Диссидент-3: Дайте собакам мяса - Игорь Черемис

отвечала, но я говорила, что ошиблась номером... и сейчас тоже, но другая... ты поосторожнее с ними, а то одна другой космы вырвет, если узнает.

– Не вырвет, – улыбнулся я. – Всё под контролем.

– Хорошо, если под контролем, – кивнула она. – А вчера повезло. Вот и всё. Ещё вопросы остались, майор?

Да уж, действительно просто. Хорошо, что сейчас нет наемных убийц. Плохо, что любой человек может узнать о тебе всё, что нужно... Я поставил себе в памяти ещё одну зарубку – узнать, как можно убрать свою фамилию из справочников, по которым работает эта служба.

– Нет, какие вопросы... – ответил я. – Разве что стандартный – не хотите отдать себя в руки правосудия? Я бы проследил, чтобы лишнего на вас не повесили. А, может, и вовсе обойдется, да и историю с этой Тонькой можно будет закрыть окончательно и бесповоротно, а то ищут её в Брянске очень сильно. Ну а как разберемся, будете сами за своими дочками присматривать... хотя я всё равно помочь могу.

– Нет, майор, – весело ответила Гинзбург. – Я уже всё решила. Прощевай.

Она встала и пошла в сторону города, а я не мог заставить себя подняться с этой неудобной лавочки, хотя мне нужно было срочно отправляться на службу.

[1] Пятое следствие из закона Мэрфи: «предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему».

[2] «Каховскую» открыли в 1969 году в составе зеленой линии московского метро, она были конечной до 1984 года, когда на линии был открыт участок от «Каширской» до «Орехово», а потом работала в составе короткой, на три станции, Каховской линии (сейчас – часть Большой кольцевой линии).

Глава 15. «Знает только мир огромный»

Мои представления об участниках советского диссидентского движения были основаны на тех интервью и воспоминаниях, которые я когда-то читал или видел. К тому времени те из них, кого смогли вылечить в брежневских психушках, постарели и заматерели, приобрели вальяжность и неторопливость в движениях, а собственные заслуги зазубрили наизусть, пусть даже эти заслуги были целиком выдуманы перестроечными газетами. Впрочем, уже тогда было заметно, что вся эта публика является дутыми величинами, но других кумиров у либеральной России не было, поэтому их и таскали с одного митинга на другой.

У «моего» Орехова мнение о нынешних диссидентах было однозначное – он считал их врагами. Правда, считал заочно, потому что на этот уровень борьбы его не пускали, да он и не стремился. Поэтому каких-нибудь Синявского с Даниэлем или Буковского Орехов почитал за идиотов, которые зачем-то ведут безнадежную борьбу с советской властью и советским государством. Примерно так же, кстати, он относился и к своим подопечным, и я не мог найти в его памяти ничего, что указывало бы на склонность к тому, чтобы встать на сторону диссидентов против своих бывших коллег. Скорее всего, что-то случилось после того момента, в котором я оборвал его путь к предательству, и я был уверен, что та история с Морозовым и Гривниной запустила какой-то неизвестный мне сценарий, который и закончился для Орехова за решеткой.

Впрочем, за проведенные в 1972-м полгода я набрался и своих собственных впечатлений, и они в целом совпадали с тем, что я ощущал, глядя на постаревших диссидентов в будущем. Речь даже не о всякого рода Морозовых или Солдатенко, которых и диссидентами называть нельзя. Но и Петр Якир, с которым я несколько раз беседовал, не показался мне гигантом мысли и возможным отцом русской демократии. Конечно, проведенные в лагерях годы не способствуют развитию аналитических способностей; скорее, они приводят ко всякого рода психическим расстройствам, что выливается в фиксировании на неком объекте до степени психоза. У Якира это был сталинизм; другие могли распространять антисоветчину в качестве игры – ведь многим в жизни не хватает адреналина, а загнать человека в горы иногда не способны даже песни Высоцкого и фильмы Станислава Говорухина. Кто-то вообще делал всё это за компанию – просто не повезло с друзьями-приятелями и знакомыми; в другой ситуации они могли бы стать очень полезными членами общества.

В общем, я всё ещё считал себя правым – никакой антисоветской организации нынешние диссиденты создать были не в состоянии, а, значит, и лидеров у них нет. Но среди них есть несколько авторитетных граждан, к мнению которых прислушиваются остальные – например, тот же Якир, писатель Солженицын или академик Сахаров. Правда, эти трое были как лебедь, рак и щука из известной басни, они тянули диссидентское движение в разные стороны, поскольку никак не могли согласовать свои позиции. Проблема была в том, что от их усилий это движение не разрывалось на куски, которые Советский Союз даже не заметил бы, а растягивалось и накрывало всё новые и новые души юных строителей коммунизма. На этот процесс накладывалась и молодежная мода на всё западное – от музыки до шмоток, –