Восстание - Ливиу Ребряну

Мирон Юга шел посреди улицы, мимоходом разглядывая дома и дворы, словно давно их не видел, и жалел про себя, что согласился пойти с этим кретином Боереску, который воображает, будто его болтовня может как-то повлиять на мужиков, чьи души отравлены всеми миазмами городской демагогии.

В нескольких шагах за ним шли староста и унтер-офицер, окруженные крестьянами. Они тихо переговаривались, будто боясь разгневать барина, который, шагая сейчас во главе толпы, казался пастырем, ведущим свое стадо.

В корчме Бусуйока было шумно и весело. Корчмарь с порога отвесил барину низкий поклон. Как только старый Юга прошел, утихший было на мгновение шум вновь разгорелся. Отчетливо донесся голос Петре:

— Чего он меня хватает?..

Хотя адвокат Ставрат всячески старался забыть о своих страхах и быть учтивым и любезным кавалером, ему это никак не удавалось. Его не покидала мысль, что он проявил бы настоящую толстокожесть и чудовищный цинизм, если бы сейчас, в создавшейся обстановке, когда бесчисленные опасности грозно нависли над его головой, стал думать о любовных приключениях. Впрочем, теперь весь его флирт с Надиной представлялся ему смехотворным и нелепым. Его словно осенило, что он человек уже немолодой и ему не к лицу увиваться за такой блестящей светской женщиной, как Надина. Если она мечтает о любви, он не может ее интересовать, и она терпит его влюбленные вздохи в лучшем случае лишь для того, чтобы посмеяться над ним.

Надину он застал в прекрасном настроении; она что-то весело щебетала, хлопотливо распоряжалась насчет стола и то и дело говорила адвокату:

— Я-то думала, что вы окажетесь занятным спутником, станете меня развлекать, веселить, ухаживать за мной иди хотя бы рассказывать анекдоты. Мы бы провели здесь несколько приятных дней… А вы оказались букой и трусишкой, способным испортить мне все настроение.

Ставрат в ответ лишь горько улыбался, пытаясь доказать без слов, что только полное непонимание обстановки позволяет Надине вести себя столь легкомысленно и думать о развлечениях…

После обеда, однако, Ставрат, состроив похоронную мину, попросил хозяйку уделить ему несколько минут и выслушать его со всем вниманием и серьезностью. Призвав на помощь все свое красноречие, он стал убеждать Надину, что было бы сущим безумием и дальше оставаться здесь среди бурлящего мужичья, готового с минуты на минуту взбунтоваться, разгромить и растерзать всех и вся. Если она жаждала захватывающих приключений, то уже пережила их сполна, ибо проехала на автомобиле десятки сел в такие дни, когда даже поезда не в безопасности, и, более того, провела ночь в барской усадьбе без какой-либо охраны, рискуя подвергнуться неожиданному нападению мужиков и не имея ни малейшей защиты. Та цель, ради которой она предприняла поездку, или, быть может, предлог для нее, отпала, как ей ясно доказал это Платамону, хотя он и сам хочет купить имение. Вывод может быть только один — надо немедленно уехать, если не в Бухарест, то хотя бы в Питешти, а там пересесть на поезд; автомобиль же переправят в Бухарест позднее, когда это станет возможным. Это единственно разумный выход из создавшейся трагической ситуации…

Сперва Надина слушала насмешливо, с притворно серьезным видом. Но постепенно страх, сквозивший даже в самых банальных словах адвоката и проступавший все более отчетливо на его лице, проник и в ее сердце. Вскоре она поняла, что Ставрат прав и опасность действительно подстерегает на пороге, ежеминутно грозя ворваться внутрь. Одно из окон гостиной было распахнуто настежь. На обширном дворе усадьбы не было ни души, не слышалось ни звука. Над усадьбой нависла тягостная тишина. Резкий белый свет солнца словно подчеркивал грозное безмолвие, в котором тревожные слова Ставрата метались, как испуганные птицы. И все-таки Надина не хотела выдавать своего беспокойства, считая это для себя унизительным. Она бы охотно вступила с адвокатом в спор, но не смела открыть рта из-за царившей вокруг тишины. Только услышав, будто сигнал спасения, мелодию, которую старательно насвистывал Рудольф, по-видимому, что-то налаживавший в машине, Надина приободрилась и заметила:

— Вы, конечно, правы, но и преувеличивать тоже не стоит, господин Ставрат! Арендатор нас заверил, вы сами это слышали, что крестьяне здесь смирные, и…

— Арендатор болван, сударыня, простите меня за резкость! — запальчиво перебил ее адвокат. — Впрочем, люди, постоянно подвергающиеся опасности, со временем перестают отдавать себе в ней отчет. Только этим можно объяснить, что такой разумный и уравновешенный человек, как господин Юга, не выглядел вчера встревоженным. Возможно, однако, у него свои причины сохранять хладнокровие. Но мы, те, кто не притерпелся к местной обстановке, чуем нюхом, что положение ненормальное, ведь наша чувствительность обострена, она не притупилась от повседневных опасностей…

Олимп Ставрат продолжал с нарастающим пылом, пока все еще колебавшаяся между страхом и гордостью Надина не послала наконец Иляну за Рудольфом.

— Мы тотчас же уезжаем! — заявила она шоферу. — Подайте автомобиль! Тотчас же!

Но Рудольф спокойно ответил, что машину подать пока не может, так как мотор неисправен. Как раз теперь он старается его починить, но для этого ему пришлось разобрать двигатель. Однако он надеется закончить ремонт за три-четыре часа, и тогда они смогут ехать. Надина приказала поторопиться, — она ни за что на свете не хочет провести здесь еще одну ночь.

— Видите, сударыня, какое невезение? — вздохнул Ставрат, когда они снова остались одни. — Через три-четыре часа стемнеет. Если днем опасно проезжать по селам, то можете себе представить, каково будет ночью… Но наберемся терпения. Чтобы набить себе цену, механики иногда преувеличивают сложность поломки и говорят, что для ее устранения потребуется больше времени, чем на самом деле. Возможно, наш друг Рудольф, увидев, что вы так торопитесь, закончит быстрее, и тогда…

Теперь уже адвокату пришлось успокаивать Надину и то и дело наведываться в сарай, где возился Рудольф, чтобы выяснить, много ли тому еще нужно времени…

К пяти часам во дворе послышался шум. Префект Боереску после Амары выступил с речью еще и перед крестьянами в Леспези, а теперь счел своим долгом нанести короткий визит Надине, специально чтобы выразить свое восхищение тем, что именно в столь смутные дни она снизошла к селянам, подавая другим помещикам пример отваги и добродетели. Напомнил префекту о Надине Платамону, который вместе с сыном присутствовал на сходке. Боереску же, торопясь засветло добраться до Костешти, совсем было о ней забыл, хотя Мирон Юга говорил ему о приезде Надины и даже просил к ней заглянуть.

— Все это очень мило, господин префект, но вы твердо убеждены в том, что до завтра здесь не случится никакого несчастья? — спросила Надина, раздраженная комплиментами Боереску и тихим позвякиванием шпор капитана Корбуляну.

— Что вы, сударыня, да как вы можете такое говорить? — самоуверенно запротестовал префект. — До завтра?.. Вы меня оскорбляете, сударыня!.. Вы всегда будете тут в полной безопасности, всегда!

Боереску быстро уехал, отпустив Надине еще целую кучу комплиментов и поздравлений. Платамону задержался, чтобы захватить с собой адвоката Ставрата.

— Я хотела бы уехать сейчас же! — вздохнула Надина, которой внезапно овладел еще больший страх. — Я должна уехать!.. Не хочу больше здесь ночевать! Мне страшно!

— Вы можете быть вполне спокойны, сударыня! — заверил ее арендатор ровным, внушающим доверие голосом. — Опасаться вам нечего!.. Люди у нас смирные, разумные!.. И господин префект вам то же самое говорил!..

— К сожалению, ваш префект — спесивый идиот, — мрачно заметил Ставрат. — Если полагаться на его заверения…

— Что вы, что вы, можете спать спокойно! — повторил Платамону с покровительственной улыбкой. — Вам нечего бояться!

Они условились, что завтра утром, сразу же после восхода солнца, Надина заедет на автомобиле в Глигану и захватит с собой Ставрата, который будет ее там ждать. Надина проводила мужчин на террасу. Посмотрела, как они усаживаются в бричку. Когда лошадь тронулась с места, все трое повернули к ней головы и церемонно поклонились. Она ответила улыбкой, потом протянула к ним руку, маленькую белую руку, движение которой казалось трепетаньем птичьего крыла, и проводила их взглядом, пока они не выехали из ворот и не свернули вправо. Думитру Чулич сделал несколько шагов за бричкой, а затем остановился посредине двора, так и застыв на месте с непокрытой головой, будто его осенила неожиданная мысль. Надина стояла на террасе, повторяя рукой все тот же жест, растерянно глядя вслед уехавшим и машинально, как бы против воли шепча:

— До завтра… до завтра…

Вдруг она увидела Думитру, которого до сих пор не замечала, и содрогнулась от страха, словно очутившись перед смертельным врагом. Она умолкла, а улыбка застыла на ее губах, точно отсвет былых времен.