72 метра. Книга прозы - Александр Покровский

Говорят, они переносят массу болезней. Как подумаю об этом, так и чешусь.

Наш Большеног совершенный чистюля. Он ухаживает за своей шкурой, постоянно поскребывается. На тропе я опять обнаружила металлическую окантовочку. Она прикручена к стойке. Неприятная штука. Ее нужно миновать осторожно. Иначе можно попасться. Затянет на шее или на поясе.

Не идет в петлю, представляете? Жутко умная дрянь. Если на ее пути появится что-то непривычное, может три дня туда носа не казать. Но я же с ума сойду. Мне ее надо прихлопнуть Может, попробовать отравленную еду или натолочь стекла?..

Я все больше и больше к нему привыкаю. Я уже знаю, как он ходит, сидит, дремлет, держит спину. Из-за своих непомерных размеров они, конечно, опасные, но ужасно привлекательные гиганты, и если природа создала их, значит, это было зачем-то надо. Может быть, даже затем, чтоб кормить и содержать наше племя. Он все время издает странные звуки. Нет, конечно же, те звуки, что свойственны им издревле, меня не так удивляют, как те, что он производит, ломая что-то. Он все время что-то ломает. Это так неприятно.

Весь день дробил стекло. Нашел бутылку и… интересно, будет есть или нет?

Он предложил мне странную еду. В ней ощущалось то, что нераздробленным вставляется в окна. Опасаюсь за его ум.

Не жрет, скотина, не жрет!..

По-видимому, все обошлось, и это было лишь временное помутнение рассудка. Все, что растолок, он выбросил. Теперь сидит и думает. Меланхолия столь непривычная гостья для этих мест, что наблюдение за ней, случайной, редкостное развлечение.

Понял, как я ее убью. Ее нужно приручить. А лучше прикормить, чтоб подпустила к себе поближе. Подпускает – я беру молоток и…

Сегодня праздник. Большеног сделал навстречу значительный шаг. Он понял наконец, что мы – соседи и зависим друг от друга. Он предложил мне еду. Не те остатки, которые я, выполняя некую высшую волю, за ним все время подбираю, но что-то новое, им самим изготовленное. С восхитительным запахом. Но я не могу так сразу при нем есть. Еда – в ней так много интимных движений. И потом, все это так непривычно. Не лучше ли подождать два дня?

Не ест пирожок. Я утащил с камбуза пирожок специально для ее приручения, а она не ест.

Я не стала есть эту пищу сразу. Возьму ее только завтра. Невежливо сразу все хватать. Ведь это подарок. Нужно выдержать хороший тон. И потом, ее нужно проверить. Большеног – мастер всяческих розыгрышей.

Есть! Она его утащила. В следующий раз нужно положить еду ближе.

Я отнесла ее нашим. Я считаю, что это необычная пища, а если случается нечто подобное, лучше посоветоваться со своими. Ее отдали выводку Голобрюхой. У нее их все равно родилось больше, чем обычно. Небольшая потеря никому не повредит.

Положил приманку поближе. Интересно, покажется она или утащит ее втихаря?

Потомство Голобрюхой не пострадало. Теперь можно пробовать, не обращаясь к собранию. И все-таки нужно быть настороже. Большеног – чудак и может выкинуть любой фокус.

Ага! Показалась из своего угла. Сначала высунулась мордочка, и глаза-бусинки уставились на меня. Мне показалось, что она что-то заподозрила. Мне вдруг стало нехорошо от мысли, что я поступаю нечестно. Все-таки лучше было ее прихлопнуть в открытую. Война так война, а приманивать… но ведь по-другому от нее не избавиться.

Кажется, я скоро уверую в искренность Большенога. Во всяком случае, пока он не делает ни малейшего усилия к тому, чтобы мне повредить. Я осторожно куснула еду… если почувствую горечь под языком… но нет… пока все хорошо, и все же лучше отдать ее Голобрюхой.

Взяла! Ах ты моя птичка, ласточка, мышка! И не подозреваешь, небось, какой я гадкий и вероломный. Скоро, скоро мы возьмем в руки что тяжеленькое и…

И все-таки Большеног странное создание. Никаких особенных достоинств в нем не обнаружено, и все же он делится пищей. Это необычно. Это может быть началом отношений. Это может вскружить голову. Есть некоторое обволакивающее чувство благодарности, предшествующее безграничному доверию, проистекающее из природного благородства и чистоты души. И я начинаю его испытывать к Большеногу.

Теперь он сидит смирно, и у меня все меньше повода для беспокойства.

Сегодня она показалась целиком. У меня руки чешутся, как мне хорошо. Но я должен быть паинькой. Реакция у нее мгновенная. Почует подвох – все насмарку.

Все время хочется быть с ним рядом. Не знаю, испытывал ли кто-либо из наших подобные чувства к большеногам. От него исходит ощущение уверенности. Все так надежно. Тепло. Я всего лишь в нескольких сантиметрах от его ноги, и мне так хорошо. Хочется оставить на нем свою метку, чтобы все знали – это мой Большеног. Интересно, чем же он угостит меня в следующий раз?

Сегодня я уже мог ее прихлопнуть, но что-то остановило меня. Нерешительность какая-то. Рука словно окаменела или я испугался, что не попаду. Черт его знает. Хотя я столько тренировался.

Порывистые движения теперь сменились у меня движениями нежными. Я – само совершенство. Я – само изящество, грация. Знаете, мне хочется ему нравиться. При этом стоит заметить, что себе самой я уже нравлюсь давным-давно.

Я дотронулся до нее. Протянул руку, и она подставила свой бочок. Шерстка такая мягкая-мягкая, и лапки как игрушечные. Надо же. Все это ради тренировки, конечно. Не хочется промазать, а потом снова все затевать. Хочется, чтоб наверняка.

Он тронул меня. Для него это движение, видимо, было совершенно необходимое. Для меня… стыдно сказать, но по всему телу пробежала дрожь, будто я ждала этого прикосновения и в то же время очень его боялась. У меня такое чувство, что мы оба только что прошли через чрезвычайно важное испытание, сущность которого нами пока что не понята… Скоро мне понадобится куда больше еды. Следует делать запасы.

Она что-то почуяла. Хватает еду и бегом к себе. Я ведь ее трогал. Видно, что-то не так, и она мне больше не доверяет. Не подпускает.

Скорее всего, для Большенога очень важно наше соприкасание. Он все чаще старается его повторить. А мне страшно некогда. Для Большенога у меня скоро будет сюрприз. Да и для всего мира тоже. Я буду занята несколько дней. Потом расскажу чем. Не скучай, Большеног, я о тебе не забыла.

Она не появляется уже трое суток. Может, ушла?

Ее нет неделю. Не знаю, что и думать. Я отодвинул в ее углу все ящики. Я сделал такую приборку, какую никогда не делал. Я залезал тряпкой в щели, ковырял там проволокой – все напрасно. Ничего не нашел.

Десять дней я без нее, и я не знаю, что теперь будет. Меня спросили, что со мной, и я сказал что крыса пропала. «Так радуйся!» – сказали мне. «Я и радуюсь», – сказал я.

Сегодня исчез сыр. Он лежал три дня, а сегодня в обед пропал. Я думал, может, выкинул кто. Он лежал в нашем с ней месте, но, может, кто-то из сменщиков делал приборку и выкинул. Опросил всех. Никто не трогал. А вдруг это не она? Нужно сбегать на камбуз. Она любит пирожки с мясом.

Все! Показалась! Ха-ха! Да, мадам, давненько мы вас не наблюдали. И где это вы так шлялись, а? Неужели нельзя было заглянуть на мгновенье к папочке? Я гладил ее по спине и по ушам. Как кошку. Она ужасно проголодалась – это ясно, но стояла как вкопанная, не шелохнувшись. Потом задумчиво так повернулась и ушла. Через мгновение вернулась, а за ней… бог ты мой!.. ползли два крысенка…

Мы все полезли на Большенога. Мы терлись об него, взбирались по штанам, норовили подлезть под руку. Мы ласкались. Мы соскучились. Это был наш Большеног. Большеног и мои дети. Они играли с ним, а он с ними.

Черт знает что… черт… кому расскажешь… Черт знает… черт, черт… Пойду на камбуз воровать пирожки. У нас прибавление.

Захват

Мы догнали его через сутки. Он засел за камнями. За ним отвесная сопка, и деться ему некуда. У него автомат и два подсумка патронов. С таким грузом идти нелегко. Хорошо, что мы в ватниках и взяли с собой шапки. Это я приказал. Ночью холодно. Ватник, старые офицерские ботинки на микропоре, которые не скользят на скалах, шерстяные носки, смена белья, паек, патроны, шапка. Можно выбрать место посуше, опуститься в мох, поднять воротник, уткнуться лицом в колени и вздремнуть. Обязательно укрыть лицо и шею. Иначе комарье сожрет.

Он положил восемь человек – половину караула. Потом взял два полных подсумка и ушел.

Он шел на запад. Может, он и хотел перейти границу – черт его знает – но по мне так: он шел, как зверь, – по чутью, а оно говорило – иди на запад.

Это все из-за солнца. Прекрасно его понимаю. В его состоянии хорошо идти на солнце, потому что оно вселяет надежду. С солнцем кажется, что все у тебя получится. В двенадцать ночи оно висит над горизонтом. В той стороне и есть запад. Потом оно медленно по кругу движется на восток. Север. Лето. Солнце не заходит.