ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК. Сага великих битв - Роберт Говард

Смекнув, в чем дело, я ничего не ответил, и он повел меня в гримуборную, где намазал мне лицо какой-то дрянью и подкрасил брови. По-моему, внешность моя от этого лучше не стала, но Томми сказал, что и хуже, определенно, не будет, потому что хуже некуда. Затем я влез в трусы, шикарнее которых в жизни еще не надевал, и Томми повязал мне вокруг пояса британский флаг. Это меня порядком насмешило: сколько дрался против тех, кто так же точно его повязывал, но никак не предполагал, что придется самому! Я было попросил его повязать лучше флаг Свободной Ирландии, но он сказал, что у них на студии такого нет. Потом он дал мне отличный шелковый халат, и, таким вот образом разнаряженный, я двинулся вперед.

Едва отворив дверь гримерки, я услыхал дикий рев. Осторожно выглянув в павильон, я увидел, что по проходу этак величаво шествует Реджи ван Вир, одетый даже еще шикарнее моего. Две камеры стрекотали вовсю, режиссер прямо-таки надрывался от крика, а на трибунах скакала и вопила толпа статистов — совсем как болельщики на настоящем боксерском матче, когда на ринг выходит фаворит.

Окруженный роем секундантов с помощниками, он пролез под канатами, и Томми сказал, что настала моя очередь. Я и пошел к рингу по противоположному проходу, а следом за мной двинулась толпа еще побольше, чем у него, с ведрами и полотенцами, которых, если надо, хватило б на целую армию. Удивительно, как тяжко этим киношникам приходится, чтобы все получалось будто взаправду! Уж не знаю, сколько статистов они собрали, однако мне сразу стало ясно: перед такой уймой публики я в жизни не дрался никогда.

Повинуясь тому, что орал мне режиссер, я прыгнул через канаты. Такая прыть мне тоже показалась удивительной: я-то всегда думал, что в кино бывает множество репетиций, или дублей, или как там еще. А тут рефери вызвал нас на середину, они сняли крупным планом, как мы с Реджи пожимаем друг другу руки, потом камеры перестали трещать, Реджи быстро удалился, а вместо него на ринг поднялся Берт! Он был одет совсем как Реджи, и я снова поразился, до чего же они похожи.

— Вот теперь, — заорал режиссер, — пойдут те кадры, которые должны выглядеть как можно реальнее! Вот почему я вас, ребята, не заставлял репетировать! Деритесь, как всегда, как пожелаете, сколько требуют правила! Мы берем ринг со всех точек, под любым углом, так что не бойтесь выйти из кадра! Этто будет нечто новенькое в кино! Забудьте на время, что вы актеры! Втемяшьте, как следует, в свои непрошибаемые черепушки: вы бойцы, боксеры, как всегда! Чтобы мне все было взаправду! За эти четыре раунда вы должны показать все, на что только способны! А потом, Берт, когда я в пятом раунде крикну, делай шаг назад и бей левой в корпус! Тогда ты, Стив, раскрываешься, а ты, Берт, кр-р-роши правой в челюсть! И посильнее! Нужно, чтобы все было, как на самом деле! Стив, когда его правая угодит тебе в челюсть, ты падаешь!

Тут я как раз подумал, что с самого начала собирался устроить все, как на самом деле!

— Мне тут не нужно нокаутирующих ударов в плечо! Любители бокса, что ходят на матчи и понимают в нем толк, мгновенно все приметят! А именно их и должна привлечь наша картина! Так что, ребята, если будут выбитые зубы или сломанные носы, получите премии! Отлично, давайте по местам, а по звуку гонга бр-р-росайтесь вперед, словно вы лично злы друг на дружку!

Я вполне мог заверить его, что так и есть. Пока режиссер трепался, я из-под полуопущенных век рассматривал Берта. Выглядел он неплохо, а по повадке видно было, что на ринге он — точно у себя дома. Широкие плечи, узкие бедра, мускулы грациозно перекатываются под кожей… Росту в нем было примерно шесть футов один дюйм, а весил он, пожалуй, фунтов сто девяносто восемь, то есть был на дюйм выше и на восемь фунтов тяжелее меня. В общем, смотрелся парень — точь-в-точь те греческие боги, по которым люди с ума сходят. Однако твердая квадратная челюсть и серые стальные глаза ясно говорили: работенка мне предстоит не из легких. Так вот, ударили в гонг, и мы бросились друг на друга. Я хотел предупредить его по-честному и потому сразу, нырнув под его левую, вошел в клинч.

— Забудь, что там лопотал этот режиссер, — прорычал я ему на ухо. — Одного из нас унесут на носилках, и я постараюсь, чтоб это был ты!

— Я же тебя даже не знаю, — буркнул он, высвобождаясь рывком.

— Узнаешь!

С этими словами я дико осклабился и изо всех сил ударил правой под сердце. Он отскочил, закрывшись молниеносным левым хуком в корпус, и вести задушевные беседы нам стало некогда.

Парень он оказался быстрый, да вдобавок посообразительнее меня, однако тоже любил ближний бой. За левым хуком последовал просто-таки сокрушительный правый. Я закрылся, порядочно попал ему под глаз, вошел в клинч и принялся дубасить его правой, пока нас не развел рефери.

Мы обменялись правыми в голову, левыми в корпус, а потом он выдал роскошный апперкот, который начисто снес бы мне голову, попади он только в цель.

Тогда я обеспечил ему дрожь в коленях при помощи правого хука под сердце, а он в ответ нанес прямой правой и одарил меня хорошей ссадиной под левым глазом.

Затем он принялся отступать, как на тренировке, обрабатывая левым мой поврежденный глаз. Мне это сильно не понравилось, и я двинулся через весь ринг за ним и неожиданно нанес перекрестный правой в голову, заставивший его упасть на колени. Впрочем, он вскочил, не выжидая счета, ударил левым прямым все в тот же мой поврежденный глаз и немедленно добавил правым апперкотом в корпус. Мой правый прошел мимо цели, зато левый — попал, а затем я пропустил два правых прямых в лицо ради того, чтобы попасть левым хуком ему в живот. Тогда он вошел в клинч, я высвободился, и дальше вплоть до самого гонга мы гоняли друг друга вдоль канатов.

Статисты уж давно вопили и скакали не за деньги, но от всей души, а режиссер так просто плясал от удовольствия и орал, чтобы мы продолжали в том же духе. Я зарычал, бросил многообещающий взгляд в сторону легконогого моего противника, и он так оскалился в ответ, что я понял: режиссер получит, что ему требуется, сполна.

Со звуком гонга Берт метнулся вперед, словно рысь, и, еще прежде чем я успел собраться с мыслями, нанес мне прямой левый под вздох и два прямых правых в лицо. Я отступил, заслонившись коварным правым хуком под сердце, ударил с той же руки в челюсть, но промахнулся. Очевидно, Берт решил, будто прямой правый — лучшая его карта, вроде козырного туза, так как продолжал пробивать им мою защиту и лупить под мой левый хук. Обозлившись, я внезапно нырнул так, что этот его прямой правый прошел над моим плечом, и нанес хор-роший перекрестный левой в челюсть.

Берт только хрюкнул, а я, прежде чем он сумел обрести равновесие, воткнул правую глубоко в его ребра. Он повис на мне в отчаянном клинче и замотал головой, чтобы в ней хоть малость прояснилось. Рефери развел нас, и Берт, очевидно взбешенный до крайности, нанес мне ошеломительный правый свинг чуть выше уха, отбросивший меня на канаты противоположного конца ринга. Пока я, превозмогая легкое головокружение, отталкивался от них, он бросился следом за мной, словно разъяренный тигр, и уж каким-то прямо пушечным правым апперкотом поднял меня на воздух. Теперь уже я вошел в клинч, и рефери потребовались все его силы, чтобы развести нас.