Чародей и Дурак (Книга Слов - 3) - Джулия Джонс

- Ну, тогда нам и говорить не о чем. Как может судить обо мне человек, который отсиживается на Юге, пока на Севере бушует война? - Незнакомец сделал быстрое движение, но Таул схватил его за руку и сказал:

- Возвращайся к своему столу, брат. Ты прав - я никому не могу быть судьей. И не хочу с тобой драться.

Незнакомец освободился.

- Тирен убивает душу Вальдиса, - сказал он. - А тело без души остается лишь схоронить в безымянной могиле.

Он посмотрел напоследок Таулу в глаза, повернулся и пошел прочь. Его спутник встал, и они вместе вышли из таверны.

Джека пробирала дрожь. В воздухе ходили волны гордости, ожесточения и стыда. Он взглянул на Таула. Рыцарь сидел потупившись, с упавшими на лицо прядями золотых волос, и медленно покачивал головой.

- Неужто до того уже дошло, - каким-то детским голосом сказал он, что рыцари бегут из Вальдиса, словно узники из тюрьмы?

Джек понимал, что Таул говорит не с ним, но должен был разобраться во всем этом.

- Эти двое - рыцари, как и ты?

- Нет, не как я, - не поднимая глаз, горько улыбнулся Таул. - А может быть, и да. Я ведь тоже дезертировал, только раньше.

- Так они дезертиры?

- Да. И они думали, что меня послали вернуть их назад. - Горькая улыбка перешла в смех. - Меня! Единственного рыцаря, который недостоин стоять даже и в тени Вальдиса. Такого же изменника, если не хуже.

- Рыцарь, который был здесь, не похож на изменника. Скорее на человека, утратившего всякую надежду.

Слова эти, как видно, не оказали никакого влияния на Таула - он не ответил. Свеча посередине стола догорала, и жидкий воск брызнул на дерево блистающей струей. Оба молча смотрели, как он застывает, снова становясь тускло-молочным.

Таул, отведя волосы с лица, посмотрел туда, где недавно сидели два рыцаря.

- Всякую надежду, говоришь?

Джеку стало не по себе - он сам не знал почему. Показалось вдруг очень важным найти верные слова.

- Если бы ты оставался в их рядах, как бы тебе понравилось сражаться за Кайлока?

- Я сделал бы все, о чем попросил меня Тирен. Верность - это нить, которая связует орден.

Свеча замигала и погасла. Огонек, из желтого ставший оранжевым, а после красным, оставил за собой только струйку дыма, струящуюся вверх, к потолку.

- Я не спрашивал, что бы ты стал делать, - я спросил, как бы тебе это понравилось.

Джеку отчаянно хотелось выпить - в рот ему словно опилок насыпали. Но он не решался - малейшее движение могло бы разрушить то, что происходило между ним и Таулом.

Таул впервые посмотрел на него прямо - голубые глаза рыцаря блестели то ли от слез, то ли от несбыточных мечтаний.

- Ты прав, мой друг. Я чувствовал бы себя как человек, утративший всякую надежду.

- Но ты не такой, как те двое. Ты сам творишь свою надежду. - Джек наклонился к Таулу. - Вместе мы можем положить этому конец. Хорошее не должно пропасть бесследно - орден еще вернет себе былую славу, и на Севере настанет мир.

- Джек, ты молод и не понимаешь...

- Ну так помоги мне понять.

Таул беспомощно взмахнул рукой.

- Глава ордена, человек, от которого бегут эти двое, был мне как отец. Это Тирен привел меня в Вальдис и сделал тем, кто я есть. Когда другие отвергали меня и осыпали насмешками, он поддерживал меня. Когда мне незачем стало жить, он придал моей жизни смысл. - Голос Таула, казалось, вот-вот сорвется. - Кем бы я был, если бы теперь восстал против него?

Сердце Джека часто билось. Слова Таула глубоко тронули его - между ними чувствовались целые миры невысказанного, горе, правда и ложь. Джек острее, чем когда-либо, понял, что в любом человеке есть две стороны. Люди могут хорошо поступать, говорить хорошие слова - и плести сеть обмана у тебя за спиной. Тарисса и Ровас, Тихоня, даже мать - все они улыбались ему, а сами лгали.

- Ты был бы человеком, Таул, обыкновенным человеком. Рыцарь, который подходил к нам, не лгал, и предателем он не был. Он просто прозрел - хотя в свое время, наверное, верил в Тирена так же, как и ты.

- Что такое ты говоришь, Джек?

- Я говорю, что, если Тирен был добр к тебе, это еще не значит, что он не может быть дурным человеком.

Таул улыбнулся - уже без горечи.

- Можно подумать, ты знаешь, о чем говоришь.

Джек потряс головой - он пока не желал касаться сокровенного. Теперь не время и не место для этого.

- Я знаю одно: мы с тобой на одной стороне, а Тирен - на другой. Он борется против Мелли - стало быть, он нам враг. - Джек вспомнил то, что в напряжении последних минут ускользнуло от него. - Ты сам, когда увидел этих двух рыцарей, подумал, что они посланы Тиреном убить нас обоих. Потому ты и услал Хвата.

Таул, не отрицая этого, встал.

- Утром ты сказал мне, что согласился ехать на Ларн, потому что тебе это на роду написано. А мне вот на роду написано служить другим. Сперва матери, потом сестрам, потом Тирену. Теперь Мелли. Я не дурак и признаю, что Тирен - мой враг. Быть может, мне придется даже выступить против него. Но знай: пока я не получу неопровержимых доказательств его вины, я не желаю слышать о нем ни одного худого слова. - Таул повернулся, готовясь уйти. Нельзя отворачиваться от того, чему служил, только потому, что у тебя появились новые обязанности.

Джек посмотрел, как он уходит, - вероятно, чтобы поискать Хвата. Единым духом проглотив эль, оставшийся в кувшине, Джек вышел вслед за Таулом. Рыцарь мудр во многом, но один трудный урок ему еще предстоит усвоить.

XVIII

Мелли, как всегда, соскребла сало с хлеба. Масла Грил ей не давала, и приходилось довольствоваться чем есть. Нынче, судя по запаху, это был растопленный ветчинный жир. Мелли задрала платье и втерла сало в живот туго натянутая кожа сразу впитала его.

При этом она разговаривала с ребенком, нашептывая ему всякий ласковый вздор. Это было ее любимое время дня: для Грил и Кайлока слишком рано, и можно сидеть на жестком стуле, закутавшись в шаль, и воображать, что Таул скоро придет за ней.

Ну не странно ли? Всю жизнь она думала, что люди, предающиеся мечтам, - это слабые, никчемные глупцы. Теперь она поняла, что ошибалась. Мечты дают силу - большую силу. И когда в жизни ничего больше не остается, кроме боли и страха, сила, почерпнутая в воображаемых мирах, помогает выстоять.

Итак, Мелли сидела, втирала сало в кожу и мечтала. Если не смотреть на руки и ноги, можно порой забыть, где находишься.

Удивительно, сколько всего может вынести человеческое тело. А может быть, это беременность придает ей стойкости. Если Кайлок связывает ей руки, а он часто это делает, следы от веревки заживают через каких-нибудь два дня. Ожоги от воска держатся дольше, зато синяки иногда сходят на другой же день. Сейчас у нее на правой ладони небольшой ожог от свечи и правое запястье вывихнуто.