Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы - Паола Педиконе

На последнем прогоне пьесы перед премьерой, в одной из сцен Андрей сидел в ресторане со своей спутницей, которую играла Татка. Андрей был действительно хорош во фраке и бабочке, с бледным лицом и длинными темными волосами, он держался аристократически свободно и непринужденно. Какая-то прирожденная светская небрежность проявлялась и в том, как он говорил, как он провожал свою даму и даже в том, как он отбрасывал свесившиеся на лоб волосы. Татка смотрела на него такими влюбленными глазами, что сидевший рядом со мной наш режиссер Борис Белов прошептал мне в ухо:

– Слушай, она же забудет на спектакле все свои слова!

Некоторые детали влюбленности Андрея и Таты приводит Марина Тарковская. Девчонкой, умирая от смущения, она передавала Тате записки от брата. Фотография девушки висела в комнате Андрея. Марина вспоминает:

Она была красива какой-то необычной, «старинной» красотой и в свои семнадцать лет казалась мне совсем взрослой. Говорили, что она живет в большой отдельной квартире (редкость по тем временам) с бабушкой и дедушкой-профессором, что в школу не ходит, а получает домашнее образование. Все это окружало ее какой-то тайной, добавляло ей недоступности и романтизма.

Роман Андрея с Татой длился полгода. Летом 1950-го они решили подать заявление в загс (заметим, что Андрей еще учился, до окончания школы оставался год).

Спустя 30 с лишним лет сослуживица Марины Тарковской по издательству Вера Суворова попала в больницу и там познакомилась с дамой, отличавшейся от больничных старушек осанкой и, так сказать, «породой». Услышав фамилию Тарковский, эта дама вдруг сказала:

А я в Андрея была влюблена, когда мне было семнадцать лет. Мы даже хотели пожениться, но когда я сказала об этом дома, отец меня ударил, впервые в жизни, а мать за это надела отцу на голову горшок с кашей. Вот так-то.

Залечивать любовные раны Андрея отправили в подмосковную деревню Редькино (станция Востряково по Павелецкой железной дороге), где Мария Ивановна сняла на лето дачу.

Отметим важный момент. В период «безумной» влюбленности в Тату Андрей все же нашел в себе силы и смелость написать письмо отцу, который в то время жил в Латвии, в Доме творчества писателей на Рижском побережье. Он ждал от отца не просто советов, но своего рода «путеводителя по жизни». Ответное письмо Арсения было многослойным, оно касалось не только любви, но и важных бытийных тем. Здесь мы процитируем то, что относилось к любовным страданиям Андрея.

А теперь – о твоей влюбленности. То, что я тебе напишу, – безусловно верно, если допустить, что мы с тобой устроены одинаково, а это так во многом, мы ведь очень похожи по душевному строю. У нас (у меня, я предполагаю, что и у тебя) есть склонность бросаться стремглав в любую пропасть, если она чуть потянет и если она задрапирована хоть немного чем-нибудь, что нас привлекает. Мы перестаем думать о чем-нибудь другом, и наше поле зрения суживается настолько, что мы больше ничего, кроме колодца, в который нам хочется броситься, не видим. Это очень плохо, и может оказаться губительным.

Ради Бога, не пытайся жениться. Сначала немножко хоть перебесись, потому что начнешь снова беситься через 3–5 лет после женитьбы, если она окажется слишком ранней, и жизнь для обоих (ты + она = семья) превратится в ад, из которого один выход: развод, – мука для себя, для жены и – если будут, что возможно, для детей. Это я пишу тебе, оснащенный опытом – и иначе не бывает и не может быть. Поговори с мамой, она скажет тебе то же самое.

Не надо, чтобы любовь тебя делала тряпкой и еще более слабым листком, уж совсем неспособным к сопротивлению. Любовь великая сила и великий организатор юношеских сил; не надо превращать любовь в страсть, в бешенство, в самозабвение, я буду счастлив, если твоя влюбленность окажется любовью, а не чумой, опустошающей душу. Пусть она будет хорошей и чистой девушкой: я так и представляю себе ту, кого ты полюбил, потому что я очень тебя люблю и очень хочу, чтобы ты был счастлив, а быть счастливым – значит не быть раздвоенным, мечущимся; значит – любить свое жизненное дело, работать для него и жить им, самоутверждаться в пределах жизненной задачи. Настоящая любовь помогает совершить свой подвиг, пусть она и тебе поможет совершить его.

Это письмо – нравоучительное, к сожалению, но мы с тобой оба застенчивы, и писать легче, чем говорить друг с другом, вот я и пишу, а ты не сердись за то, что я хочу, чтобы мой опыт таким способом передался тебе, а ты бы им воспользовался.

Я умоляю тебя взять себя в руки, дисциплинировать себя, и учиться, и думать (ты пишешь: я скажу – выброси из головы и проч., – нет), думать о любви, и пусть она, твоя любовь, будет тебе путеводной звездой.

Скорей напиши мне: здесь мы будем числа до 20–22 июля, напиши мне откровенно (я твой друг и помогу тебе советом), кто та, кого ты любишь – очень подробно, напиши, что ты намерен делать дальше (школа, учебное заведение далее) и еще – что у тебя делается в душе, в сердце, в голове.

Крепко целую тебя, мой дорогой хороший мальчик, я очень, очень тебя люблю, ты можешь мне целиком довериться. Крепко целую тебя, твой папа.

Может быть, сыграло роль это письмо, а может быть, горшок, надетый на голову отца девушки, но от любви Андрей излечился довольно быстро. (Прав классик: «В одну телегу впрячь не можно // коня и трепетную лань…») И – тут же ринулся в другой «колодец с маятником». Влюбленностей у типичного пассионария Андрея Тарковского было много, но первая по-настоящему «взрослая» любовь случилась спустя три года, летом 1953-го, когда он работал в геологической экспедиции в районе реки Курейка.

Ольга Ганчина была намного старше и опытнее Андрея. Между тем, в экспедиции была еще одна девушка – симпатичная кокетливая блондинка Валентина. Начальница экспедиции Анастасия Александровна боялась, как бы не случился роман между Андреем и Валентиной. По этой причине стала отправлять в самостоятельные маршруты в тайгу Тарковского с Ольгой, считая, что Ганчина любовным чарам, так сказать, неподвластна. Это оказалось заблуждением. Через месяц вспыхнул «таежный роман», продолжавшийся до конца экспедиции.

В своих довольно откровенных воспоминаниях Ольга Ганчина пишет:

Наша с Андреем любовь была очень короткой, очень нежной и очень несчастливой. Мы оба боролись со своим чувством. Андрей был гордый парень, а мой, выражаясь современным языком, рейтинг, был очень высоким. Ну, как же, серьезная девушка, умница-отличница, по тайге топает лихо. Анастасия Александровна, стремясь отвлечь Андрея от Вали, хвалила меня весьма неумеренно. Да и сам Андрей наделял меня всевозможными достоинствами, чаще всего несуществующими. Говорил в отряде, что не встречал человека умнее и порядочнее. Он сказал мне однажды: