Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

— Сам посмотри, — предложил Олег, — кто сейчас и у нас, и в других странах находится у руля? Кто держит в своих руках практически весь бизнес? Молодые люди не старше, скажем, тридцати. Называй их волками, львами, гиенами — кем хочешь, но у них в руках все рычаги мировой экономики. Следовательно — жизни. Да, их власть криминальна и по своему происхождению, и по образу действий. Но ведь тот же Мальтус не из пальца высосал свою теорию, а он утверждает, что в конце концов выстоит сильнейший, наиболее приспособленный, это если рассуждать примитивно о, так сказать, «естественном» регулировании численности народонаселения. Ты вообще, Саша, когда-нибудь на досуге, к примеру в отпуске, почитай этого священника, его «Опыт закона», очень интересно. Но суть, в конце концов, не в нем. Смею предложить тебе для дальнейшего размышления следующий постулат: мафия преступна, но она устанавливает в государстве порядок и стабильность. Ты бывал за границей не раз, значит, мог наблюдать. А я последние месяцы просто жил там, объездил полмира. Давай соединим наши знания. Ну, к примеру, Италия.

— Не пример, — возразил Турецкий. — Как раз там я и не был.

— Ой, да какая, в сущности, разница! Не мелочись. За бугром везде одинаково. Но наиболее разительный вариант я видел как раз в Италии. Я посетил два-три курортных приморских городка, где, мне сказали, вовсю орудует мафия. Тридцать процентов всей прибыли от отелей, ресторанов, казино, магазинов принадлежит ей, мафии. Дорого берут, скажешь? Зато, слушай, двери отелей и машин не запираются. Воровство отсутствует как таковое, а пришлых жуликов попросту убивают. На пляжах — чистота и порядок, живи, отдыхай вволю и ничего не бойся. Мафия обеспечивает твою безопасность. Правда, за это надо платить. А разве мы с тобой, Саша, всю жизнь не платили государству из своего кармана за то, что нам разрешалось не жить, нет, а просто существовать?! Так что же лучше? Я совсем не исключаю, что при том положении дел, которое складывается у нас, в России, ближайшее будущее — за мафией. Постоянные кровавые разборки, убийства банкиров, гибель банков-однодневок, все эти эмэмэмы и прочие пирамиды — пока только подходы, Саша, к главному пункту нашей программы: кто возьмет власть — старая партийно-государственная мафия или молодая, так называемая, постсоветская. Третье исключено. Поэтому, ты, конечно, как хочешь, но лично мои симпатии или, точнее… словом, называй это вынужденным выбором, на стороне последней. Первой мы уже накушались, а что касается второй, то тут возможны определенные соглашения. Даже на государственном уровне. Ты скажешь: страшноватенькая перспективка, да? Но ведь другой, Саша, может просто не оказаться. Вот о чем надо думать…

— Ты так просто рассуждаешь о кошмарных, по сути, вещах…

— Но ведь мафия — это прежде всего бизнес. Кровавый — да, но и упорядоченный. Этого же ты не станешь отрицать, надеюсь? Но еще важней — стабильность. Ее-то и не хватает нашему народу, нашему государству.

— М-да… Незавидные, однако, у тебя перспективы.

— Почему же — у меня? А у тебя, что, иные? А у государства?

— Наш спор, Олежка, в общем, беспредметный, поскольку, я считаю, у человека хватит ума противостоять…

— Да о каком человеке ты говоришь, Александр Борисович, следователь ты мой самый старший, да еще по особо важным делам? Идеал человека сегодня для всей нашей державы, всей, даже в старых ее границах, — не мореплаватель и плотник, а «новый русский», как во всем уже мире называют и чечню, и хохляндию, и нас, многогрешных, независимо от фамилии. А это кто? Тот, кто богат. Предприниматель это. Он и создает богатства, он и дает работу людям. Поэтому у него всегда будет в доме самое лучшее и современное, начиная с того же дома. Самая красивая машина, самая модная компания, куда все эти ваши современные таланты и классики из кожи лезут стремятся попасть. Вам, я имею в виду, конечно, не тебя, а рядового российского обывателя, никогда не понять философии дельца, предпринимателя, богатого человека. Он и пашет, как сто карпов, и «отрывается» так, что земля на уши становится. Ему все доступно, понимаешь? Ему не нужно мечтать, ибо он все и так имеет. Это, если помнишь, марксисты за нас мечтали. Человек без мечты, как кто там? А, птица без этих, без этих, без крыльев. А на хрена мне… ему, извини, крылья, если у него собственный самолет. Так что вот такие дела, старик. В нашей стране уже давно вовсю идет борьба не идеологий, а конкретных интересов. И на обочине ни тебе, ни мне не отсидеться. Все-таки я тебе настоятельно советую: брось ты все свои дела и катись в Германию. Отдохни там хорошенько со своими девчонками, приглядись, как люди живут. Как они привыкли жить, как общаются друг с другом. Нам ведь такая вежливость и не снилась. Такая человеческая предупредительность… Их мир, конечно, жесток, но, Саша, он предельно справедлив к личности. Мы говорим: человек — стадное животное. А они, видишь ли, этого не понимают. У них это случилось однажды, в тридцатых — сороковых годах, и с тех пор как отрезало. Накушались. А вот нам в этом смысле, особенно по части исторической памяти…

— Ну уж совсем-то до такой степени не надо бы… Ты, Олежка, на мир смотришь оттуда, откуда лично тебе удобно. И место это твое — опасное, неустойчивое, один ты там еще кое-как уместишься, а двоим уже и делать нечего. А коли так, никакая охрана не защитит. Вами зависть движет, а это поганое чувство. Впрочем, извини, я не прав, ваши — наши, все не то. Ладно, ты, я вижу, устал, кое-что ты для меня прояснил, и на том спасибо. А вот насчет самого лучшего, что может позволить себе богатый человек, о котором ты говорил, будет, пожалуй, нежелание подставлять ножку приятелю. Хоть какой он тебе приятель…

— Ах, вон ты еще о чем! — Олег загадочно сощурился. — Ну, во-первых, как ты сам только что заметил, никакой он мне не кореш, а бывший мамашин подчиненный, и, во-вторых, Таньке надоело с ним философию разводить. У нее на сегодня три основных задачи: скинуть наконец свой юридический, заиметь квартиру в Москве и всласть потрахаться. Последнее мы вчера устроили в полном объеме. Скажу, старик, без хвастовства: давно я за собой не замечал подобных подвигов… Но Танька! Это же тайфун! Пожар! Всемирный потоп! Она мне на своем диване там, в офисе, такое исполнила, что я ее в охапку и — сюда. Всю ночь не мог глаза сомкнуть. А он ей, представляешь, о раскрытых и нераскрытых убийствах или о чем-то еще… Не тем девушку заинтересовывать надо, как же вы не понимаете?

Саше стало очень неловко от сказанного Олегом, и он поморщился.

— Впрочем, как я понимаю, — по-своему оценил его гримасу Олег, — это все к тебе лично отношения не имеет. Она мне созналась, что Александр Борисович как раз вызвал у нее… ну как бы тебе сказать, вполне, что ли, конкретные чувства.

— Это как же понимать прикажете? — удивился Турецкий. — Вы что же, в перерывах между тайфунами и пожарами нас, грешных, обсуждали?

— Да нет, — с улыбкой пожал плечами Олег, — как-то так, само собой вышло… Она говорит, что ты на нее в прокуратуре так поглядел, что у нее под мышками вспотело. Так что, считаю, это делает тебе, Сашка, честь. А ты — сразу в обиду! Я ей говорю, если по-честному, скажи: дала б ему? — Еще как! А Грязнов — зануда, который на что-то рассчитывает на старости-то лет… В общем, я все сказал. Могу добавить последнее: с жильем я ей за послушание и прилежность помогу, это не вопрос. Соответственно, и службу подходящую подберу. Потому что подозреваю, что сотрудница она — никакая, а вот телка — высший класс. Я ей таким образом обеспечиваю внешнюю сторону бытия, а она за это будет очень стараться. Ну разве я не прав? Да она ж за этакую перспективу любое мое желание выполнит. И с удовольствием…

«Черт меня подери, — сказал себе Турецкий, — если я сейчас заявлю, что он не прав. Вот конкретный пример того, что богатенькие действительно, как заявил Олежка, имеют все самое лучшее — от шлюх до персональных тусовок Но ведь обидно. Да и Славка не поймет… Хотя теперь уже вряд ли у меня возникнет желание объясняться с ним по этому поводу…»

Турецкий ухмыльнулся своим мыслям и, увидев вопросительный взгляд Олега, касавшийся, вероятно, именно этой его ухмылки, неожиданно для себя сказал:

— Да в общем-то, если не держаться за некоторые свои принципы, цена которым, как я замечаю, в нашем мире невелика, кувыркалась бы Татьяна не под тобой, хороший мой, а подо мной…

Олег даже подскочил на стуле! А рухнув обратно, захохотал.

— Родной ты мой! — Кажется, он даже прослезился. — Ну надо же! Вот это оторвал номер! Ай, молодец! Нет, Саш, честное слово, ты мне просто позарез нужен, переходи, мы сработаемся!

Ну вот, покивал Турецкий, будто китайский болванчик, тут она и вся философия… Нехорошее чувство это — зависть. Однако вина выпито достаточно, мясо съедено, пора гостям, как говорится, и честь знать… Саша отодвинул тяжелый стул, поднялся, показывая, что с пищей на сегодня покончено. Олег поднялся тоже и предложил показать квартиру. Соблазн был, конечно, велик: поглядеть, как живут эти «новые русские», к которым Олег несомненно принадлежал, но Саша вдруг почувствовал снова острый приступ ревности: это ж что, разглядывать лежбище, на котором Татьяна показывала этому мальчишке высший класс?! Да пошел бы он…