Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

Крымский бей вновь дал команду на начало. Влюбленный в меня татарин не стал сразу стрелять, а медленно двинулся к копью, внимательно наблюдая за моими действиями. В моей голове было пусто, лишь на краю безбрежной тишины застыло сожаление, что не все так чувствуют обстановку, как Керим. Но их нужно учить. Этой благородной работой я и занимаюсь. А за учебу нужно платить. Может, у меня сегодня высокая почасовая оплата, но ведь я рискую. А риск оплачивается по отдельному тарифу. Не найдя в своих действиях ни малейшего отступления от высоких моральных принципов, формирующих стержень моей натуры, я, обрадовавшись, окончательно расслабился и начал слушать вечное НИЧТО, которое знает ВСЕ. Тем более что татарин добрел до копья и изготовился к стрельбе. Прошло двадцать семь ударов сердца. Мы стояли, было холодно, захотелось размяться. Когда я неожиданно присел на правую ногу, выставив левую в сторону, самострел непроизвольно приподнялся в моих руках, и татарин сразу стрельнул, но я уже перекатывался в нижней стойке на левую ногу, и стрела, пролетая, только слегка задела мою правую ногу чуть выше колена. Перекатывался недостаточно низко, чуть приподнял корпус, и нога потянулась вверх. Выхватив кинжал, отрезал от рубахи кусок полотна и, надорвав штанину верхних и исподних штанов, чтобы открыть рану, плотно забинтовал поверх штанины. Прошло пятьдесят два удара сердца. Подойдя к копью, мы стали друг против друга, и я посмотрел в его глаза. Он был спокоен — ярость ушла из его глаз, и страха в них не было. Он держал лук в левой руке, я самострел в правой, за пистолетную рукоятку. Повернул указательным пальцем предохранитель и слегка приподнял самострел, так что он практически уперся в крыло лука.

— Сулим, переведи. Скажи бею, он дал хорошую цену за первую стрелу, вторую даю ему в подарок. — И нажал спусковую планку.

Срезень практически перерезал плечо лука, выбив его из руки крымчака. Может, хоть отсутствие лука успокоит неугомонного поединщика. Не глядя ни на кого, развернулся и пошел обратно, перебирая вдруг потяжелевшими от усталости ногами. По дороге подобрал свой мешок с деньгами и доспех. Доспех мне удалось зацепить лишь двумя пальцами, и он волочился по дороге. Рядом с казаками стоял бей Айдар и о чем-то беседовал с атаманом. Не оставляет попыток что-то выведать, хитрая лиса. Он встретил меня провокационным вопросом. Молодец, первым делом нужно вывести собеседника из равновесия. Но мне это тоже известно.

— Молодец, Богдан, но скажи мне, ты воин или торгаш? — Услышал уже мое имя, Штирлиц, когда атаман ляпнул.

— А ты, бей Айдар? Скажи сперва ты. Ты воин или торгаш?

Это было оскорбление и намек на грубые обстоятельства, но не я первый начал.

— Мы скоро увидимся с тобой, казак Богдан!

Одарив меня ненавидящим взглядом, он развернулся и пошел к крымчакам. Этим он окончательно успокоил мою совестливую натуру, и не без сарказма я ответил ему мысленно: «Ты даже не можешь себе представить, бей Айдар, как скоро это случится».

Глава 12

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ

Холодный осенний ветер легко нашел длинную прореху, вырезанную в моей рубахе, и хозяйничал под ней, пытаясь уравнять температуру моего тела с температурой окружающей среды. Проводить эксперимент, выясняя, насколько быстро это у него получится, не было желания, да и области применения полученных знаний не наблюдалось. Было очевидно, что много времени это не займет — механических часов пока не изобрели, — поэтому поспешил одеться: смысла стоять дальше раздетым не нашлось. Освобождая Ивана от своей одежды, которой перед боем нагрузил его, и выслушивая поздравления казаков — частью искренние, частью с существенной примесью зависти, — прислушивался к негромкому разговору между атаманами и Иваном. Обсуждались условия дальнейшего обмена пленными, договоренные Илларом с крымчаками, на предмет подводных камней. Но даже моей дотошной натуре не нашлось поводов к чему-то прицепиться. В два захода, по десять человек полона и восемь казаков на борту, перевозилась основная масса пленных. Казаки должны были получить деньги за пленных и доспехи на плоту и после этого отпустить пленных на берег. Самой интересной была заключительная часть процедуры. За вторым заходом казаки перетаскивали крымчакам маленькую лодку и оставляли. Главный приз, богатый купец, отправлялся в путь в сопровождении четверых казаков, вооруженных только щитами и саблями. Они останавливались в шестидесяти-семидесяти шагах от левого берега, становились на импровизированный якорь в виде здорового камня, обмотанного веревкой, и ждали двух представителей с деньгами и отцепленным канатом, которые приплывали на лодке. Отцепленный канат крепился к нижней, поперечной доске плота. К противоположному краю плота, к лодке, один из казаков подводил купца, угрожая обнаженным кинжалом жизненно важным органам пленника. Получив и переправив напарникам деньги, отпускал купца на лодку. Плот снимался с якоря и перетаскивался лошадьми и оставшимися на берегу казаками на правую сторону, а четверо на плоту имели свободные руки, чтобы защищаться щитами в случае вражеского обстрела.

— А Айдар чего от тебя хотел, когда в сторону отозвал?

— Поспрошал, не слыхал ли я чего про его родственника Фарида, которого казаки на прошлой неделе с левого берега умыкнули и десяток татар побили. Обещал выкуп большой за родича своего, сто золотых монет обещал, и мне двадцать, если помогу откупить.

— А ты что?

— Поспрошал его — де, колы,[20] кто видел, почему черкасского атамана не спрошает? Только то мы все балы промеж себя точили. Знает он, что у нас Фарид: сердцем чует. И еще вам скажу. Сдается мне, что, пока со свету он нас не сживет, не будет ему покоя. Так что есть у нас вражина матерый… О, вспомнили татары про нас. Все молчат, один я говорю.

К нам направлялся Айдар с крымчаком. Быстро взведя самострел, я отступил к остальным казакам, оставляя впереди атаманов и Сулима. Подошедший крымчак начал говорить:

— Батьку, он хочет поговорить с тем молодым казаком, который принял вызов его сына.

— Сулим, скажи им так. Если они посмотрят в сторону реки, то увидят дым, который появился с нашей стороны. Когда догорит огонь, а ему недолго осталось, и плот будет дальше стоять возле берега, казаки начнут по одному резать полон и кидать в реку отрезанные головы. Последнему снимут голову купцу — и уедут. Больше никто из нас ему ничего не скажет, пока мы не сядем обратно на плот. Вот тогда можно будет дальше толковать.

— Он говорит, что ему обидно слышать такие слова, нас никто не держит, мы можем идти на плот.

— За мной, казаки, — коротко распорядился атаман, невежливо поворачиваясь к прибывшим спиной и решительно направляясь в сторону прибрежного леса.

Мы дружно развернулись и устремились вслед за ним. Скорее всего, наши собеседники рассчитывали на другую реакцию, но не стали нас больше задерживать, позволив себе только выругаться, о чем нам тут же доложил Сулим:

— Крымчак говорит, что мы свиньи, батьку, а Айдар клянется Аллахом, что доставит ему наши головы.

— Помолчи пока, Сулим, слушай добре, что еще скажут, — вполголоса буркнул атаман, не замедляя шага.

Но татары, уняв эмоции, тоже заговорили вполголоса.

Никем не останавливаемые, мы вошли в лес и вскоре зашли на плот, где в одиночестве скучал Керим со своим тяжело груженным конем. На берегу стояли два конных татарина, со страхом и злобой поглядывающие на Керима, но никаких препятствий с их стороны не было, и мы решительно взялись за веревки. В этот раз место нашлось всем, только атаманы вполголоса напряженно беседовали о чем-то своем. По прибытии Керим, не отвечая на расспросы, увел своего коня на кручу и скрылся из виду.

Непыйвода, собрав своих казаков, отвел их в сторону и вполголоса обсуждал с ними какой-то вопрос. Иллар, отобрав первый десяток пленных, загнал их на плот и чего-то ожидал, поглядывая на Непыйводу. Мы с Сулимом, отойдя пару шагов, занялись моей ногой. Сулим притащил свой бурдючок с вином, заставил меня раздеться и первым делом промыл рану вином. Затем, посмотрев, как я накладываю швы, хмыкнул и сказал, что он не так шьет, но и так, как я зашил, держать будет, присыпал рану сверху естественными антибиотиками в виде сушеного мха и паутины, забинтовал и разрешил одеваться. Непыйвода вернулся, часть его казаков села на плот и направилась к левому берегу, часть осталась на берегу возле полона. Иллар сразу собрал всех наших казаков, только мне сказал сидеть на месте. Не зная, что и думать, пользуясь свободным временем, зашил свои разорванные исподние и верхние штаны и ожидал, что будет дальше. Атаманы подошли ко мне. Разговор начал Иллар:

— Богдан, просит тебя наше товарищество и товарищество Георгия Непыйводы службу сослужить.

Так, начало интересное…