Девочка и магия - Александр Шатилов

"Аннетик, это правда ты? — прошептала Аня, которая смотрела на все происходящее, широко открыв от удивления рот — А что ты крикнула? Извини, я первый раз вижу, как ты колдуешь".

"Рассыпься. Но я не колдую. Дядя Николас говорил, что правильно говорить "творить волшебство", а не "колдовать".

"Какая разница как это называть. Главное, что мы свободны. Я сейчас выйду в коридор и посмотрю, есть там охрана или нет, а если все спокойно позову вас" — Саша сделал шаг к двери.

"Саша, стой! Это лучше сделать мне" — остановила мальчика Аннет и выскользнула из камеры. Слева от двери, перед лестницей ведущей наверх за столом сидел охранник и в свете одинокой свечи аппетитно уминал вареную картошку. Заметив принцессу, воин приподнялся с табурета и потянулся к копью у стены.

"Кедар инмовил! — крикнула волшебница, заставив охранника замереть на месте. Несчастному так и пришлось простоять остаток ночи на полусогнутых ногах, с половиной картофелины во рту и вытянутой рукой.

"Принцесса, вы вернулись. Какое счастье!" — Аннет повернулась на знакомый голос и увидела сквозь решетку маленького окна в двери соседней камеры лицо Хендрика, старого телохранителя своего отца.

"Дядя Хендрик — обрадовалась девочка — А где папа?".

"Где-то там — старый воин кивнул в сторону уходящего в темноту коридора — Здесь по всюду томятся люди, преданные милорду и не признающие власть ни Эл, ни Джуни".

Одну за другой Аннет открывала камеры и в одной из самых дальних нашла своего отца. Первый, кого увидели друзья, распахнув дверь, был бледный и худой Фан. Увидев среди своих освободителей Аннет и Аню, юный оруженосец лорда Зальцера так опешил, что от растерянности и радости попробовал изобразить что-то наподобие галантного поклона: "Я приветствую прекрасных дам, э-э-э, в моем, то есть не моем, а нашем с лордом дворце…".

"Папочка!" — не слушая Фана, принцесса метнулась в угол камеры, где на простом деревянном топчане лежал ее отец. Вид лорда Зальцера был ужасен. Отросшие за время заточения волосы свалялись, скулы ввалились, из-под повязки на левом плече сочилась кровь. Открыв глаза, Зальцер увидел свою дочь и тихо прошептал: "Фан, не смей меня будить. Мне снова снится Аннет".

"Я не снюсь, папочка. Я на самом деле. Я вернулась" — девочка обняла отца и расплакалась.

"Фан, ты как всегда в своем репертуаре — вздохнула Аня — Нашел время для своих "прекрасных дам". Расскажи лучше, что здесь происходило".

"Джуни привез из Мелотауна раненого лорда Зальцера и привел с собой большой отряд "Ангелов живого бога" — начал рассказ Фан — Никто не ожидал нападения, и предателю открыли ворота. Так и получилось, что всех, кто встал на защиту лорда, разоружили и бросили в подвал, а слуги, разбежались. Я сначала тоже хотел убежать, но потом попросился в одну камеру с милордом, чтобы ухаживать за ним. Ведь я оруженосец и мой долг быть вместе со своим господином. А его светлость очень плох. Вот уж несколько месяцев прошло, а рана все не заживает. Я думаю, это оттого миледи, что лорду без Аннет жить не хотелось. А уж когда скончалась старая леди, бабушка принцессы, милорду совсем плохо стало".

— 9 —

В предгорьях на севере империи Совета Великих Лордов разыгралась непогода. Пронзительный холодный ветер перехватывал дыхание, метель кидала в лицо колючие снежинки, а дорога превратилась в непролазные сугробы. Два путника, прикрывая лица рукавами овечьих тулупов, с трудом продвигались к трактиру "Утопшая русалка". Пройти осталось совсем немного, сквозь вьюгу уже можно было разглядеть фонарь над входом в заведение, но эти последние минуты дороги превратились для путешественников в вечность. Наконец заветная дверь была достигнута и путники, окутанные облаком пара, ввалились в трактир.

"Утопшая русалка" оставался пока еще чуть ли не единственным трактиром в империи, который процветал, не смотря ни на что. Связано это было с тем, что отряды "Ангелов живого бога" еще не успели забраться так далеко на север и именно в предгорьях нашли себе убежище люди, скрывающиеся от мобилизации в отряды "добровольцев" по истреблению лесов ради светлого будущего человечества.

"Вот оно счастье то, пан Гусак" — сказал один из путников, уютно устраиваясь на скамье перед свободным столиком.

"Истину говоришь, пан Шу" — ответил второй путник, скидывая с себя тулуп и запихивая его прямо под стол.

Дело в том, что сиротский приют для девочек, директором которого являлся пан Гусак, был упразднен указом Алекса Шретера, сирот выгнали на улицу, а в здании наместник Мэллы Кредер устроил свою резиденцию. Бывшему директору было предложены либо стать "ангелом живого бога", либо отправиться на вырубку деревья. Ни то, ни другое пана Гусака не устроило, и он предпочел сбежать из Мелотауна. Скитаясь по дорогам империи, бывший директор встретил пана Шу, который тоже скрывался от властей, по той же причине, что и пан Гусак. Решив, что вдвоем им будет веселее и спокойней, старые приятели решили продолжить путь вдвоем.

Заметив новых посетителей, к столику подошла служанка и хотела заученно улыбнуться и предложить вина, но, увидев, кого ей придется обслуживать, скривилась так, словно перед ней сидело болотное чудовище. "Родниковой воды в меню нет" — резко заявила женщина. Общество трезвости пана Гусака сумело все-таки оставить неизгладимый след в сердцах обслуживающего персонала всех трактиров империи.

"Что ты, что ты, добрая женщина. Какая родниковая вода, когда империя рушится — успокоил служанку пан Шу — Неси-ка ты нам милая вина, да покрепче".

В помещение трактира было сильно натоплено и жара после холода, сделала свое дело. Едва хлебнув из кувшина добрый глоток вина, пан Гусак моментально захмелел.

"Где же вы, мои бедные девочки? Где же вы, мои сиротки? — расчувствовался бывший директор — Сижу вот я сейчас сытый и пьяный в тепле, а сокровища мои в это время может быть, в сугробах замерзают или от голода умирают. За что же мне судьба то такая дана, пан Шу?".

"Вот и я говорю, как же можно на собственного Великого Лорда руку поднимать? Куда мы катимся? Ничего святого в людях не осталось. На собственного лорда с мечом" — жаловался о чем-то своем в это время пан Шу.

"…Сидят, словно зайчики под елочкой и от холода трясутся, а мимо волки голодные рыщут…".

"…И эти налетели, как их, "Ангелы живого бога", а как бог может быть живым или мертвым, если он вечен…".

Пан Гусак поднял свои, затуманенные скупыми мужскими слезами глаза, и вдруг увидел воспитанниц приюта, выстроившихся в ряд на возвышение в центре зала.

"Вот они, цыплятки мои" — завопил от радости на все заведение пан Гусак.