Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

как девушка приглашает жениха к себе, рекрутские, когда потчуют гостей, похоронные..» А о теперешних песнях и говорить нечего. Их он и во сне играет, если настроение ему не испортят, и днем ходит насвистывает везде… А вечером уж и подавно…

Долго играет Вею… Играет, душой отдыхает, пока все его нутро не запоет, как гармонь. И таким он становится веселым, каждая жилка его звенит — как жаворонок в вышине, в мыслях он взлетает высоко-высоко в небо и парит там. И смеется…

В деревне Кугунур две улицы: Верхняя, на левой стороне безымянной речушки, и Нижняя — на правой. Речушка бежит из ближнего леса: вода в ней светлая, чистая — как хрусталь, а вкусная — пьешь не напьешься. По берегам ее растет ольха, а пониже, у самой воды, любимица соловьев — ива плакучая… По давним неписаным законам ни ольху, ни иву, ни какие другие деревья и кустарники никто не рубит. Даже ветку сорвать грешно. Пусть бежит речка, пусть около нее растет все, чему расти хочется. Зато не обмелеет она, любимица пресветлая наша, и вода в ней всегда будет чистая, ключевая. Хоть пей, хоть поливай огороды, поля… И речка платит людям за заботу» Ни колодцев, ни прудов всяких по обе стороны сельчане не заводят, так как воды хватает на всех и на все.

Любят мужики и бабы деревни Кугунур помыться, попариться в простой русской бане. Почти у каждого хозяйства от дома к реке протоптана тропинка. И в конце ее — баня. В банный день, а это обычно бывает суббота, по-над рекой плывет белесый туман. Моются все, от мала до велика. Иные лихачи прямо в чем мать родила из предбанника в речку ныряют. Потеха и только.

Что еще примечательно в деревне Кугунур? Больше всего надо отметить, если так можно назвать, несправедливость природы. С левой стороны речки берег высокий, и дома тоже, как на подбор, стройные, нарядные — стыдно на таком виду хилую хату ставить. А вот справа берег отлогий, и дома им под стать — низкие, приземистые.

Как только поженится молодой сын с Нижней улицы, так всеми силами, всеми средствами и муж, и жена, и родственники их ставят новую избу для молодых на Верхней улице. Да поставить так стараются, чтобы в грязь лицом перед другими не ударить. Вот и выросла новая, молодая, красивая улица, и нарекли ее когда-то просто-напросто: Верхняя. А как назвали ее, то оказалось, что у той улицы, с правой стороны, и названия-то нет. Да и какое название, если она одна была и просто Кугунуром называлась. А теперь, когда, как дочь выданная, от нее отделилась другая улица, то и ей, матери, придумал какой-то острослов имя: Нижняя. С тех пор и живут они рядом, по берегам безымянной речушки: молодая нарядная дочь — Верхняя улица и тихая робкая мать — Нижняя.

Так и остались на Нижней улице матери да отцы престарелые. Если крыша протечет, молодые тут как тут, далеко ходить не надо — перейти висячий мостик недолго. Залатают крышу, починят крыльцо — и опять стоит себе старенькая избушка спокойно.

Тишина на Нижней улице и днем, и вечером. Только ночью иная собака гавкнет раз-другой, дабы показать, что недаром ее кормит хозяин, и опять лениво положит голову на лапы. А петухи… Они и на той, и на другой улице голосистые. Под утро, когда смолкнут гармошки и песни, начинают они звонкую перекличку.

И танцы, и гулянки всякие — опять же на Верхней, так как и библиотеку, и Дом культуры колхоз построил также на ней. И магазин, и медпункт — все здесь.

На самом конце Нижней улицы и живет наш знакомый Вею-гармонист. Правда, он уже давно не играет на вечерах молодежи, но звание гармониста с него никто не снимал. И старики, и сельчане средних лет, и даже семнадцатилетняя молодежь хорошо помнят, какой гармонист был Вею. Это сейчас в Доме культуры и проигрыватель, и заведующий-баянист с дипломом культпросветучилища, и чуть ли не у каждого призывника или вернувшегося со службы парня либо магнитофон свой, либо транзистор или гитара. Вот и пляшут, и поют по вечерам на Верхней улице на все лады. Кто в Доме культуры, кто на пятачке, а кто просто под молодыми тополями…

А раньше, лет 10–20 назад, Вею был лучший гармонист на все двенадцать деревень.

Конечно, в каждой деревне были и свои гармонисты. Но Вею — всем гармонистам гармонист. Никто не мог сравниться с ним. Ни один! На удырюш[11] раньше всех приглашали его, на свадьбу — его, на гуляния — опять его. Только он был званным и желанным гостем. Со всех сторон просили его, умоляли, даже становились на колени. Его имя произносили любовно, ласково.

От одного слова «Вею» хотелось плясать, петь, кувыркаться. Какая-нибудь девка разбитная, услышав это слово, вся разомлеет, будто ее ласкают, говорят ей на ухо приятные слова. Слово «Вею» доходило до самого сердца, заставляло что-то там дрожать. Девушки ходили за Вею, как стадо овец, кружились вокруг него, как пчелы, завораживали его кто как мог — голосом, походкой, манерой держаться. Ведь у пчелы есть не только жало, но и мед…

А Вею, придя с работы, умоется, наденет белую рубашку, черные брюки навыпуск, блестящие, как зеркало, сапоги; бросит на копну черных кудрей широкий картуз, возьмет в руки гармонь и выходит на улицу.

Один раз растянет гармонь — вся деревня замирает: не слышны голоса людей, не плачет ребенок, будто успокаивает его мать — не ори, говорит, слушай, говорит. И ворота не открываются, и собаки не брешут. Все бросают домашние дела, выпрямляются, слушают.

— А ну тебя, Вею, и зачем ты только родился! — умиленно произносит какой-нибудь старик, тоже забыв о делах, долго-долго стоит, прислушивается к звуку гармони и сладко вспоминает свою молодость, грешные дела, и снова ему хочется быть молодым, хоть на один час, хоть на один миг.

А молоденькие девчата, пропуская мимо ушей наставления родителей делать это да то, вбегают в избы, умывают лицо, причесывают длинные волосы, заплетают косы, повязывают разноцветные платки, надевают белые платья, снизу убранные прошвами, лентами, и быстро убегают на гуляние. Если Вею вышел раньше всех, то девчата успевают прибежать еще раньше, они уже сидят там, ждут не дождутся своего гармониста.

Вею шагает посреди улицы, по мосту не переходит. Это они, те, которым нужен он, должны перейти мост, прийти на Нижнюю улицу. Идет он — грудь