Дочь кардинала - Филиппа Грегори

Наш дом погружен в траур, но мы не можем носить синие одежды. Джордж, красавец герцог, мертв. Он умер так, как и желал: утонул в бочке с любимым вином королевы. Это был последний, горький, но пронзительно красивый жест в сторону женщины, которая погубила его семью. Она сама больше этого вина не пила, опасаясь почувствовать вкус слюны из раскрытого в спазме рта утопающего. Хотелось бы мне встретить Джорджа в чистилище, чтобы сказать ему, что одного он точно добился: он отбил у королевы любовь к этому вину. Мне лишь остается жалеть, что он не утопил ее в этом вине тоже.

Я отправляюсь ко двору и жду аудиенции у короля. Я сижу в комнатах королевы и разговариваю с ее фрейлинами о погоде, о вероятности скорого снега. Я восторгаюсь их кружевами, которые они плетут по рисунку, сделанному королевой лично, и я восхищаюсь ее мастерством. Когда она ко мне обращается, я отвечаю ей с любезной вежливостью. Я не позволяю ей прочесть на моем лице, или в моих жестах, в движении руки, или в положении ног в кожаных туфлях обвинение в убийстве моей сестры и ее мужа. Одну она отравила, другого довела до смерти политическими интригами. Она убийца и, возможно, даже ведьма, и она лишила меня всех людей, которых я любила, кроме моего мужа и сына. Я не сомневаюсь, что она забрала бы и их у меня, если бы не положение, которым пользуется Ричард у короля. Я ее никогда не прощу.

Когда входит король, как всегда улыбчивый и веселый, приветствует дам по именам, а потом подходит ко мне и по-братски целует в обе щеки, я тихо ему говорю:

– Ваше величество, могу ли я просить вас о милости?

Он тут же поднимает глаза на королеву, и я успеваю заметить их быстрый обмен взглядами. Она начинает вставать, словно собираясь меня перехватить, но я готова к этому. Я и не ожидала получить что-либо без согласия этой ведьмы.

– Я прошу об опекунстве над детьми моей сестры, – быстро говорю я. – Они сейчас находятся в замке Уорик, в детской. Маргарите четыре года, а Эдуарду всего три. Я очень любила Изабеллу и хотела бы позаботиться о ее детях.

– Ну разумеется, – легко соглашается Эдуард. – Но ты знаешь, что у них нет наследства?

О, конечно, я об этом знаю. Потому что ты украл у Джорджа все, и для этого тебе всего лишь понадобилось обвинить его в измене. Если бы опекунство над этими детьми давало хоть малейшую выгоду, твоя жена давно бы уже заявила свои права на них. Если бы они по-прежнему были богаты, то она давно бы составила брачные договора и связала бы их помолвками со своими детьми.

– Я смогу их обеспечить, – говорю я.

Ричард, походя ко мне, кивает в знак согласия.

– Мы сможем их обеспечить.

– Я выращу их в Миддлеме, вместе с их двоюродным братом, моим сыном, – говорю я. – Если ваши величества это позволят. Это будет величайшей милостью для меня. Я любила сестру и обещала ей, что, если с ней что-нибудь случится, я позабочусь о ее детях.

– О, неужели она боялась внезапной смерти? – спросила королева с притворной заботой, подходя к королю и проскальзывая своей рукой в его руку. На ее прекрасном лице лежала печать благородной печали. – Она боялась тяжелых родов?

Я вспоминаю о том, как Изабелла предупреждала меня, что однажды я услышу о ее внезапной смерти и что тогда я должна знать, что она была отравлена этой красивой женщиной, стоявшей передо мной с высокомерием человека, обладающего огромной властью, и смеющей потешаться над смертью моей сестры.

– Роды всегда опасны, – тихо отвечаю я, не говоря правды о смерти Изабеллы. – Об этом все знают. Мы все отправляемся в свое уединение с молитвами.

Какое-то время королева смотрит мне в глаза, словно раздумывая бросить мне вызов, попытаться вынудить меня сказать что-либо изменническое или хотя бы неуважительное. Я чувствую, как напрягается мой муж, словно готовясь к нападению, и слегка подвигается к брату, словно пытаясь отвлечь его внимание от дьяволицы, держащей его за руку. Но королева улыбается своей милой улыбкой и обольстительно смотрит на мужа.

– Я думаю, что нам следует позволить детям герцога Кларенса жить с их тетей. Что вы на это скажете, ваше величество? – мило спрашивает она. – Может быть, в них они найдут утешение своим утратам. И я больше чем уверена, что моя сестра Анна будет прекрасным опекуном своим маленьким племянникам.

– Я согласен, – говорит король. Он кивает Ричарду: – Я рад оказать милость твоей жене.

– Дай мне знать, как у них дела, – говорит мне королева и отворачивается. – Как грустно, что их младший ребенок умер. Как его звали?

– Ричард, – тихо отвечаю я.

– Она назвала его так в честь вашего отца? – спрашивает она снова, упоминая убийцу своего отца и брата, обвинителя ее матери и ее заклятого врага.

– Да, – отвечаю я, не зная, что еще сказать.

– Как грустно, – повторяет она снова.

Кажется, я победила. В тот вечер и в последующие дни я молчаливо праздную свою победу. И празднования мои лишены слов, даже улыбок. Я потеряла сестру, но ее дети будут под моим крылом, и я буду любить их как родных. Я расскажу им, что их мать была красавицей, а отец – героем и что это Изабелла поручила их моим заботам.

Я пишу в замок Уорик, чтобы, как только дороги снова станут проезжими, они отправили двоих детей с сопровождением в Миддлем. Несколько недель спустя, с задержкой из-за снегопадов и метелей, я получаю ответ, где говорится, что Маргарита и Эдуард уже отправились в путешествие, хорошо укутанные в своих повозках, вместе со своими нянями. Еще через неделю мне приходит известие из Миддлема о том, что они благополучно прибыли. Итак, я спрятала детей Изабеллы за крепкими стенами нашей лучшей крепости, и я клянусь, что сохраню их в безопасности. Я отправляюсь к мужу, который выслушивает петиции в своей приемной в замке Бейнардс. Подождав терпеливо, пока дюжины просителей подают свои петиции и высказывают свои жалобы, а мой муж внимательно выслушивает каждую и справедливо судит. Ричард – прекрасный лорд. Он понимает, как и мой отец, что каждому человеку необходимо дать право высказаться и что люди тогда будут преданы своему лорду, когда будут верить, что в ответ он отплатит им своим покровительством и защитой. Он знает, что богатство земли заключается не в почвах, а в людях, которые ее возделывают. Наше богатство и наша власть основываются на любви людей, которые нам служат. Если они будут готовы выполнить любой его приказ, как они были готовы это сделать для отца, тогда в его распоряжении есть армия, готовая выступить по первому его зову. Когда самый последний из просителей закончил ходатайствовать о своем деле, преклонил колени, поблагодарил Ричарда за заботу и вышел, мой муж взглянул поверх бумаг и увидел меня:

– Анна?

– Я тоже хотела попросить тебя о любезности.

Он улыбается и спускается со своего пьедестала.

– Ты можешь просить меня о чем угодно и в любое время. Тебе не обязательно для этого приходить сюда. – Он обнимает меня за талию, и мы подходим к окну, которое смотрит на палисадник. За высокой стеной начинали шуметь и суетиться торговые улочки Лондона, а за ними раскидывался Вестминстерский дворец, где, облеченная властью тайны, восседает королева. За нашими спинами слуга собирает со стола бумаги, которые принесли с собой просители, и убирает принадлежности для письма и воск для печатей. Никто нас не подслушивает.

– Я пришла просить тебя вернуться домой в Миддлем.

– Ты хочешь побыть с детьми твоей сестры?

– И маленьким Эдуардом. Но дело не только в этом.

– А в чем?

– Ты знаешь.

Он оглядывается, чтобы убедиться в том, что нас никто не слушает. Я своими глазами вижу, как родной брат короля, сохранивший верность своему господину, не решается разговаривать свободно в собственном доме.

– Я считаю, что Джордж был прав, обвиняя Анкаретту в смерти Изабеллы, – прямо говорю я. – Я думаю, что королева отправила свою шпионку отравить мою сестру и, возможно, убить ребенка тоже, потому что она ненавидит Изабеллу и меня и хочет отомстить за гибель своего отца. Это – кровная месть, и она вершит ее против детей моего отца, Изабеллы и ее сына Ричарда. И я уверена в том, что я и дети станем следующими жертвами.

Ричард смотрит мне в глаза, не отрываясь.

– Это обвинение в адрес королевы карается смертной казнью.

– Я говорю это только тебе, и с глазу на глаз, – говорю я. – Я никогда не предъявлю королеве обвинения публично. Мы все видели, что произошло с Джорджем, который на это отважился.

– Джорджа обвинили в измене королю, – напоминает мне Ричард. – Его вина была несомненна. Он говорил об измене со мной, и я своими ушами его слышал. Он готовил бунт на деньги Франции и готовил новый переворот.

– Сомнений в его вине действительно не было, но раньше ему все это сходило с рук, – говорю я. – Сам бы по себе Эдуард никогда бы не отдал Джорджа под суд. Ты сам знаешь, что это мог быть только совет королевы. Когда твоя мать сама ходила молить его о пощаде и снисходительности, она сказала, что это королева настаивала на смертной казни для Джорджа. Она видела в нем угрозу для своего правления, поэтому не позволила ему обвинять себя. Он назвал ее убийцей, и, чтобы заставить его замолчать, она убила его. И дело было вовсе не в бунте против короля, а во враждебности по отношению к ней.