Зомби - Клайв Баркер

Он лишился глаза после удара дротиком где-то на берегах Ориноко, или вроде того, а ногу ему откусил крокодил в Амазонке. Но он всегда возвращался домой, лечился, а потом снова уступал своей страсти к путешествиям. Что касается фетишей, что ж, человек всегда склонен узнавать и испытывать какие-то забавные переживания в отдаленных уголках мира и почти всегда старается хоть отчасти сблизиться с местным населением…

На следующий день (вернее, в тот же самый, поскольку полночь уже миновала), в пятницу, дела привели меня в Дэнхольм. И бесполезно спрашивать, по какой причине я, прихватив небольшой букет у деревенской цветочницы, прошел на старинное кладбище, к простой могиле Джереми. Возможно, цветы означали дань его памяти; всему должна быть своя причина, всему должно быть объяснение. Можно подумать, мне это надо. В конце концов, он же был моим другом! Все так говорили. Но есть и другое объяснение: убийцы всегда посещают могилы своих жертв.

На мраморном надгробии были выбиты его имя, даты рождения и смерти и краткая история его жизни, гласившая:

Далекие земли манили его;

Он всегда рисковал

И всегда возвращался.

Покойся с миром.

Укладывая цветы на его просевшую могилу, я не мог удержаться от легкой усмешки.

Просевшую?..

— Оседание почвы, сэр, — раздался голос прямо у меня над ухом, и чья-то рука тронула локоть.

Господь свидетель, я так и подскочил от неожиданности!

— Именно оседание, — повторил тот же голос, отягощенный местным диалектом, полный нескрываемой неприязни и такой же мрачный, как и место, где мы стояли, — Да, меня исхода упрекают, что я плохо утрамбовываю землю и все такое, но в этом виновато оседание почвы. Из каждой полудюжины могил одна обязательно хоть немного, но опускается, совсем как у этого старины Джи-Джи. Вам ведь известно, это их семейная могила. Дэнхольм. А он последний в роду, и такой немного странный! Но, я думаю, вы и так все знаете.

— Э… да, — сказал я. — Известно. — Я посмотрел на образовавшуюся впадину, — Э… может, добавить немного земли, как вы думаете? Пока никто не успел вас упрекнуть?

Он задумчиво поморгал:

— Я сейчас же этим займусь, сэр! Всего вам хорошего!

Я ушел, а он некоторое время чесал в затылке, хмуро глядя на могилу, а потом покатил свою тачку, явно собираясь привезти немного земли.

Это был второй факт, о котором я не собирался рассказывать Анжеле, но, как выяснилось, он все равно не имел большого значения.

Вечером, после того как стемнело, я снова подъехал к их (а теперь ее) загородному дому, и стоило мне войти, как я тотчас понял, что дело неладно. Любой бы это понял, если бы услышал встревоженный голос, доносящийся сверху.

— Артур! Артур! — Ее резкий, пронзительный голос проникал до самых костей. — Это ты? Ради бога, скажи, что это ты!

— Конечно это я, моя дорогая, кто же еще? — крикнул я в ответ. — А теперь скажи, в чем дело?

— В чем дело, в чем дело?! — Она слетела по ступеням в развевающемся халате и попала прямо в мои объятия. — Я сейчас скажу, в чем дело…

Но Анжела так запыхалась, что не могла говорить. Она выбежала из спальни с влажными неприбранными волосами, ненакрашенная и вообще выглядела сильно уставшей.

Выждав пару секунд, я довольно резко спросил:

— Так ты мне расскажешь?

— Это он! — дрожащим голосом выпалила она. — О, это он!

Анжела разразилась слезами и повисла на мне, так что пришлось бросить на пол цветы и шоколад, чтобы ее поддержать.

— Он? — невольно повторил я, что было довольно глупо, поскольку я уже начал подозревать, что речь шла действительно о «нем» или, по крайней мере, о его действиях.

— Он! — воскликнула она, стуча кулачком в мою грудь. — Он, глупец. Это Джереми!

Что ж, наш семейный девиз всегда гласил: «Пусть восторжествует разум», так что могу поставить себе в заслугу, что я не рухнул на пол и не начал бессвязно бормотать, как это делала Анжела. А возможно, я просто слишком глуп. Так или иначе, я подобрал цветы, коробку конфет — да, и Анжелу тоже — и понес все это наверх. Я уложил ее на кровать, но Анжела тотчас вскочила и забегала взад-вперед по комнате, горестно заламывая руки.

— Ну, так что происходит? — спросил я, стараясь быть рассудительным.

— Только не надо говорить таким тоном! — раздраженно бросила она, останавливаясь передо мной с крепко сжатыми кулачками и перекошенным лицом. — Ты говоришь так, будто я испугалась какой-то глупости! Я сказала, что это он, и это действительно он!

Но я уже разозлился.

— Ты хочешь сказать, что он здесь? — сердито спросил я.

— Я хочу сказать, что он где-то неподалеку, — ответила она, гневно сверкая широко распахнутыми глазами. — Или хотя бы его отдельные части!

А потом она снова разразилась этими захлебывающимися рыданиями, которых я не могу выносить, и я еще раз уложил ее на кровать.

— Дорогая, — сказал я, — расскажи мне обо всем по порядку, и я постараюсь разобраться. Я обещаю.

— Правда, Артур? О, как я на это надеюсь!

Я поцеловал ее и попытался снова подтолкнуть к рассказу:

— Ну, давай, расскажи с самого начала.

— Я… я была в ванне, прихорашивалась перед встречей с тобой, надеясь, что на этот раз мы сможем провести тихий спокойный вечер вдвоем, а потом и ночь. Я уже успела намылиться, как вдруг ощутила на себе чей-то взгляд. И это был он! На краю ванны! Это был Джереми!

— Джереми, — спокойно повторил я, не сводя с ее лица хмурого взгляда. — Джереми… человек?

— Нет, как же ты глуп, — его проклятый глаз!

Она сорвала обертку с коробки конфет (ее любимых, с ликером) и начала торопливо набивать себе рот сладостями. Вот тогда я впервые подумал: «А может, у нее нервный срыв?»

— Хорошо, — произнес я, поднялся с кровати, подошел к комоду и выдвинул ящик, где оставил обитую бархатом коробочку. — В таком случае…

Коробочка лежала на месте, но раскрытая и абсолютно пустая. В ту же секунду раздался незабываемый звук катящегося шарика. Ни за что бы не поверил, но отвратительный глаз выкатился из ванной комнаты, заскочил на ковер и остановился, злобно глядя на меня.

А потом: Бам! Бам! — из гардеробной, и снова БАМ! Последний оглушительный удар сорвал дверь с петель, и появилась нога Джереми, она царапала пол, как клешня, оторванная от еще живого краба! Да, она не просто лежала там, а… двигалась! Проклятый протез то сгибался, то разгибался в коленном шарнире, как живой!

От изумления я, широко раскрыв рот, попятился от этого чуда — пятился, пока не сел на кровать, не в силах произнести ни слова. Анжела все видела, и теперь ее глаза грозили выпасть из орбит; из уголка дрожащего рта вытекла струйка слюны, смешанной с шоколадом, но рука механически потянулась за очередной конфетой. Только на этот раз ей попалось нечто другое.