Память сердца - Дженис Хадсон

Преодолев боль в спине, Дженни снова перекатилась, оказалась сверху и, на мгновение ослабив хватку, отпрянула назад. Ей удалось перехватить рукоятку ножа обеими руками и, развернув его от себя острием, с зажмуренными глазами со всей силой навалиться сверху.

Гримаса откровенного удивления пробежала по лицу Моди.

Моди? Дженни потрясенно смотрела в лицо Уорен. Та, кто лежала под ней, была Грейс. По крайней мере сейчас она смотрела на Дженни знакомым взглядом литературного агента.

Дженни приподнялась на ноги и попятилась, не сводя глаз с Уорен, так и лежащей на спине с широко раскинутыми руками. Гладкая рукоятка ножа торчала из ее тяжело вздымающейся груди.

— Дженни? — удивленно и недоверчиво спросила она.

Сзади, пошатываясь, подходил Бретт, сжимая пистолет в здоровой руке. Грейс перевела взгляд на Мак-Кормика, и выражение ее лица снова изменилось. Перед ними опять лежала все та же Моди.

— Мой! — Ее палец, словно указующий перст, был направлен в сторону Бретта. Она бросила ненавидящий взгляд на Дженни. — Я пришла убить эту суку… — Вытянутая рука дрогнула и упала на черную землю.

— Она что, умерла? — прошептала Дженни, не решаясь приблизиться.

Не выпуская из рук оружия, Бретт подошел к убитой и, дотронувшись двумя пальцами до шейной артерии, коротко ответил:

— Да! — И добавил, чуть помолчав: — Мы убрали Моди из нашего времени.

Дженни недоверчиво подняла глаза на Бретта:

— Из нашего времени?

— Да, любимая! Я вспомнил все, что было между Анной и Сэзом, то есть между тобой и мною. Это оказалось не труднее, чем припомнить, что я ел вчера за завтраком.

— Не надо, мой родной. Я сама догадалась об этом, увидев твои глаза при вспышке молнии. Глаза Сэза Тейлора. — Она бросилась на грудь Бретта, чувствуя, что не может больше сдерживать слез.

— А сейчас? — Он испытующе взглянул на нее. — Ты ничего не чувствуешь? Ты помнишь все, что было, так же отчетливо?

— Нет. — Она изумленно взглянула на Бретта. — Это похоже на то, как карандашный рисунок стирается ластиком!

— Верно! У меня такое же ощущение. В моей памяти осталось только одно.

— Что именно? — прошептала Дженни, заранее зная ответ.

— То, как сильно я люблю тебя. Как сильно любил и буду любить всегда. И еще, как ты любишь меня.

Первые тяжелые капли дождя упали на их склоненные друг к другу головы.

— Бретт, я знаю, что это. Все, что ты вспомнил, не было памятью нашего рассудка. Это… Это было памятью сердца!

— Да! И клянусь тебе, эта память никогда не исчезнет из наших сердец. Они всегда будут помнить нашу любовь в теперешней и во всех других следующих жизнях в длинной цепи бесконечного бытия.

Эпилог

Дженни со счастливым смехом барахталась на руках у Бретта:

— Поставь меня на пол немедленно, кретин несчастный! У тебя же еще плечо до конца не зажило!

Бретт носил Дженни на руках по своему дому в парковом районе и ударом ноги открывал все двери, встречающиеся на его пути.

— С моим плечом все в порядке уже недели две.

— Ну да, конечно. В течение медового месяца карибское солнце успело разогреть твои мускулы…

— …И я очень благодарен ему за это.

— Вот и поставь меня на место. За последние две недели ты, по-моему, еще ни разу не ставил меня на пол без моей вежливой-превежливой просьбы.

— А тебе это не нравится?

— Вовсе нет, но мне кажется…

— Вот и замолчи! — Бретт поцеловал ее, так и не опустив на пол.

Поцелуй длился так долго, что в конце концов Дженни, оторвавшись от губ Бретта, пробормотала:

— М-м-м, да. Думаю, что в этом доме мне предстоит жить еще очень долго. И, самое главное, мне это нравится.

Бретт полностью оправился от раны в конце января, меньше чем за неделю до назначенного срока их свадьбы. Газеты трезвонили о ней без перерыва, и громче всех, конечно, журнал «Пипл».

Больше всех их союзу радовался Джефф. Очевидно, память сердца Рэнделла Гэмптона взяла свое и на этот раз. Бретт испытывал особое чувство к шестилетнему мальчику, видимо, потому, что Рэнделл был когда-то его другом.

— Посмотри-ка, Бретт! — воскликнула Дженни. Она наконец-то выскользнула из объятий Бретта и показала на вазу в центре гостиной. — Кто-то прислал нам цветы.

Бретт, улыбаясь, прочитал поздравительную карточку, приколотую к букету. Подрядчик, приводящий их дом в порядок, счел своим долгом прислать эти великолепные розы.

— Они потрудились на славу, Бретт. Посмотри, как чувствуется здесь дух Гэмптон-Хауса! Это же самое настоящее «Дупло дуба», перенесенное в Новый Орлеан!

— Похоже, — пробормотал Бретт. — Правда, когда я выбирал этот дом и отвоевывал его у бедной старушки, я и не подозревал, чем меня так привлекают эти стены. Лишь позже я понял, что меня зовет все та же память моего сердца, и именно она соединяет меня с этим домом.

— У тебя был шанс понять это и раньше.

— То есть?

— А ты вспомни свою книгу. Сэз построил дом в Новом Орлеане. Дом для Анны. Он же собирался жить в нем после свадьбы.

Бретт ласково улыбнулся в ответ:

— Джен, нам всем было бы лучше, если бы мы наконец-то отвлеклись от прошлого. Жить настоящим! — Он улыбнулся и добавил: — Так, значит, по-твоему, я заплатил за этот дом дважды? Послушай, третий раз разорит меня окончательно!

— Такого популярного автора, как ты? Не беспокойся, я думаю, что еще и останется.

Бретт протянул Дженни открытку, доставленную вместе с розами.

— Посмотри, что там написано.

«Мистер Мак-Кормик!

Мне очень хотелось бы, чтобы такие розы всегда украшали вашу спальню!

Разбирая старую кладку камина, мы нашли то, что лежит в этом конверте. Думаю, это должно по праву нового хозяина дома принадлежать вам.

Будьте счастливы вместе с молодой хозяйкой!»

И подпись подрядчика внизу. Бретт достал лежащий в корзине с розами конверт.

— Посмотри, что там, внутри конверта.

С замирающим сердцем Дженни вынула оттуда золотой медальон и внимательно посмотрела на Бретта.

— Это что, мне?

— Ну конечно, дорогая!

— А что там внутри? Я открою его, да? Это же очень старое золото. Неужели они нашли в камине эту прелесть?

Не дожидаясь ответа счастливо улыбающегося Мак-Кормика, она открыла медальон и прочла гравировку внутри медальона.

«Моей дорогой Анне в день свадьбы. Помни о моем сердце, принадлежащем только тебе!

Вечно любящий тебя Сэз».