Странствия Лагардера - Поль Феваль

– Вы ошибаетесь, отец, – грустно проговорила Марики­та. – Это я недостойна его. К тому же сердце его занято и не освободится никогда; нам не суждено любить друг друга. Я могу принести ему в дар лишь свою безграничную предан­ность… и, если понадобится, жизнь.

Любила ли цыганочка Лагардера? Да, наверное, в глубине души. Но он рассказал ей о себе все – и она заставила замол­чать свое сердце. Теперь она хотела лишь одного: всеми силами помочь Анри разыскать Аврору.

Она призналась старику, что готова пожертвовать ради Анри своей жизнью. Эту же торжественную и нерушимую клятву она дала самой себе.

Старец восхищенно посмотрел на свое дитя – и раскрыл объятия. Прижавшись к отцу, Марикита прошептала:

– Не страшись за меня! Я сама избрала свой путь и пройду его до конца. Когда ты все узнаешь, ты одобришь мое решение.

Наверху по-прежнему слышались шаги. Марикита указала рукой на потолок:

– Что это – тайна? Мне нельзя этого знать?

– Никакой тайны тут нет. Там две девушки, обе очень красивые. Одна из них больна…

Цыганка вздрогнула, побледнела, широко раскрыла глаза.

– Как ее зовут? – воскликнула она. – Отец, как ее зо­вут?

– Не знаю.

– А другую?

– Тоже не знаю. Но послушай меня…

Дон Педро собрался рассказать дочери все по порядку, но тут в дверь постучали. Дон Педро отворил.

Это Пейроль, услышав голоса, доносящиеся из комнаты старика, перепугался, не вышла ли донья Крус из своих покоев. Поклонившись, он оглядел Марикиту с ног до головы, убедился, что никогда не встречал этой девушки, и успокоился.

– Моя дочь, – представил ему старик цыганочку. Затем, указывая девушке на незнакомца, сказал:

– Господин де Пейроль, интендант принца Гонзага.

Пейроль! Гонзага! Сколько раз Марикита слышала эти проклятые имена!

К счастью, на лицо ее падала тень. Девушка вздрогнула, побледнела, как смерть, до крови впилась ногтями в ладони…

Но ни намеком не выдала она ни гостю, ни отцу тех чувств, что бурлили в ней. У нее даже хватило сил улыбнуться.

– Я поторопился, предложив вам ее услуги, – начал бы­ло дон Педро де Валедира. – Завтра ей придется уйти.

– Я еще подумаю до утра, – прервала его Марикита. Она уселась в темном углу, склонила голову, чтобы не бы­ло видно выражения ее лица, и продолжала:

– Сейчас я ничего не могу сказать: я прихожу домой, а тут такие неожиданные гости. Чем я могу быть им полезна? Что вам угодно от меня, сударь?

После долгих околичностей Пейроль подробно объяснил цыганке, что ему от нее нужно. Красавица сразу понравилась фактотуму – он решил, что может рассчитывать на верную службу дочери так же, как и на порядочность отца. Лучше было воспользоваться ее услугами, чем разыскивать по всей ок­руге какую-то женщину: ведь незнакомой служанке не дове­ришься да и из замка отлучаться не запретишь.

Итак, Пейроль долго распространялся о мнимых причинах болезни молодой дамы, вверенной его попечению, предупредил Марикиту, чтобы та не вздумала верить никаким рассказам, расходящимся с его словами, и, наконец, попросил ни в коем случае ничего не говорить больной и ее компаньонке об этой беседе.

Дону Педро все это казалось крайне подозрительным, но Пейроль красноречиво объяснил, что настаивает на соблюдении тайны исключительно в интересах самих путниц и заботится лишь об их благе. В конце концов одного из собеседников ему, пожалуй, удалось убедить.

– У них есть заклятые враги, – говорил фактотум. – Их с ожесточением преследуют и будут преследовать; если хоть одна живая душа узнает, где они скрываются, – они по­гибли. Злодеи тут же явятся сюда, сожгут замок, не оставят камня на камне…

– Если эта сеньорита – ваша дочь, – прервала его пылкую речь маленькая цыганочка, – я готова, из почтения к вам и моему отцу, остаться здесь. Мне придется лишь отлу­читься на сутки, не более, а затем я вернусь в ваше распоря­жение и пробуду в замке столько, сколько вам угодно.

Пейроль решил, что дело сделано, и радостно потер руки. Впрочем, солгать, назвав Аврору своей дочерью, он не осме­лился: ведь завтра же больная могла опровергнуть его слова.

– А если я не отец ей, вы откажете мне? – вкрадчиво спросил он.

– Не знаю… Я подумаю и утром дам вам ответ.

– Я согласен… Впрочем, мне бы очень хотелось, чтобы ваше решение не обмануло моих надежд. Я могу доверять здесь лишь вам! И в доказательство открою вам секрет: эта девуш­ка – очень близкая родственница принца Гонзага, я же меч­таю о ее выздоровлении так, словно эта особа – моя родная дочь. Бедное дитя! – вздохнул господин де Пейроль. – На­ши с ней жизни сплетены неразрывно. Я молю Бога, чтобы ни один волосок не упал с ее головы прежде, чем завершится мой земной путь!

Столь дерзкое бесстыдство вызвало в душе Марикиты глу­бочайшее отвращение. Но девушка сдержалась и не выдала сво­их чувств. Она не могла открыто ненавидеть этого человека, пока не разузнала всего, что нужно.

– Она испанка? – поинтересовалась Марикита.

– Нет, француженка.

Цыганочка сделала вид, что огорчена:

– О! А я не говорю по-французски! Значит, я не сумею ей прислуживать.

Интендант испугался, что Марикита ускользнет от него.

– Ее компаньонка родилась в Испании: она будет вашей переводчицей, – поспешил заверить он.

– Ах, вот как! И как же зовут этих благородных бары­шень?

Пейроль растерялся. Сперва он не хотел называть настоя­щих имен, но солгать и на сей раз не решился: Марикита будет постоянно общаться с пленницами, так что попытка скрыть их имена лишь выставит его в невыгодном свете.

– Больная – молодая герцогиня Аврора де Невер, – признался он. – Ее компаньонка – цыганка, которую принц Гонзага подобрал на площади в Мадриде. Имени ее никто точ­но не знает: у нее их несколько; она сама назовет вам то, кото­рое сочтет нужным.

Маленькая цыганка чуть снова не упала в обморок. Она поняла все с самого начала и была готова услышать то, что ус­лышала. И все же заветное имя, произнесенное негодяем Пейролем, потрясло ее.

Аврора де Невер здесь! Невеста Лагардера! Та, о которой он постоянно рассказывал ей всю эту неделю, которую разы­скивал с таким ожесточенным упорством, ради которой то и дело рисковал жизнью!

И она, Марикита, вернет ее жениху! Они упадут друг другу в объятия, а она скажет им: «Я возвращаю вам счастье! Любите друг друга!»

На ресницах цыганочки блеснула мимолетная слеза. Она вспомнила, как совсем недавно была готова пожертвовать со­бой, как сердце ее разрывалось, предчувствуя что-то роковое, неизбежное…

А разве этого мало – сделать счастливым ближнего? Раз­ве не сладостно спасти невесту любимого человека так же, как она в любую минуту спасла бы его самого – неожиданно, благородно, не думая о собственной выгоде, собственном благопо­лучии и собственном счастье?