Очень мужская работа - Александр Зорич

Пушкарёв и Уткин пребывали в гораздо более странном обмороке. Они были живы, и дыхание было, и пульс был на шеях, слабоватый для их обычной нормы, когда одному сердцу приходилось питать два мозга, а на ощупь было их тело горячим, почти обжигающим. Зрачки же реагировали превосходно. Никаких повреждений (кроме продольных ободранностей об асфальт и неслабой шишки на высоком ясном лбу Комбата) не было. Казалось бы, даже от ватки с нашатырём под носы они должны были прийти в себя, но добился Клубин лишь следующего: Тополь забормотал невнятно матом, отворачиваясь от ватки, а Комбат сунул принадлежащую ему левую руку под голову и громко захрапел. Они спали. Спали и видели сны: под закрытыми веками зрачки обоих ходили как бешеные.

Вообще-то, по легенде, они должны были умереть. Сколько тут прошло времени, пока Клубин уговаривал себя пойти в «сортир», пока считал в «сортире» Миссисипи? Ладно. Есть так, как есть. «Сортир» нештатный. Обычно он два-три метра в ширину. Хроническая аномальная химическая реакция вблизи почвы со спецэффектом в виде нарушения темпоральных связей. Устоявшийся, прозрачный «сортир» непроходим. И невыходим.

Осматривая Старпетова и Тополя-Комбата, Клубин непрерывно вызывал Эйч-Мента, Малоросликова, чёрта, дьявола, хоть кого-нибудь. Связи не было, хотя рация была в порядке — когда он переключился на частоту Лёши Лёшевича и запустил аварийный вызов, из уха того загнусавило так громко, что Клубин разобрал слова автомата.

С двумя телами на руках двигаться куда-либо было невозможно. До машин позади было вроде бы рукой подать, но это должна была быть очень длинная рука, у Клубина такой не было.

Если вся Зона перекрыта непроходимой гитикой… Стоп. Назад. Комбат и Тополь не попадали в «сортир». «Да что это я?! — мысленно прикрикнул на себя Клубин. — Идиот, очкарик. Они не попадали в „сортир“. Они прошли границу, исчезли из виду — Зона включилась. И только потом ударили гейзеры».

Знакомый гнусавый рык услышал Клубин, со стороны «Мирного атома» донёсся до микрофонов «Терминатора» страшный гундосый боевой хрип, и все полезные размышления сами собой отложились на когда-нибудь потом. Перчатки. Бластер лёг в ладонь. Как будто сам собой раскрылся, надвинулся и зафиксировался шлем. Упало забрало, затем — светофильтр. Включился комплекс поиска-целеуказания. Упор с колена, ствол приёмо-передатчика бластера в сторону акустически обозначившейся угрозы.

— Вставай, дурак! — отчётливо и громко сказал вдруг Комбат, и Клубин едва не выпалил в него. Комбат сладко зачмокал.

— Мур-мур-мур на хер, — сказал Тополь, явно отвечая на слова своего друга-паразита.

Похоже — действительно похоже — на попытки реципиента пробиться сквозь контроль. Кстати, SyNAPSE спецкостюма Лёши Лёшевича адреналин мог вколоть ему именно из-за наличия признаков контроля в энцефалограмме… Кто здесь кого контролирует, откуда атака и почему, епэбэвээр, меня это не касается?!

С запозданием, но выбросил комплекс на дисплей забрала своё оценочное суждение в две строчки о расстоянии до обозначившейся акустически угрозы. Двести-четыреста метров в данных метеорологических условиях. Это было в прямой видимости. Десять-двенадцать секунд для кровососа в рывке. Чепуха — с бластером-то. Но кровосос где-то прятался, потому что комплекс, гоняя сканеры по всем доступным параметрам, кровососа не цеплял. Клубин скосился вправо-вниз, изогнулся, перенося центр тяжести, прицелился и пнул ногой в плечо Тополя.

— Костя! Вставай! — крикнул он. — Вставай, трекер, мать твою, встать, воин!

Комбат невнятно, но поддержал его:

— Тополь, а-а-а-а, быстро, бл-мл-пл!

Голова Тополя вертелась с уха на ухо, елозила затылком, лицо его гримасничало, капризно топырились губы, он подвывал и плямкал, но держался, и вдруг Комбат очень ловко, как-то не по-человечьи, вцепился ему зубами в ухо.

Тополь открыл глаза, открыл рот и заорал:

— Вова-ты-блин-на-фиг-ай!

— Костя, Костя, очнись, Костя! — зачастил Клубин, тыча подбородком в сенсор управления внешней акустикой. — Костя, война, это я, Клубин, очнись, Костя, беда, Костя, давай, Костя: КРОВОСОС!

— Комбат, больно! — завизжал Тополь, и Клубин заметил кровь. А целеуказатель всё метался по дисплею, и Клубин, перебросив бластер в левую руку, с размаху сунул бронированный палец между зубами Комбата и стал расшатывать прикус, словно пенёк корчевал. Тополь жмурился изо всех сил, вжимал голову в плечо.

Зубы Комбата разжались на мгновенье, Тополь отдёрнул голову, Комбат вцепился в палец. Но перчатке небольно, а до зубов Комбата Клубину дела не было. Тополь схватился своей рукой за укушенное ухо, да и Комбатова рука тоже вдруг проявила лояльность, схватила хозяина за макушку, придержала.

Тополь открыл затопленные слезами глаза. Он был в полном сознании. Клубин перевёл дух. Их взгляды встретились. Целеуказатель метался.

— Откусил мне ухо? — спросил Тополь главное.

— Нет, но до крови, — ответил Клубин, дёргая палец. — Подробнее не вижу, ты же закрываешь. Костя, кровосос близко. Мы застряли за «сортиром» на голом месте. У нас один ствол на четверых. Связи нет.

Комбат отпустил палец Клубина и отвернулся. Тополь приподнял голову, огляделся, сколько мог, лёжа навзничь.

— Так, — сказал он затем профессионально. — Проснулся я. Так. Олегыч. Чтоб вас. Авторизуйтесь или будете проигнорированы.

— Что?

— Ничего. Это вместо приветствия. Олегыч, первое: не стрелять никуда ни в кого. Понял? Поняли то есть?

— Нет, — ответил Клубин. — Не понял. Повторяю: кровосос.

— Видите его?

— Нет. Стрелял бы уже.

— Хорошо, что не видите. Помогите мне сесть, что ли…

— Он близко. Я на дежурстве.

Тополь выругался, заворочался, заскрёб по асфальту каблуками и локтями, перевернулся на Комбатов бок, полежал, постанывая от напряжения, напрягся — и сел. Комбат свесился, захрипел.

— Олегыч… в кровососа… не стрелять! — выговорил Тополь. — Это… не кровосос.

— Это кровосос, — сказал Клубин. — Кровосос гундосил. Определённо. И по базе спецкостюма — кровосос.

— Да мать его! Гундосил — да, — согласился Тополь, придвигаясь к Клубину, — но это не кровосос, Олегыч. Это Комбат. Не надо стрелять в Комбата. Хватит уже в него стрелять. Не напасёшься… Что вы тут, мать вашу, Олегыч, делаете вообще?!

— Не понимаю тебя, — сказал Клубин. Целеуказатель метался.

— Чтоб вас, скурмача… Что вы за дурак, Олегыч? Мы же идти не можем, вы что, тупой?

Клубин не ответил. Он не знал — что.

— Кровососом управляет Комбат! — страстно сказал Тополь, высадил одной очередью.

— Костя, ты был в обмороке…

— Я же толкую вам! — перебил Тополь. — Опустите вы пушку! В кровососе сейчас Комбат, серьёзно. Мы сначала были оба… А теперь он один… а то бы вы шмалять принялись, будто грёбаный Хан Соло! Мы вас как заметили, так я пытался вернуться сюда, предупредить… Вы там таращитесь на меня? Ну индукция, Олегыч, Комбат умеет теперь… Алло, как приняли, приём!

Клубин молчал.

— Пушку опустите, Сталкиллер, — сказал вдруг Комбат, не поднимая головы. — Я подойду по шоссе, с поднятыми лапами. Без мимикрии. Я не могу животное отпустить, оно испугано, может напасть, вам придётся его убить, а поблизости больше нет крупных гадов. Опустите бластер.

— Нет, — сказал Клубин.

— Да серьёзно же!.. — сказал Тополь.

— Я верю, Костя, — сказал Клубин. — О'кей, кровососом управляет Комбат. Я понял. Я в очень сложной ситуации, Костя. Подумай своей головой. Извини, двусмысленно получилось. Просто подумай. Я в Зоне. Зона перекрыта по всей границе. Не выйти, не вернуться. Связи нет. Мой напарник без сознания, возможно, умирает. А вы с Комбатом что-то своё плетёте, очень далёкое от того, о чём мы договаривались. И у вас есть кровосос. И мы все в сложной ситуации, Костя. Потому что у меня есть бластер и есть очень слабый физически заложник. Образовался у нас с вами с Комбатом такой человеческий «сортир».

— Ах, вот как, — сказал Тополь. — Ну вообще… да. Что-то я за разговорами и воспоминаниями сегодняшними упустил, что есть вы, а есть — мы. Сам виноват, да.

— Нам надо опять разговаривать. Очень сильный пат, — сказал Клубин. — Надо разговаривать очень подробно. И очень честно. Ума не приложу, как это устроить, пока у вас есть кровосос.

— Какого хера вы вообще за нами полезли, Олегыч? — спросил Тополь с огромным раздражением. — Разменяли вот своего напарника… Э-э, да вы теперь уже в натуре не девственник! Отмычку сыграли!..

— Комбат нас слышит? — перебил его Клубин. — Нам нужен кворум.

— Олегыч, погодите минутку, — попросил Тополь. — Э-э… Так. На какие вопросы я должен честно ответить, чтобы вы позволили Комбату с кровососом подойти? Постойте, не горячитесь, Олегыч, я ведь всё прекрасно понимаю. Такая вот ситуация. Вы поймите, у нас ведь с Вовяном цель как была, так и осталась: нам нужно с ним разделиться. Я признаю, мы немного вам врали и остальным врали, но не в этом вот главном. Нам долго не выжить, ни там, у вас, со всеми врачами и антибиотиками, ни здесь, в Зоне. И группы крови разные у нас, и там ещё куча всего, и вообще… Мы же тут три часа сидели с Вовяном, пока на нас ваш десантник не обрушился своей тушей, думали, рядили.