Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова

— Клади сюда карту! — велела мадам Чактча.

Рене вытащил из кармана смятый кусочек пергамента и положил на середину тарелки.

Некоторое время ничего не происходило, а потом глаза идолов, сделанные из драгоценных камней, вдруг вспыхнули ярким светом.

— Кто ты? — раздался гулкий бас, мгновенно охвативший все пространство зала.

— Рене де Гранси, — дрогнувшим голосом назвался Рене. Наверное, в другом месте и в другое время он бы устыдился этой дрожи, но сейчас он не чувствовал ни малейшего стыда. Пусть тот, кто пожелает назвать его трусом, сам попробует сохранить самообладание в такой ситуации.

— Чего ты хочешь? — продолжил голос.

— Вернуться домой и отомстить своим братьям, — чужим голосом произнес Рене. Да, черт побери, он действительно этого хотел!

— Достойное желание! — одобрил голос. — Что тебе для этого нужно?

— Золото, — сказал Рене, невольно втягивая голову в плечи, как будто ожидая, что ему сейчас дадут по башке за такое желание.

— Бери, сколько сможешь унести, и уходи! — с ноткой разочарования прогудел голос, и глаза у идолов погасли.

«Похоже, ушел», — с некоторым облегчением подумал Рене. Что-то его зацепило, но что, он толком не понял.

— Ну что ж, бери свое золото, — сказала ему мадам Чактча. — Тебе разрешили.

— Столько, сколько смогу унести? — уточнил Рене.

— Столько, сколько каждый из вас сможет унести, — объяснила она. — Но взять можно только один раз. Вернуться сюда вы не сможете.

— А возвращаться мы будем так же, как вошли? В смысле, через нити, насекомых и прочее?

— Нет, — тут она наконец-то улыбнулась, — теперь нет нужды проверять силу вашего намерения! Мы пройдем через те же залы, но они будут пустыми.

— А, ну это меняет дело! — обрадовался Рене, собираясь позвать команду. Надо же, у них получилось!

— Подожди, — остановила его индианка. — Я не советую вам набирать слишком много. Вам предстоит долгий путь через джунгли, а если вы хоть что-нибудь бросите, боги могут обидеться. Ходить несколько раз туда-сюда я вам тоже не советую. Подумай, сколько ты действительно сможешь унести, и прикажи остальным взять столько же.

Рене кивнул, признавая, что это разумно. Вот только сколько конкретно он сможет унести? Два идола, три? Или два идола плюс три тарелки? Или одного идола, пять тарелок и восемь масок? А если взять все это украшениями?

Он долго ходил по залу, прикидывая, сколько и чего можно взять. Его не отвлекали. Пираты вообще про него как будто забыли. С пустыми глазами они передвигались по залу и набивали карманы тем, что подворачивалось под руку. Многие побросали припасы и набивали золотом свои заплечные мешки. Иногда вспыхивали ссоры, когда два пирата начинали делить приглянувшуюся вещь. Но они длились недолго. Золота было столько, что глупо было ссориться из-за него.

Несколько раз Рене порывался посоветоваться с ребятами, чего и сколько лучше взять, но каждый раз представлял, какая разгорится склока, и не решался. Здесь боги, а при них лучше не скандалить. Еще испепелят за неуважение.

В конце концов Рене решил выбрать для каждого из пиратов примерно одинаковые вещи, чтобы никому не было обидно. А с весом они потом разберутся. Если кто-то устанет, то ему помогут более сильные. А то, если ориентироваться на Топора, некоторые, и в первую очередь сам Рене, вообще не дойдут до корабля.

Немного побродив по залу, Рене отобрал сорок две статуэтки примерно одинакового размера и веса, столько же тарелок, столько же масок, а остальное досыпал украшениями. Их и нести удобнее, и продавать проще, да и дороже они, потому что в них драгоценные камни. Будь на то воля Рене, он бы вообще не стал брать ни идолов, ни тарелки. Большие, тяжелые, неудобные, и попробуй продай, а взял бы все украшениями. Но видя, как жадно ребята лапают именно массивные штуки, Рене решил, что его не поймут. Да ладно. Хотят золота — они его получат.

Рене разложил все это по кучкам возле стены, неподалеку от того места, где был алтарь. Ему показалось, что убеждать свою команду лучше будет здесь, а не где-нибудь еще. Затем выложил из своего заплечного мешка все припасы и запасную одежду и сложил туда золото одной из приготовленных куч. Забросил за спину. Вроде ничего. Оттягивает, конечно, сильно, но жить можно. Надо бы еще лямки как-то укрепить или завернуть мешок еще во что-нибудь, чтобы не порвался. Но об этом можно будет подумать, когда они окажутся снаружи. Не удержавшись, Рене походил еще немного, добавляя в кучки драгоценности, потом огромным усилием воли взял себя в руки и остановился. Так можно вообще все перетаскать. Сколько может стоить каждая такая кучка, он даже предположить не мог. Двести тысяч, триста, полмиллиона, если камни окажутся стоящие, а они ведь окажутся… Бог его знает. Рене вздохнул и решительно направился к боцману. Следовало, конечно, обратиться к Марселю, он все-таки первый помощник, но эмоциональный марселец как раз в этот момент из-за чего-то сцепился с Задирой, и они мутузили друг друга в центре зала, катаясь по полу.

— Ван Хольт, — обратился Рене к боцману, стоявшему возле одной из больших статуй. Она изображала какого-то уродливого мужика, но он гладил ее ласково, как женщину, повторяя ладонью все выпуклости и впадины.

Боцман обернулся. Глаза у него были абсолютно пустые.

— Ван Хольт, собирайте команду! — приказал Рене.

Тот кивнул.

— Слушаюсь, господин капитан! — И взгляд у него приобрел некоторую осмысленность. — Одну секунду, господин капитан!

Отнеся необычную вежливость боцмана на счет пережитого потрясения, Рене пошел к приготовленным кучкам. Ему пришло в голову, что то, что он положил в свой мешок, надо выложить обратно, чтобы ребята не думали, будто он выбрал себе самое лучшее. Не успел он закончить, как ван Хольт вернулся.

— Команда готова, господин капитан! — доложил он.

— Тащи их сюда, — отозвался Рене, поднимаясь с колен. — И хватит церемониться, ван Хольт, тебе это не идет!

— Как прикажете, господин капитан! — низко поклонился тот.

Ждать пришлось недолго. Через минуту вся команда собралась вокруг Рене. Кое-кто из ребят поглядывал на него по-собачьи преданными глазами, что вызвало у молодого капитана искреннее отвращение. Ну ничего, он сейчас проверит их преданность на прочность.

— Вот, — сказал он, показывая на кучки приготовленного золота. — Разбирайте, и пошли отсюда!

Они продолжали молча смотреть на него, явно не понимая, чего он от них хочет.

— Резвый, ты чего? — подал наконец голос Топор. — Ты хочешь сказать, что я должен забрать отсюда вот эту горстку? А как же все это? — Он широким жестом обвел зал.