«Если», 2005 № 01 - Журнал «Если»

Сценой для романа служит альтернативный мир начала XXI века: в нем отсутствует православие, изменены кое-какие исторические реалии, да еще святые люди разных конфессий обрели земное бессмертие. Смысл введения некоторых альтернативных черт не ясен: легко можно было бы обойтись и нашим миром, реальностью-1. Роман не оставляет впечатления яркого художественного текста: действующим лицам не хватает объемности и тепла. Все они холодноваты, все они, кажется, созданы очень рассудочным человеком, который наспех выписал им по поллитре эмоций на нос, поскольку должны ведь у людей быть какие-нибудь эмоции… Однако недостатки книги — обратная сторона ее достоинств. Роман «Люди огня», по сути, представляет собой религиозно-философский трактат, поданный в художественной форме, и читая его, можно получить удовольствие от сильного и независимого ума автора.

Дмитрий Володихин

Антология «Перпендикулярный мир»

Москва: ЭКСМО, 2004. — 576 с. (Серия «Перпендикулярный мир»). 7100 экз.

Общая концепция такова: сборник интеллектуальной фантастики. Налицо преемственность названия (в антологию 1990-го входили настоящие шедевры), а также похвальное, демонстрируемое порядковым номером года на обложке желание издателя продолжать проект.

Большинство текстов ранее публиковалось. По мысли составителя, данные произведения (или фрагменты крупных произведений) «перпендикулярны» массовому «макулатурному» потоку. Их авторы стремятся — каждый по-своему — расширить пространство фантастической литературы. Некоторые для этого возвращаются к традициям «Уральского следопыта», другие осваивают возможности «чернушной» прозы. А заслуженные фантасты пробуют силы в жестком реализме. Наиболее интересны, конечно же, рассказы. Особенно хочется отметить произведения К.Бенедиктова и Н.Красникова. Да и в целом список авторов внушает уважение. Не все творческие эксперименты можно назвать оригинальными, но все они значимы для развития жанра.

Однако я не готов принять в качестве концепции идеологический экспромт В.Березина, помещенный здесь вместо предисловия. Березин интересен как писатель, но зачем он выступает экспертом по фантастике, с историей которой знаком понаслышке? Для него все — впервые. Возможно, В.Березин всерьез полагает, что термин «гетто» применительно к сообществу фантастов первым ввел А.Шмалько. Автор предисловия похож на Рип Ван Викля, который проспал сорок лет и теперь, потрясая бородой, выкрикивает грозные призывы, потерявшие смысл. Особенно интересно было узнать, что отечественная фантастика переживает кризис, который — представьте себе — состоит в том, что фантастика не придерживается общелитературных норм. Смех, аплодисменты. Разумеется, никому не запрещено требовать «общего гамбургского счета с остальной литературой». Нужно только помнить, что традиции фантастики сами по себе интересны и способны составить основу для интеллектуального проекта любой сложности. И что литературное качество в фантастике достижимо лишь на путях самой фантастики.

Сергей Некрасов

Крупный план

Глеб Елисеев

Историк Вселенной

Книга Олафа Стэплдона «Последние и Первые люди» произвела сенсацию, заставив критиков сравнить автора с самым известным английским фантастом всех времен — Гербертом Уэллсом. Да и дальнейшие работы Стэплдона вызывали интерес, хотя и меньший, нежели история двух миллиардов лет эволюции человека — от наших времен до окончательного исчезновения последнего подвида Homo sapiens. А затем работы Стэплдона перешли на положение «полезных ископаемых»: сотни авторов откровенно заимствовали у него темы и сюжеты, тогда как читатели равнодушно проходили мимо переизданий книг английского философа и литератора. И это несмотря на подчеркнутое уважение, которое испытывали к творчеству Стэплдона многие выдающиеся фантасты, от С.Лема до Б.Олдисса. Столь противоречивая реакция на тексты Стэплдона за рубежом привела к тому, что в России его книги выходят под грифом «философия».

Изданные в 1930 году «Последние и Первые люди» поразили читателей как амбициозностью замысла (вообразить историю человечества на два миллиарда лет), так и редкой изобретательностью фантаста. На романе лежал заметный отпечаток травматического опыта первой мировой войны, с последствиями которой Стэплдон был знаком не понаслышке — он отслужил почти четыре года санитаром во Франции и Бельгии, за проявленное мужество был награжден «Военным Крестом». Развитие человечества в «Последних и Первых людях» выглядит не спокойной линией прогресса, как считали мыслители XIX века, а цепью катастроф, подобных той, что пережил Стэплдон и его современники. Каждый из этих катаклизмов отбрасывает людей к почти животному состоянию. Некоторые из катастроф оказываются рукотворными — как, например, окончательное уничтожение нашей разновидности человека (Первых людей), начатое взрывом подземных шахт по выработке энергии в Патагонии. Однако большинство трагических казусов человечеству подкидывает природа, изводя людей эпидемиями и космическими катаклизмами.

«Последние и Первые люди» проникнуты характерными для фантастической литературы 20— 30-х годов XX века ощущениями бескрайности Вселенной и ничтожества человека перед ее мощью и просторами. Но если «черных фантастов» США и Европы (Лавкрафта, Майринка, Эверса) подобное мировосприятие привело к безмерному отчаянию и ужасу, то Стэплдон взирал на будущее более стоически. В его книге история восемнадцати разновидностей человеческих существ, начавшаяся на Земле, а завершившаяся на Нептуне, все же продлилась целых два миллиарда лет настоящей борьбы за существование. Лишь цепная реакция взрывов целых звездных скоплений помешала Восемнадцатым людям передвинуть Землю подальше от готового обратиться в сверхновую Солнца. Но даже перед лицом финальной катастрофы остатки людей попытались распространить в космосе зародыши земной жизни.

В романе «Создатель звезд» масштабы событий еще больше — Стэплдон исследует судьбу всей Вселенной. В романе фантаст отправил обычного англичанина, свое альтер эго, в далекое путешествие по времени и пространству. При чтении поражаешься и силе творческого воображения Стэплдона, и щедрости, с которой он разбрасывал идеи по страницам в общем-то небольшой книги. Симбиоз разумных рас, мыслящие звезды, войны между звездами и планетами, телепатическое единство миров — это лишь некоторые из его идей, позже ставших фундаментом для создания десятков НФ-романов коллег по цеху.

Нечто подобное по масштабности не создал ни один фантаст — история Вселенной от ее зарождения до его гибели через 300 миллиардов лет!

В «Создателе звезд» Стэплдон, со скепсисом относившийся к христианству, конструирует собственную религиозно-философскую доктрину, близкую к индуистским или буддистским религиозным концепциям, а также эволюционистскому учению П.Тейяра де Шардена. Стэплдон утверждает, что рано или поздно все живые существа должны собраться в единый разум, который переживает величайшее озарение, осознавая сущность всей Вселенной — «момент истины». Тогда-то Космический Разум и попытается понять Создателя звезд, творца реальности, «прототипа» всех божеств разумных обитателей Галактики. Правда, и этот решающий эпизод галактической истории Стэплдон описывает с позиций, близких хладнокровию и отрешенности буддизма.

У Стэплдона любят выискивать ошибки и высмеивать его нелепые прогнозы. Сарказм у некоторых критиков вызывает и стиль Стэплдона. Да, английский фантаст и в самом деле был в куда большей степени мыслителем, нежели художником. Однако и в данном случае дело обстоит не столь однозначно — иные образы, походя нарисованные писателем, стоят многих страниц более даровитых авторов. В любом случае мощь воображения этого скептика и мистика, профессора и бывшего водителя грузовика, пацифиста и сотрудника Военного министерства столь велика, что книги его необходимо знать каждому истинному любителю фантастики. Хотя бы для того, чтобы понять, насколько широко открывает границы человеческой фантазии это направление литературы — на миллиарды лет и на триллионы парсеков.

Глеб ЕЛИСЕЕВ

Фантанариум

Тема последнего сетевого конкурса «Грелка» была предложена вашей редакцией. Как я слышал, рассказы-победители конкурса будут опубликованы на страницах «Если». Означает ли это, что ваш журнал наконец-то снимает табу на публикацию произведений, размещенных в Сети? /Мах, по интернету/

Табу остается. Дело ведь не в том, что мы плохо относимся к интернету — просто невозможно просчитать, сколько наших читателей, работающих в нем, успели познакомиться с данным произведением. Для них это потерянные журнальные страницы. Что же касается «Грелки», то конкурс нас заинтересовал, и редакция решила в нем поучаствовать. Однако участие журнала без обещаний публикации выглядит довольно странно. Считайте это частным отступлением от общих правил. Кстати, рассказ победителя и еще три лучших, на наш взгляд, произведения мы опубликуем в следующем номере.