Странствия Лагардера - Поль Феваль

А разве этого мало – сделать счастливым ближнего? Раз­ве не сладостно спасти невесту любимого человека так же, как она в любую минуту спасла бы его самого – неожиданно, благородно, не думая о собственной выгоде, собственном благопо­лучии и собственном счастье?

Лицо Марикиты вдруг озарилось: она представила себе, как послезавтра у подножья Новой башни в Сарагосе возьмет Лагардера за руку и скажет:

– Иди за мной! Иди к своей невесте, к своей супруге – и никогда не забывай цыганочку, которая тебе ее вернула.

IX. АВРОРА И ЕЕ ДРУЗЬЯ

Пейроль решил, что нашел новую сообщницу и может те­перь немного ослабить надзор. Очень довольный собой, он вер­нулся в свою комнату и заснул сном праведника.

– Теперь ты все знаешь, – сказал дочери дон Педро. – Поешь и постарайся уснуть.

– Я сегодня не буду спать, отец, – ответила девушка. – Расскажи мне со всеми подробностями, что же здесь случилось с той самой минуты, как этот человек ступил на порог Пенья дель Сид. Передай все, что он тебе говорил.

– Так ты его знаешь? И тех двух девушек тоже?

– Я никогда не видела ни его, ни их, но зато много о них слышала…

– И что же?

Наклонившись, она прошептала отцу на ухо:

– Мне известно, что они – голубки в когтях стервятни­ка, ангелы, попавшие в лапы самого низкого негодяя в Испа­нии, хуже которого – лишь Филипп Гонзага, его достойный хозяин.

Дон Педро Гомес-и-Карвахал де Валедира гордо вскинул голову:

– О! Если это так – подобный человек не может оста­ваться под моим кровом! Завтра же я вызову его на поединок – и убью!

Благородное мужество заставило сверкать глаза седовласого старца – испанского гранда, которому изменила фортуна, но не отвага! Он ведь говорил Пейролю: «Можете называть меня Красным человеком. Я пролил на своем веку немало крови – и, полагаю, пролью еще».

И вот его пророчество исполняется.

– Не смей, отец! – воскликнула Марикита. – Час его еще не пробил: его должен убить другой человек.

– А как поступить мне? Положиться во всем на тебя?

– Да, отец. Делай только то, что я тебе скажу. Будь с ним любезным и предупредительным.

Они поговорили еще немного, пока цыганка, уступив насто­яниям отца, подкреплялась скромным ужином.

Поев, она убедилась, что в комнате Авроры свет еще го­рит, а у Пейроля – темно.

– Теперь я хочу ее видеть, – заявила она.

– Кого?

– Молодую герцогиню. Иди ложись, отец, а мне спать нынче некогда. Как хорошо, что ты немного научил меня гра­моте и я умею писать – теперь мне это пригодится.

Отважный дон Педро не мог многому научить дочь: он и сам был не силен в книжной премудрости. В те времена от дворян обычно требовалось лишь умение поставить свою подпись; благородные испанцы – так же, как и знатные францу­зы – писали не столько пером на дорогой бумаге, сколько окровавленной шпагой на груди врага!

Познаний Марикиты все же хватило, чтобы кое-как наца­рапать следующее:

«Откройте без шума – и ни слова, когда я войду. Я ваш друг и несу вести от Лагардера».

Затем она поцеловала старика и сказала:

– Спокойной ночи. Отдыхай и не тревожься обо мне. Я проведу ночь у них.

Так легко, что в темноте не раздавалось даже шороха, цы­ганочка поднялась по лестнице, подошла к двери, из-под кото­рой выбивался тоненький лучик света, осторожно протолкнула в щель записку и тихонько, так, чтобы не услышали этажом выше, постучалась.

Аврора спала крепким сном, но донья Крус, лежавшая ря­дом, тщетно пыталась хотя бы задремать. О чем она только не грезила, подперев головку рукой, – о свободе, о Лагардере, о Шаверни…

Заметив, что под дверь кто-то просунул бумажку, она вздрогнула. Что это – грубая ловушка Пейроля?

Сначала она решила, что да, и не встала с постели. Но лю­бопытство женщин сильнее их благоразумия. Перед глазами Флор возникло благородное лицо их таинственного хозяина. Днем она видела его еще раз. Донья Крус отказывалась ве­рить, что он тоже стремится погубить их. Кто знает – воз­можно, он решил им помочь?

Цыганка насторожилась и услыхала, что кто-то тихо-тихо стучит в дверь. Флор на цыпочках пошла за запиской.

Чего ей стоило сдержать крик, когда она прочла на клочке бумаги имя Лагардера!

Но что за загадочный друг появился у них в доме? Един­ственной женщиной в замке была старая Кончита…

Донья Крус все еще не решалась отворить дверь, хотя чув­ствовала, что это надо сделать: быть может, к ним пришло спасение!

«А чего ж бояться? – подумала она наконец. – Пейроль и так знает, что мы сбежим отсюда при первой же возможно­сти. Хочет убедиться в этом еще раз – что ж, пожалуйста!»

Флор не была бы цыганкой, если бы не умела бесшумно отодвигать засов. Она приоткрыла дверь и выглянула в кори­дор. Там стояла какая-то женщина.

Ржавые петли все же заскрипели; Флор в ужасе ухвати­лась за косяк. Но тут заскрежетал на ветру и старый флюгер на башне. Цыганка тотчас пришла в себя, широко распахнула дверь, впустила незнакомку и задвинула засов.

Девушки взглянули друг на друга – и тут же зажали себе рты, чтобы не закричать от радости. Только два имени про­шептали они – так тихо, что и стоящий рядом человек ничего бы не услышал:

– Марикита!

– Мария де ла Санта-Крус!

И они крепко сжали друг друга в объятиях: губы их слились в поцелуе, волосы смешались… Две девочки-цыганки, некогда пля­савшие вместе в Мадриде за Алькасаром, встретились, чтобы стать союзницами в борьбе не на жизнь, а на смерть.

Марикита первая разомкнула объятия, подошла к Авроре и посмотрела на нее.

– Красавица, – прошептала она. – Как я буду ее лю­бить!

Донья Крус благодарно посмотрела на подругу; слеза радо­сти упала с ее длинных ресниц.

– Ты здесь? – спросила она. – Как? Почему? Это он тебя послал?

– Это все случай… Я целую неделю не расставалась с Лагардером. Мы искали вас повсюду – и вот я нахожу вас в доме собственного отца…

– Хозяин замка – твой отец?

– Да, и я клянусь тебе, что он не сообщник Гонзага!

– Я так и думала… Но почему Анри не с тобой?

Марикита откинула волосы доньи Крус и прошептала ей на ухо:

– Послезавтра в полночь Лагардер будет здесь. Я обе­щаю тебе!

В этот миг проснулась Аврора: ее встревожило, что доньи Крус нет рядом с ней. С каким же изумлением она увидела, что ее подруга стоит в одной сорочке посреди комнаты и разговаривает с какой-то незнакомкой!

Обе цыганки в знак молчания приложили пальцы к губам и вдвоем подошли к постели молодой герцогини.

– Не повредит ли сильная радость твоему здоровью, сест­ричка? – спросила донья Крус.

– Разве у меня остались радости? – ответила Аврора.