Немецкая оккупация Северной Европы. Боевые операции Третьего рейха. 1940-1945 - Эрл Зимке

Отказаться от подписания пакта финны не могли, но они предпочли бы, чтобы это событие прошло без шума. Однако немцы соглашались лишь на то, чтобы министр иностранных дел Финляндии Виттинг прибыл в Берлин лично. Худшие опасения финнов сбылись в тот момент, когда Виттинг вышел из своего самолета в аэропорту Темпельхоф и в буквальном смысле слова оказался в объятиях облаченного в мундир Риббентропа, которого сопровождал целый батальон видных сановников. На следующий день (25 ноября), когда Виттинг подписал пакт в компании с итальянским министром иностранных дел и японским чрезвычайным и полномочным послом, Риббентроп устроил пышный прием в честь почетного гостя. Вечером коллеги из министерства иностранных дел пытались по телефону как можно скорее вызвать его домой, но министр задержался еще на два дня, ожидая аудиенции у Гитлера. 27–го, выслушав одну из продолжительных бессвязных речей фюрера, он вылетел в Хельсинки. Гитлер пообещал ему Кольский полуостров и желаемую границу, заверил, что Германия поставит Финляндии нужное зерно, и снова поднял вопрос о финских полезных ископаемых, особенно о никеле, в добыче которого, как он выразился, Германия хотела бы принимать участие. 19 декабря Германия согласилась поставить 75 000 тонн зерна до конца февраля 1942 г. и в общей сложности 260 000 тонн до нового урожая.

Прибыв в Хельсинки 28 ноября, Виттинг обнаружил у себя на столе британский ультиматум. Британское правительство через американское посольство поставило финнов в известность, что будет вынуждено объявить им войну, «если до 5 декабря финское правительство не прекратит военные операции и не воздержится от участия во всех враждебных действиях». В каком – то смысле британская нота была менее жесткой, чем нота от 22 сентября: она не настаивала на отказе Финляндии от вновь завоеванных территорий. Днем позже в личном письме Маннергейму Черчилль намекал, что будет лучше всего, если Финляндия тихо прекратит операции и удержит то, что у нее уже есть. Британский ультиматум был вызван не столько недавними подвигами Виттинга в Берлине, сколько прямым – и не слишком охотным – ответом на требования Сталина, которые больше нельзя было игнорировать. Финны ответили на ноту лишь после объявления войны, которое последовало 6 декабря. В этом ответе выражалось лишь удивление, что Великобритания нашла в позиции Финляндии нечто такое, что дало ей повод объявить войну. Проглотить горькую пилюлю народу помогло прозвучавшее в тот же день сообщение о том, что финские части взяли Медвежьегорск и что парламент принял официальное решение об аннексии захваченных территорий.

Наступление на Беломорск

25 сентября, в тот же день, когда Маннергейм отказался вести наступательные операции на Свири и Карельском перешейке, он предложил ОКВ план зимнего наступления на Беломорск[40]. Маршал думал, что после падения Ленинграда он сможет собрать восемь – девять бригад, нужных для такой операции. Кроме того, он предложил обменяться финскими и немецкими частями III и XXXVI корпусов и продолжить наступление на Кандалакшу и Лоухи.

Ставка Гитлера приняла предложение Маннергейма немедленно. Оно встретило горячий прием, потому что позволяло оживить почти заглохшую операцию против Мурманской железной дороги. В директиве № 37, положившей конец летним операциям армии «Норвегия», Гитлер приказал Фалькенхорсту готовиться к зимнему наступлению на Кандалакшу одновременно с финским наступлением на Беломорск и, возможно, на Лоухи. 13 октября Кейтель известил Маннергейма, что директива подписана. Наступлением на Беломорск и Лоухи будут командовать финны, а Фалькенхорст возьмет на себя командование Кандалакшской операцией.

Штаб – квартира армии «Норвегия» отнеслась к идее зимней кампании без энтузиазма. Она доложила, что использовать в зимних операциях обычные пехотные дивизии XXXVI корпуса, не имеющие навыков ходьбы на лыжах, невозможно. Чтобы удерживать оборону на линии реки Верман, XXXVI корпусу приходится иметь на флангах минимум два полка финской 6–й дивизии, которые осуществляют их подвижную защиту. Фалькенхорст настаивал на том, что для зимней операции против Кандалакши ему понадобятся минимум две горнострелковые дивизии и одна – две финские бригады, поскольку имеющиеся дивизии XXXVI корпуса годятся лишь на то, чтобы находиться в резерве. ОКВ пошло Фалькенхорсту навстречу, предложило ему 5–ю и 7–ю горнострелковые дивизии (первая находилась на Крите, а вторую еще только предстояло сформировать в Германии из обычной пехотной дивизии) и обратилось к Маннергейму с просьбой выделить две финские бригады. XXXVI корпус был немедленно переименован в XXXVI горнострелковый корпус. Его дивизии должны были учиться прямо на месте вести боевые действия в горах и зимой.

В середине ноября армия «Норвегия» узнала, что из – за плохого состояния финских железных дорог она может получить только одну горнострелковую дивизию, и то не раньше конца марта. Поскольку 1 марта было крайним сроком начала операции (чтобы избежать весенней распутицы), Фалькенхорст доложил: «Можно со всей определенностью сказать, что планируемая операция против Кандалакши не может быть проведена зимой». ОКБ, больше не рассчитывая на Фалькенхорста, приказало Дитлю, как будущему командующему армией, разобраться в ситуации лично и представить отчет непосредственно в ставку фюрера. 24 ноября Дитль по телеграфу сообщил Йодлю, что он согласен с мнением армии «Норвегия»: планируемая операция невозможна из – за проблем с транспортом и снабжением. Как опытный командир горнострелковых частей, он сильно сомневается в том, что солдаты, не прошедшие специальной подготовки и не привыкшие к здешнему климату, могут вести зимние боевые действия в условиях Заполярья. В качестве альтернативы армия «Норвегия» предложила совместное германо – финское наступление на Беломорск, а затем выход на восток вдоль железной дороги к Обозерской с целью отсечь от материка сразу и Мурманск, и Архангельск.

Тем временем ОКБ ожидало ответа Маннергейма на письмо Кейтеля от 21 ноября, который позволил бы уточнить планы немцев. Из – за болезни Маннергейм ответил только 4 декабря. Маршал назвал быстрое отсечение Мурманска от Большой земли делом чрезвычайной важности, однако напомнил, что его сентябрьское предложение основывалось на предположении, что Ленинград падет в ближайшее время, а соединение финских и германских войск на Свири – дело нескольких недель. С тех пор прошло больше двух месяцев; состояние его частей ухудшилось, а война создает для Финляндии большие внутренние трудности. Он считает, что наступление на Кандалакшу должно начаться самое позднее 1 марта. «Если ситуация хоть сколько – нибудь позволит», то финские части начнут наступление на Беломорск в то же самое время. Эрфурт трактовал письмо Маннергейма как попытку (по крайней мере, частичную) пришпорить немцев и ускорить соединение на Карельском перешейке и Свири. В его личной беседе с маршалом в конце ноября Маннергейм сказал, что Мурманская железная дорога должна быть взята в течение зимы, причем чем раньше, тем лучше. Эрфурт считал, что финны все еще искренне стремятся к совместному с немцами захвату железной дороги, так как надеются, что после этого их политические проблемы с западными странами исчезнут сами собой[41].