Белые одежды. Не хлебом единым - Владимир Дмитриевич Дудинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, нет, — уперся Федор Иванович. — Вот сюда пойдемте, где чисто, где нет ни стен, ни кустов. Вот сюда.
Они вышли в поле.
— Иван Ильич! Я вас со всей решительностью… предупреждаю, — быстро заговорил Федор Иванович. — Я даже бежал. Я видел у вас Краснова. Он у вас уже полгода! Когда Рядно посылал меня к вам, он говорил, что в институте есть подпольное кубло. Откуда мог узнать? Он хвалил мне Краснова!
— Если бы Краснов нас продал, нас давно бы… — перебил Стригалев. — Рядно не имеет в руках фактов.
— Он говорил, что Краснов у него свой!
— Мы все у него были свои. Кроме двух-трех… Открытых не своих он давно…
— Он же страшная личность! Весь кривой… Он же родителей… отца и мать родных… Он Бревешков!
— Да, я слышал об этой истории.
Федор Иванович чувствовал, что простые ответы Ивана Ильича, а главное, его спокойная позиция — все это действует на него. Тревога его не то чтобы оседала — в ней исчезала убеждающая сила.
— Как он к вам втерся? — спросил он.
— У Тумановой мы встречались. Там обстановка была… благоприятная… Вот мы и присмотрелись. Я вижу, вы сами не очень уверены. Уже остыли…
— Это грохот мыслей заглушил.
— О чем вы?
— Есть такая штука. Отдаленный голос. Если привыкнешь его слушать…
— Это что — теория?
— Скорее, практика. Наблюдение. Факт.
— Вы не беспокойтесь, Федор Иванович. Мы подпустили его к себе не сразу.
— Вот спросите у Тумановой, чья была инициатива. Пусть вспомнит.
— Видите, если я начну сейчас принимать меры, никто мне не поверит. Но я чувствую, здесь чем-то пахнет. — Стригалев смотрел в сторону, ерошил волосы. — В общем, будем присматриваться…
На следующий день Федор Иванович и Лена пошли на работу порознь. Так решили оба. Тайна Федора Ивановича и ее тайна требовали этого. «Святой Себастьян… — шептал Федор Иванович, шагая. — Пролез! Ух ты какая, оказывается, тварь!»
Все же шевелились и сомнения. Ведь могло быть и так, что Краснов познакомился с фактами настоящей науки, почувствовал вкус к истине и перешел в этот лагерь. Такие факты, как этот фильм, кого хочешь убедят. И если человек что-нибудь соображает, он должен бы понять, что окончательная победа будет за этим направлением. А поскольку он наверняка неравнодушен к дорогим костюмам и любит быть в списках на получение, значит и другое должен видеть: вся выгода достанется победителю. Рано или поздно.
«В том-то и дело. Все в этом. Рано или поздно… — подумал он о Краснове. — Альпинист уверен, что это произойдет слишком поздно, когда костюмы будут не нужны».
В финском домике в его комнате на столе лежал серый мяч Краснова. Сам Ким Савельевич стоял среди стеллажей, у окна. Ящики со своими растениями он устроил на самое лучшее место и каждый день по нескольку раз приходил любоваться ростками.
— Привет! — сказал Федор Иванович.
После ответного восклицанья, бодро прозвеневшего среди стеллажей, он коварно замолчал и подошел к ящикам.
— Ага, семена-то наши! Настоящий лист выкидывают! Та-ак, и здесь пошел листок… Смотри-ка, дружно! Хорошо перезимовали… — Он слегка мучил Краснова, которому не терпелось заговорить о вчерашнем.
— Как вам вчерашний рулончик? — спросил наконец Ким.
— Я чувствую, ты попался на эту фальшивку.
Спортсмен выглянул из-за ящиков с веселой зеленью, внимательно посмотрел на него и ничего не сказал. «Кажется, я перехватил», — подумал Федор Иванович.
— Первые кадры, где простое деление, конечно, чистая натура, — продолжал он. — Надо сказать, ловко сделано. А с колхицином фальшивка. Эти англичане просто подогревали препарат.
— А клетка? С удвоенным набором хромосом…
— Она нежизнеспособна…
— Как же… А у Троллейбуса? Вон у нас на стеллажах. А вот в ящике, из этих семян?..
— Вижу, научился кое-чему. Ты, по-моему, давно у них?
Ким уклонился от ответа.
— Вам и так верят, — сказал он после долгой паузы, во время которой обстоятельно, серьезно он думал черт знает о чем. — Так что клятва ваша была ни к чему. Она только настораживает.
— Ты думаешь? Заметил что-нибудь?
— Перегнули. Хейфец шушукался со студентами — сразу замолчал. Могу, между прочим, организовать и третью рекомендацию. Походить к ним стоит. Там бывают интересные вещи…
«Ловит», — подумал Федор Иванович.
— Вас кто послал? Рядно? — спросил Краснов, не отрывая взгляда от своих растений.
— Нет, от себя.
— Ну да, кто послал, вы не скажете. Ревнивый муж — это у вас получилось похоже…
«Ловит, ловит, — подумал Федор Иванович. — Но на чьей он стороне?»
— Я действительно ревнивый муж, — заметил он. — Но тебя-то я не ожидал там встретить. — Он сделал глупо-восхищенное лицо. — Наш-то шеф! Смотри какой старик хитрый. Тебе он тоже ничего про меня не говорил?
— Не говорил. То есть кое-что, конечно, говорил…
«Ага!» — подумал Федор Иванович.
— Ну, кое-что он и мне про тебя… А про то, что и я там буду, — это он тебе говорил?
— Про это не говорил. А про меня что?
— Так мы с тобой далеко зайдем. Что тебе про меня, что мне про тебя — давай оставим это. Старик не любит. Но информация у шефа на высоте!
— Шеф у нас еще тот! — сказал Краснов, несколько разочарованный беседой. — И сотрудники у него… Умеет кадры выбирать!..
— Хо-хо-хо! — хохотнул Федор Иванович, даже не улыбнувшись.
III
В следующее воскресенье — это был уже шестой день мая, — солнечным утром, Лена раскладывала в пробирки для своих мух свежезаваренный кисель. За распахнутой дверью мелькал ее мелкопестренький, узко перехваченный в поясе домашний халатик; Федор Иванович в трусах и майке лежал на постели, полуоткинув одеяло, и шелестел газетой. Из-за газеты он все время посматривал — любовался Леной. Она чувствовала его взгляд, и в ее движениях ласковыми волнами пробегали тайные иероглифы. И он все это читал. И она понимала, что газета шелестит вовсе не потому, что ее мужа так уж интересует пахнущий керосином текст.
— Что происходит с нашими девчонками? — заговорила она вдруг. — Совсем с ума сошли. Ты слушаешь меня?
— Конечно! Я тебя всегда слушаю.
— Девчонки, говорю, наши. Все время кого-нибудь выдают замуж! Шамкову принялись сватать. А полгода назад на меня напали. Новый парень тогда появился у механиков. Гена. Или Валера, не помню. «Так он же темнота!» — говорю им. «Не такая уж темнота, ремесленное кончил». — «Так он же моложе меня на шесть лет!
