Дочь кардинала - Филиппа Грегори

– Я знаю. Но у него лучшее детство, которое здесь может выпасть мальчику, и я об этом знаю наверняка. Ему не будет здесь одиноко: у него есть его наставник и управительница замком. Я знаю, что он по тебе скучает, но для него будет лучше остаться здесь, чем ехать с нами в Лондон. – Он снова ненадолго замолчал. – Анна, ты должна меня понять. Я не хочу везти его ко двору…

Ему больше не нужно говорить ни слова. Я вздрагиваю от одной мысли о том, что на моего мальчика падет холодный взгляд королевы.

– Нет-нет, в Лондон мы его брать не будем, – торопливо говорю я. – Мы оставим его здесь.

Рождественские праздники, как всегда, великолепны. Торжествующая королева, только что вышедшая из послеродового уединения, ее новорожденный сын с кормилицей – все это событие, вокруг которого ходят процессии и без которого не обходится ни один разговор. Я почти чувствую вкус горечи на губах, когда вижу ее сына, которого везде носят за матерью, и шестерых ее старших детей.

– Она назвала ребенка Джорджем, – говорит мне Ричард.

Я ахаю:

– Что? Джорджем? Это точно?

– Абсолютно. – Он опять мрачен. – Она сама сказала мне об этом. Сказала и улыбнулась, словно это известие должно было меня порадовать.

Это ее издевательство вызвало у меня волну возмущения. Она добилась ареста дяди этого невинного младенца за клевету в ее адрес, угрожает ему обвинением, за которое карают смертью, и называет сына в его честь? Это какое-то злое помешательство, если не хуже.

– А что может быть хуже этого? – спрашивает Ричард.

– Хуже может быть только ее намерение заменить одного Джорджа другим, – очень тихо отвечаю я, а потом отворачиваюсь от его искаженного ужасом лица.

Все дети королевы собрались при дворе на Рождество. Она хвастается ими везде, куда бы ни шла, и они танцуют, идя по ее следам. Старшей дочери, принцессе Елизавете, уже исполнилось одиннадцать лет, и она ростом теперь достигает материнского плеча. Высокая и стройная, как нарцисс, она становится всеобщей любимицей, и особенно ее выделяет отец. Эдуард, принц Уэльский, тоже прибыл на рождественский пир, и каждый раз, когда он приезжает во дворец, я замечаю, что он становится все выше и сильнее, как и его младший брат, Ричард, который еще совсем мал, но уже крепче и сильнее моего сына. Я наблюдаю за ними и за кормилицей, несущей на руках новорожденного Джорджа, и все время напоминаю себе, что должна улыбаться им с восторгом и умилением.

Королева понимает, что моя улыбка так же приветлива, как ее холодный кивок в мою сторону и предложенная для поцелуя щека. Приветствуя ее, я часто задумываюсь, чувствует ли она запах страха, исходящий от меня, видит ли холодный пот, которым я покрываюсь, знает ли, что я все время думаю о брате моего мужа, запертом в Тауэре. Знает ли она, что, видя ее счастье и плодовитость, я не могу не бояться за моего единственного сына и не вспоминать мою погибшую сестру.

В конце рождественских празднеств проходит неприличная театральная постановка, посвященная помолвке маленького принца Ричарда, которому исполнилось только четыре года, и шестилетней наследницы огромных наделов Анны Мобрей. Маленькой девочке предстояло принять все владения герцогов Норфолка, потому что у них, кроме нее, наследников не было. Или, вернее, она была единственной наследницей, потому что сейчас это состояние перейдет принцу Ричарду, потому что королева составила брачный контракт, в котором оговорено, что принцу отходит все приданое девочки, даже если она умрет в детском возрасте, еще до достижения ею совершеннолетия и до вступления в брак. Когда мои дамы рассказывают мне об этом, мне приходится приложить все усилия, чтобы сдержать дрожь. Мне не избавиться от мысли о том, что, подписывая этот брачный договор, Норфолки подпишут смертный приговор своей дочери. Если королева обретает состояние после смерти девочки, то как долго еще проживет бедняжка?

Двор устраивает великое празднование этой помолвки, на котором мы обязаны присутствовать. Маленьких девочку и мальчика кормилицы несут на руках, чтобы поставить их рядом на высоком столе, словно пару удивительных кукол. Никто из свидетелей этого торжества неутолимой жадности королевы не мог усомниться в том, что сейчас она находится на пике своей власти и делает именно то, чего ей больше всего хочется.

Разумеется, Риверсы весьма довольны этой партией и празднуют помолвку с пиршествами и танцами, инсценировками и турнирами. Энтони Вудвилл, возлюбленный брат королевы, участвует в турнире, скрываясь под костюмом отшельника в белом наряде, на своем коне, покрытом черным чепраком. Ричард и я появляемся на праздновании помолвки в своих лучших нарядах и пытаемся выглядеть счастливыми. Стол, за которым сидели Джордж и Изабелла со своей свитой, оставался пустым. Моя сестра была мертва, а ее муж был заключен в темницу без всякого суда, и, когда королева смотрит на меня через весь зал, я возвращаю ей ее улыбку, но под столом скрещиваю пальцы в защитном знаке против колдовства.

– Мы можем не ходить на турнир, если ты не хочешь, – сказал мне Ричард тем вечером. Он пришел ко мне в спальню и теперь сидит перед камином в ночной сорочке. Я забираюсь в кровать и укутываюсь в одеяло.

– Почему нам позволили не ходить?

– Эдуард сказал, что нам простят отсутствие.

Тогда я задаю вопрос, ответ на который день ото дня становится все важнее, особенно при дворе.

– А как она? Что скажет на это королева?

– Не думаю, что она обидится. Ее сын, Томас Грей, будет первым претендентом, а ее брат – первым рыцарем. Риверсы теперь у власти, так что ей будет безразлично, пришли мы или нет.

– Но почему Эдуард сказал тебе, что твое присутствие не обязательно? – И я сама слышу беспокойство в своем голосе.

Ричард встает и снимает свою рубаху, приподнимает одеяло и ложится рядом со мной.

– Потому что видит, что меня с души воротит от того, что Джордж сидит в тюрьме, я почти болен из-за опасений перед тем, что может произойти дальше, – говорит он. – У него тоже нет особого настроения веселиться, когда наш брат сидит в лондонском Тауэре, а королева настаивает на том, чтобы предать его смертной казни. Обними меня, Анна, я продрог до костей.

Джорджа продолжают держать под замком без суда. Он живет в удобных комнатах, но к нему не пускают посетителей. Он пробудет там, взаперти, как предатель, до конца года. Только в январе королеве наконец удается настоять на своем, и король созывает суд, на котором выдвигает брату обвинения в измене. Сторонники Риверсов находят присяжных, присутствовавших при суде над отравительницей Анкареттой, и убеждают их свидетельствовать о том, что они считали эту женщину невиновной с самого начала процесса, но были вынуждены отправить ее на виселицу. Теперь они заявляют о том, что моя сестра умерла от последствий тяжелых родов. По их утверждениям, у Изабеллы внезапно развилась родовая горячка, хотя до этого момента те же самые люди клялись, что моя сестра была отравлена. Теперь эти люди заявляют, что Джордж превысил свои полномочия в суде и вел себя как король, требуя ее казни. Они обвиняют его в том, что он вел себя с ней неправильно, и обвиняют его в измене только на том основании, что он наказал убийцу собственной жены. Одним великолепно продуманным действием они прячут сам факт свершения убийства, отводят подозрения от королевы-убийцы, обеляют память убийцы-исполнителя и сваливают всю вину на Джорджа.

Королева принимает живейшее участие во всем процессе: дает советы королю, предупреждает об опасности, очень мягко сетует на то, что Джордж не может выступать в роли судьи и карателя в собственном городе Уорик, намекая на то, что он фактически узурпировал в нем власть. Мол, если он стал отдавать приказы присяжным, если он требовал казни, то как далеко он может зайти? Где остановится? И что же будет дальше?

В конечном итоге король соглашается с ней и сам берет на себя труд предъявить обвинения собственному брату, и не находится никого, ни единого человека, кто высказался бы в пользу защиты Джорджа. Ричард возвращается домой после завершающего дня слушаний с мрачным лицом и опущенными плечами. Мы с его матерью встречаем его в главном зале, и он ведет нас в свои комнаты, а там закрывает за нами двери прямо перед лицами наших слуг, на которых явно читалось любопытство.

– Эдуард обвинил его в покушении на причинение вреда королевскому семейству и его праву на трон. – Ричард бросает взгляд на мать. – Доказано, что Джордж всем говорил о том, что по рождению Эдуард – незаконный сын, бастард. Прости, мать.

– Это уже старые слухи, – отмахивается она. – Старая ложь Уорика, – добавляет она, глядя на меня. – В этом надо винить его, никого более.