Извлечение троих - Стивен Кинг

Детта хихикала, фыркала, моргала глазами, залитыми кровью.

— Как же вы это со мной обращаетесь, парни?

— Звоните своему адвокату, — буркнул Эдди. — Подавайте в суд.

— И уж как, бедные, задолбались меня поднимать. Минут десять, считай, провозились.

Стрелок оторвал лоскут от своей рубахи — от нее и так остались одни лохмотья, так что было уже не жалко — и протянул левую руку, чтобы вытереть кровь у нее со лба. Он попыталась его укусить, и по жуткому лязгу ее зубов Эдди заключил, что если бы Роланд замешкался хоть на миг, Детта Уокер уравняла бы количество пальцев у него на руках.

Заливаясь смехом, она уставилась на стрелка с этаким нарочитам весельем в глазах, но Роланд видел, что за этим весельем скрывается страх. Она боялась его. Потому что он был Воистину Гнусный Мужик.

Почему она так его прозвала? Может быть, потому, что на каком— то глубинном уровне подсознания, она чувствовала, что он знает о ней всю правду.

— Чуть-чуть, беложопый, тебя не достала, — расхохоталась она. — Чуть-чуть не попался на этот раз.

— Подержи ей голову, — спокойно проговорил стрелок.

— Она кусается, как хорек.

Эдди придержал ей голову, и Роланд тщательно вытер рану на лбу. Она была небольшой и, кажется, не глубокой, но стрелок не хотел рисковать: он спустился к морю, смочил лоскут в соленой воде и вернулся обратно.

Когда он приблизился к ней, она завопила благим матом:

— Не прикасайся ко мне этой штукой! Из этой воды зверюги вылазят ядовитые, а ты собрался ее мне на рану! Убери! Убери!

— Держи ей голову, — посторил стрелок все тем же спокойным тоном. Детта мотала ею из стороны в сторону. — Я не могу рисковать.

Эдди схватил… и сажал голову Детты, когда она попыталась вывернуться. Она поняла, что Эдди шутить не намерен, и успокоилась тут же, больше не проявляя никакого страха перед этой мокрой тряпкой. Все равно она лишь притворялась.

Она улыбнулась Роланду, когда тот промывал ей рану, осторожно удаляя последние прилипшие песчинки.

— Это надо ж, мужик, у тебя видок, — заметила Детта. — Ты не просто весь выдохся, ты же совсем больной, беложопый. Этак ты далеко не уйдешь. Этак ты скоро ножки протянешь.

Тем временем Эдди разобрался в примитивной системе управления коляской. Он обнаружил простой ручной тормоз, блокирующий оба колеса. Детта дотянулась до не него правой рукой, подождала, пока Эдди как следует не разгонится, а пото резко тернула рычаг, умышленно перевернув коляску. Но зачем? Лишь для того, чтобы они остановились и потерля время. Не слишком разумный поступок, но такой женщине, как Детта, по мнению Эдди, и не нужно каких-то разумных причин. Такая, как Детта, с большою охотою будет делать другим подлянки, исключительно из-за своей непробиваемой низости.

Роланд немного ослабил веревки, чтобы не нарушать циркуляцию крови, а потом привязал ее правую руку так, чтобы она не могла дотянуться до тормоза.

— Ничего, господин хороший, — уверила Детта, показав все свои зубы в гнусной ухмылке. — Ничего. Найдутся другие способы попридержать вас, ребятки. Разнообразные способы.

— Пойдем, — сказал стрелок безо всякого выражения.

— Ты сам-то как, старина? — спросил эдди. Уж очень Роланд был бледным. — Нормально?

— Да. пойдем.

Они побрели дальше по пляжу.

Стрелок настоял, чтобы Эдди хотя бы на час дал ему покатить коляску, и тот с неохотою уступил. С первой песчаной ловушкой Роланд справился сам, однако уже на второй Эдди пришлось помогать стрелку — один бы Роланд не вытянул: он и так уже жадно ловил ртом воздух, а на лбу у него выступили капли пота.

Эдди дал ему прокатить коляску еще немного, и Роланд даже наловчился лавировать между песчаными ямками, затягивающими колеса, но в конце концом коляска опять застряла, и Эдди сумел вынести только пару мгновений, наблюдая за тем, как Роланд пытается ее вытащить — он тяжело дышал, а ведьма в коляске (теперь Эдди стал ее мысленно так называть) ревела со смеху и всем телом откидывалась назад, значительно усложняя задачу, — он не выдержал и, оттолкнув стрелка плечом, одним яростным рывком выдернул коляску из песка. Коляска пошатнулась, и теперьт он увидел/почувствовал, как она подалась вперед, насколько это позволяли веревки. Каким— то жутким, едва ли не сверхъестественным чутьем она безошибочно улавливала, что нужно делать в каждый определенный момент, чтобы перевернуть коляску.

Роланд навалился всем весом на спинку коляски, помогая Эдди, и ее удалось уравновесить.

Детта обернулась к ним и заговорщески им подмигнула, причем так похабно, что у Эдди по рукам побежали мурашки.

— Вы чуть меня снова не кувыркнули, ребятки, — объявила она. — Вы уж со мною поаккуратнее, ладно? Я, как— никак, пожилая тетка, калека, так что вы обходитесь со мной поласковей. Обо мне нужно заботиться.

Она рассмеялась… оглушительно рассмеялась.

И хотя Эдди действительно нравилась эта женщина, то есть, другой ее лик, и он готов был о ней заботиться — он даже готов был влюбиться в нее сразу же, с первого взгляда, с первого разговора, — теперь у него руки так и чесались сомкнуться на ее горле и подавить этот смех, так чтобы она никогда уже не смогла смеяться.

Она опять оглянулась назад, прочла его мысли, как будто они были написаны у него на лбу большими красными буквами, и еще пуще расхохоталась. В глазах ее пылал вызов. Ну давай, беложопый. Давай. Тебе же хочется. Давай, сделай, чего тебе хочется.

Иными словами, опрокидывай не одну коляску, но и женщину тоже, подумал Эдди. Опрокидывай, чтобы уже до конца. Вот чего она хочет. Для Детты Уокер умереть от руки белого человека — быть может, единственная настоящая цель ее жизни.

— Поехали, — сказал он, толкая коляску. — Наше турне по морскому берегу продолжается, лапонька, нравится вам это или нет.

— Пошел на хуй, — выдавила она.

— Отсоси его, детка, — с большим удовольствием отозвался Эдди.

Стрелок плелся рядом, понурив голову.

Когда они вышли к голове каменистого пласта, судя по солнцу, было часов одиннадцать, и здесь они сделали часовой привал, спасаясь в тени, пока солнце неторопливо приближалось к зениту. Эдди с Роландом доели остатки омара, приготовленного прошлым вечером. Эдди предложил и Детте поесть, но та вновь отказалась: она, мол, знает, что у них на уме, и, если уж им так хочется, лучше будет прикончить ее голыми руками, а не пытаться ее отравить. Так поступают лишь трусы, заключила она.

Эдди прав, размышлял стрелок. У этой женщины есть своя непрерывная цепь воспоминаний. Она помнит все, что случилось с ней прошлым вечером, хотя в это время она спала.

Она была уверена, что они пытались впихнуть ей мясо, от которого пахло смертью и гнилью, что они издевались над нею в то время6 как сами ели солонину и пили пиво из фляжек. Она была уверена, что время от времени они ей протягивали кусочки своей, неотравленной еды, но убирали в последний момент, как только она пыталась ухватить эти куски зубами — и смеялись над нею, само собой. В мире (или, по крайней мере, в сознании) Детты Уокер «белые мудаки» делали с черными женщинами только одно из двух: либо насиловали, либо насмехалиь. Либо и то6 и другое вместе.