Оранжерея - Чарлз Стросс

было еще легко выслеживать людей: они не могли запросто изменить облик, пол, возраст или что-либо еще по своему желанию. Но начиная с фазы Техноускорения предотвращение кражи личных данных стало одной из главных задач правительства – всех правительств. И дело не только в предотвращении худшего преступления, которое может быть совершено по отношению к человеку. Нет, без единой меры времени и четкого удостоверения личности уже не работают даже такие бытовые вещи, как денежное обращение и уголовное преследование.

Теперь, когда Насущная Республика распалась, далеко не все крошечные сущности-преемники связаны с общими временны́ми рамками, а разница во времени облегчает уход в подполье. Если эмигранту, перешедшему из сообщества А в сообщество Б, не повезло, может случиться так, что, прибыв в Б, он будет иметь в своем теле другую личность, даже если все маркеры идентичности за ним номинально сохранились. Если межсетевые экраны А-ворот не доверяют друг другу безоговорочно, это огромная проблема.

– Нас особенно беспокоят вернувшиеся предатели, – продолжает Санни, – отнюдь не те люди, которые просто хотят спрятаться. Большинство из них будут вести себя сдержанно и создадут новую личность. Им сотрут воспоминания о войне, чтобы дать построить новую жизнь. Но многие закоренелые преступники поймут – ого, уже завтра можно стать кем угодно! И тут мы сталкиваемся с дилеммой, потому что должны спросить себя: есть ли смысл преследовать бывшего сотрудника, если он даже не помнит, что сделал не так? По моему мнению, лучшее, что мы можем сделать с отдельными дезертирами, – оставить все, как есть. Другой вопрос касается организованных преступных группировок, потому что они взаправду могут создать нам изрядную головную боль. Если продолжат работать сообща и будут хранить свои воспоминания, что им помешает попытаться ввести Короля в Желтом в повторный оборот? Некоторых мы можем поймать на анализе сетевого трафика, но что, если они где-то установят ремиксер идентичности? Заполучив под контроль хоть один брандмауэр, они будут способны провернуть любой грязный трюк…

– …именно поэтому мы должны чутко отслеживать такие вещи, – заканчивает мысль А1. Я смотрю на него и заставляю себя подождать пару секунд, прежде чем открыть рот: А1 не всегда быстро соображает.

– То, о чем вы говорите, справедливо для любой современной формации. И мы еще не везде консолидировали власть, лишь разладили координационный механизм Короля в Желтом в подсетях, с которыми есть прямая связь. Если мы собираемся навести порядок, нам нужно пойти дальше.

– Ну и что? – А1 переводит свой модем в «режим веселости», хотя у него есть губы, которыми он может улыбнуться. – Это дело небыстрое. Вероятно, стоит задуматься, что вы будете делать с этими преступниками, когда всех их переловите?

14. Больница

Во рту – пустыня, на языке – гадкий привкус, и вдобавок ко всему у меня эрекция. Я облизываю губы: они сухие как у мумии. С эрекцией я погорячилась, к слову, у меня ведь даже члена сейчас нет. Но в памяти – очередной провал. Тяжелый случай. Осознав это, я резко открываю глаза.

Я лежу на жестких, накрахмаленных белых простынях, лицом к одноцветной стене со странными выемками. Бледно-зеленые шторы висят вокруг кровати. Кто-то одел меня в странную фетишистскую робу с разрезом на спине. Она тоже зеленого цвета.

Ясное дело – больница, думаю я, закрываю глаза и стараюсь не паниковать. Как я в нее попала? Следовать первому завету Адамса [18] в свете недавних событий не получается, и я пытаюсь сесть, тяжело дыша.

Через несколько секунд головокружение проходит, и я пытаюсь еще раз. Мое сердце дико колотится, меня подташнивает и голова болит где-то спереди; я чувствую себя слабой как медуза. Тем временем паника снова овладевает мной. Кто привел меня сюда? Если меня найдет Юрдон – все, пиши пропало.

На крючке, приделанном к каркасу кровати, висит коробка с кнопками. Я беру ее, жму наугад – половина кровати приподнимается вместе с моими ногами. Отлично, но мне бы другую половину поднять! Через десять секунд удается организовать все, как надо. Живот болезненно сжимается, но я хотя бы смогу видеть свое окружение. Беспокойство тем часом экспоненциально нарастает.

Последнее, что я помню, – беседа с роботом. Все, что было потом, теряется в тумане непонимания. Робот доставил меня сюда? Сюда – куда, кстати? Моя кровать – одна из ряда расположенных вдоль стены лежаков в огромной белой комнате с высоким потолком. В противоположной стене – множество окон, за ними виднеется бледно-голубое небо. И еще тут полно машин – совершенно незнакомых. Рядом с некоторыми кроватями поставлены шкафчики. Одна из лежанок в дальнем конце комнаты, похоже, занята.

Я закрываю глаза, чувствуя мертвый груз страха. Меня вернули в оранжерею.

Но я слишком слаба, чтобы что-то сделать, и, кроме того, я не одна. Слышу стук приближающихся каблуков и звуки голосов, несущиеся в мою сторону.

– Увы, никаких посещений после четырех часов, – произносит женский голос с той сглаженностью эмоций, какая обычно характерна для неписей. – Специалист сделает обход вечером. Пациентка очень слаба, ее нельзя чрезмерно беспокоить. – Занавес отдергивается, и я вижу женщину-непись в белом платье, со странным украшением для волос.

– К вам посетитель, – произносит она нараспев. – Не перенапрягайтесь.

– Эг-м, – квакаю я и пытаюсь повернуть голову, чтобы увидеть, кто это, но фигура все еще наполовину скрыта занавеской. Ситуация напоминает ночной кошмар, когда вроде знаешь, что к тебе подкрадывается чудовище, но ничего поделать не можешь.

– А вот и наша милая маленькая леди-библиотекарь!

О нет, мне ЗНАКОМ этот голос! Но как…

Фиоре собственной тучной персоной выходит из-за занавески и опирается на бортик моей кровати с какой-то пародией на участие, написанной на лице.

– Может, расскажете, куда вы хотели попасть?

– Не расскажу, – с трудом цежу я сквозь зубы. – Что-то неохота. – Кошмар воплотился в жизнь, и я с трудом балансирую над пропастью отчаяния. Они поймали меня и притащили обратно. Так, поиграться напоследок. Меня тошнит, мне жарко.

– Ну же, Рив. – Елейные – вот подходящее словцо для его манер. Фиоре кладет пухлую руку мне на лоб – она липкая и холодная – точно жаба. – Господи, ну у вас и температура. – Он убирает руку, прежде чем я успеваю ее стряхнуть, и я вздрагиваю. – Теперь понимаю, почему вас сюда поместили.

Я стискиваю зубы, ожидая последнего удара, но Фиоре задумал кое-что еще.

– Как капеллан я должен заботиться о благополучии всей моей паствы, поэтому не могу оставаться с вами слишком долго. Вы явно больны. – Последнее слово он выделяет голосом. – И это, безусловно, объясняет ваше спорное поведение. В следующий раз, если решите карабкаться по высоким стенам, сначала следует посоветоваться со мной. – Черты его лица на мгновение каменеют. – Если не хотите потом долго жалеть.

Я закатываю глаза, в том числе и оттого, что мне дурно.

– Я ни о чем