и вешайся.
– Ну, так и вешайся, в самом деле, – Линкок смеялся над Гальером зло, они всегда не сходились во мнениях.
– Для человека, прошедшего через тысячи битв, повеситься – это позор. Я должен погибнуть с пользой, на поле боя. От руки наших врагов! Да что с вами говорить, вы ещё слишком молодые. И вся ваша усталость – только показуха. Рею просто нравится путешествовать по разным мирам. Да кто знает, чем он там занят. Может быть, встречается с разными дамами и прекрасно проводит время в их компании.
– Рей не может такого себе позволить! Я уверен, что он просто отдыхает в тишине, где-нибудь у реки, – Франц принялся горячо меня защищать. – Зачем вы говорите такие отвратительные вещи! Рей и женщины. Никому такое не позволено!
– Ты слишком молод и неопытен. Не думай, что если что-то не позволено простым солдатам, то не позволено никому, – Гальера несло в не самые безопасные темы. Если нас сейчас слушает моя служанка, то нам всем может грозить опасность.
– Давайте не будем обсуждать острые темы, особенно если в наших руках нет фактов. Пойдемте лучше ужинать! – я встал и прошёл к двери в столовую. – Еда уже на столе и нам стоит обсудить завтрашние действия. Другие миры оставим на потом.
12.
После встречи с этим ребенком моя жизнь превратилась в пытку. Каждый день я заставлял себя вставать с постели и выходить на улицу. Мне стали не интересны сражения, я не приносил домой трофеев. Споры с друзьями не доставляли удовольствия. Мне хотелось вернуться и ещё раз посмотреть на неё, увидеть, как она растет. Но перемещаться днём было опасно. У меня не было уверенности в том, что служанка не слышала наш разговор. Поэтому я выжидал. Я настолько привык прятать свои настоящие чувства и эмоции под маской спокойствия и хладнокровия, что никто ничего не замечал. Только Линкок иногда задавал мне неудобные вопросы или смотрел подозрительно. Но я отнекивался.
К перемещениям я стал возвращаться постепенно, вечерами. Вместо того, чтобы ложиться спать, пару раз в неделю я переносился в то самое место, где утопил в реке записи и документы об эксперименте с участием Судьи. За множество лет ландшафт немного изменился, берег размыло, и он превращался в небольшой песчаный обрыв. Поле стало меньше в размерах, а фруктовые сады почти одичали, хотя всё ещё плодоносили. Я сидел на берегу реки и смотрел, как заходит солнце или как сияют звезды. Иногда мок под дождем, иногда просто лежал среди травы и ни о чём не думал. Я будто бы потерял себя. Моя жизнь казалась мне чем-то совершенно бесполезным. Мне непонятно для чего я живу и зачем. Что будет после меня?
Ближе к концу лета, я решился снова попробовать увидеть Анну и её дочь. И мне снова повезло. Девочка с последней нашей встречи сильно подросла и стала ещё более интересной, она сидела в коляске и смотрела по сторонам. Красивый, здоровый ребенок. А вот вид Анны оставлял желать лучшего. Она как-то сильно постарела, лицо её было серым и уставшим. Никаких следов былой радости. Только лишь улыбаясь в ответ своей дочери, она возвращала себе прежние черты. Я не мог понять причин такого преображения, только догадывался – если она до сих пор помнит про Линкока, любит его, значит, печалится из-за того, что этот ребенок не их. А значит мои мысли о том, что Анна счастлива – ложны.
Я запутался ещё больше. Если человек не получает счастья от занятия любимым делом, от любви, от детей, то где найти это чувство? Мне казалось, что теперь я знаю ответы на какие-то вопросы, что с помощью истории Линкока и Анны смогу отыскать самого себя. Но
