Клан Кеннеди - Лариса Дубова

Но несравненно большее впечатление на журналиста произвели нищета и чувство отчаяния в послевоенной Германии, бледные лица людей, их желтые губы, полусгнившие трупы, которые подчас попадались на окраинных улицах городов и в подворотнях. А в своем дневнике Джон записал о Гитлере: «У него были безграничные амбиции по поводу своей страны, которая стала угрозой для всего мира, но в нем было что-то загадочное и в том, как он жил, и в том, как он умер. В нем было что-то, порождающее легенды». Впрочем, автор дневника тут же обрывал себя, буквально устыдившись своих мыслей, и дописывал, что это отнюдь не означает какой-либо симпатии ни к Гитлеру, ни к нацистской Германии{360}.

Журналистская карьера Джона продолжалась очень недолго, всего четыре месяца, с мая по август 1945 года. Но это были месяцы, насыщенные большими событиями, и он не только значительно углубил свою способность анализировать действительность, проявил умение делать серьезные выводы и прогнозы. Он встретился с такими известными деятелями, как У. Черчилль, К. Эттли, Дж. Форрестол, с советским министром иностранных дел В.М. Молотовым и послом СССР в США А.А. Громыко. 1 августа, после того как по его просьбе Форрестол взял его с собой на встречу с генералом Д. Эйзенхауэром, Джон записал в дневнике: «Понятно, почему он (Эйзенхауэр. — Л. Д., Г. Ч.) является такой выдающейся фигурой. Он прост в обращении, но обладает огромной уверенностью в себе и великолепно владеет ситуацией в Германии»{361}.

Но в то же время журналистская деятельность постепенно начинала надоедать молодому Кеннеди. Джон говорил друзьям, что часто, работая над статьями, испытывает чувство неудовлетворения. Репортажи — это пассивное занятие, считал он. «Вместо того, чтобы делать дело, вы должны писать о тех, кто делает дело. Я же хотел бы иметь немного больший вес»{362}. Значительно больший вес можно было попытаться приобрести, включившись в политику. Кеннеди всё больше испытывал желание быть в числе тех, о ком пишут, а не тех, кто пишет об известных людях.

Вхождение в политическую жизнь

В 1946 году Джон решил непосредственно приступить к политической деятельности, причем немаловажную роль в его решении сыграли настояние отца и память о брате.

В юности Джон не считал себя политиком по призванию, это чувство пришло к нему значительно позже. И став сенатором, он был лишь отчасти и субъективно ретроспективно честен, объясняя свой общественный дебют соображениями, связанными с замыслами и интересами клана: «Я вступил в политику только потому, что погиб Джо, а если что-нибудь произойдет со мной, брат Бобби займет мое место в сенате, а если умрет и Бобби, на свой пост встанет Тедди»{363}.

Поначалу отец не очень высоко оценивал политический потенциал Джона. Сравнивая его с покойным старшим сыном, которого он еще до войны наметил в президенты страны, Джозеф полагал, что Джек (Джон) не обладает такими важными для политического деятеля качествами, как открытость, напористость, готовность ввязаться в схватку, короче говоря, по мнению отца, у него не было агрессивности и связанных с ней качеств.

Все эти свойства были присущи самому Джозефу, и он, вольно или невольно, переносил их на своих отпрысков. Критически оценивая возможности сына непосредственно после войны, отец считал его «довольно застенчивым, оторванным [от жизни], спокойным. Его мать и я не были в состоянии видеть в нем политика. Мы были уверены, что он станет учителем или писателем»{364}. Особых различий прямолинейный Джозеф между этими специальностями не видел.

Но, всячески стремясь к политическому продвижению семьи, Джозеф постепенно менял свое мнение, тем более что у сына всё более проявлялись явные политические амбиции. Они стали более заметными во время непродолжительной журналистской работы. Наблюдая действующих политиков, Джон Кеннеди со свойственной ему решительностью (отец был явно несправедлив, упрекая его в отсутствии таковой) счел, что, набравшись определенного опыта, он сможет заниматься государственными делами не хуже, чем находившиеся на виду американские и британские деятели военного и послевоенного времени. Его раздражали пожилой возраст этих людей, их крайняя осторожность в высказываниях и действиях. Он полагал, что сможет значительно лучше справляться с государственными делами, опираясь на свою энергию и молодой задор и постепенно набираясь опыта.

Позже отец и сын нередко противоречили друг другу в высказываниях по поводу того, кому принадлежала инициатива. «Я толкнул Джека в политику, — хвастал Джозеф через много лет. — Я был единственным, [кто это сделал]. Я говорил ему, что Джо мертв и поэтому он должен баллотироваться в конгресс. Он не хотел этого. Он чувствовал отсутствие способностей… но я сказал ему, что он должен это сделать». Совершенно иначе звучали воспоминания самого Джона: «Все мы увлекались политикой, но казалось естественным, что именно Джо будет бороться за [выборную] должность… Так что когда Джо утратил возможность, я захотел вступить в борьбу, и я рад, что смог это сделать»{365}. Никакого упоминания о роли отца здесь и в других подобных заявлениях не было. Видимо, истина лежала посередине. Джозеф действительно прилагал силы, чтобы его сын вступил в политику. Сам же Джон, независимо от мнения и настояний отца, чувствовал, что может и желает добиться успеха на этом беспокойном поприще.

Он решил баллотироваться в палату представителей конгресса. Наиболее удобным местом для этого был Бостон, где у семейства Кеннеди имелись нужные связи, где его кандидатуру могли поддержать ирландская община и все католики, где с уважением относились к его деду по материнской линии Джону Фицджералду.

Баллотироваться он намеревался по одиннадцатому избирательному округу — очень сложному с точки зрения состава избирателей, но тем более весомой была бы одержанная здесь победа. Сюда входил Кембридж с элитными Гарвардским университетом и Массачусетским технологическим институтом, сюда же относились несколько рабочих поселков с католическим населением, главным образом итальянского и ирландского происхождения. Необходимо было приспосабливаться к этой крайне разношерстной аудитории, причем так, чтобы обещания каждой группе избирателей не противоречили друг другу, по крайней мере внешне.

Место в палате представителей от этого округа вскоре должно было освободиться, так как депутат Джеймс Кёрли объявил, что будет баллотироваться на пост мэра Бостона (совмещение должности мэра и места в конгрессе не разрешалось законодательством и просто было нереальным, так как конгресс не собирается на краткие сессии, а заседает постоянно).