Куда глядят глаза василиска - Наталия Ипатова

— Сверкающий, Подобно Чаше Из Лунного Серебра, — полетело во тьму, подхваченное вьюгой, и мороз стал околдовывать ее своим серебряным искусом, пока она неподвижно стояла в ожидании.

Потом вьюжные пологи были рассечены надвое метнувшейся с неба громоздкой массой, взвихрившей при своем приземлении множество мелких льдинок, и Соль радостно протянула руки к пышащему жаром бронированному телу.

— Здравствуй, дочь друга, — сказал ей дракон.

— Здравствуй, Сверчок.

— Ты выросла.

— Да, и мне нужна твоя помощь. Я знаю, драконье пламя способно уничтожать магические предметы. Прошу тебя…

Она протянула ему Лист.

— Он не магический, — возразил дракон, едва взглянув на нож. — Это все равно, что назвать сокровищем ключ к сундуку, где заключены подлинные ценности.

— Я хочу, Сверчок, чтобы этот сундук оставался запертым навеки.

— Маленькая Солли, слышала ли ты сказку о лягушачьей шкурке? Знаешь ли ты, что делаешь?

— Знаю, — она была тверда. — И готова отвечать.

— Тогда положи его на землю и отойди на двадцать шагов.

Солли исполнила его приказ, и когда Сверчок убедился, что она в безопасности, из его разверстой пасти полыхнул факел шипящего белого пламени, в момент растопившего и испарившего пышную пелену снегов и обнажившего черную, спекшуюся от жара землю. В белом полотне драконьего огня расцвела алая точка, разросшаяся до размеров ладони, окрасившаяся черным на трепещущих краях. Так плавился Лист, и даже тогда, когда буйство драконьего пламени утихло, алый цветок все еще источал жар и странный, пряный аромат.

— Все, — сказал дракон. — Теперь сундук останется закрытым.

— Благодарю тебя, — ответила Соль. — Благодарю, хотя и не знаю, что будет со мною через час. Прощай.

Могучие крылья развернулись, и дракон исчез, словно сметенный порывом урагана. Вьюга, смущенная его присутствием, набросилась на Королеву Лета с новой силой, и та поспешила вернуться в тоннель, идя обратным путем мимо все тех же пугающих картин.

В комнате ничто не изменилось, разве что погасли оплывшие свечи. Рэй спал, даже не сменив позы, не подозревая, что отныне целиком принадлежит только ей. Она сняла ботинки и плащ, пытаясь согреться у камина и обдумать, что она сейчас совершила.

— Вот ты и свергнут с трона, мой прекрасный принц, — прошептала она. — Но ты спишь, и пока ничего не знаешь.

Прошло некоторое время, прежде чем он пошевелился, потянулся к тому месту, где она должна бы быть и, не найдя ее, вскинулся.

— Еще темно, — сказал он, увидев ее среди теней комнаты. — Иди сюда.

Она послушно сделала шаг и остановилась.

— Не бойся. Мне только хочется чувствовать тебя рядом.

— Скоро рассветет, — напомнила она, — а у тебя много дел на день. Поспи еще.

Духи, ведь теперь он только человек! Конец войне, конец эльфийским страхам, конец дележке на Дело и Любовь.

— Ерунда. Силы я из любого источника вытяну… — он бросил руку к груди и, не найдя там знакомой рукояти, недоуменно нахмурился. Затем рассмеялся и пошарил на тумбочке у изголовья.

— В любви не применяю, но долго обходиться без него не привык, — пояснил он.

Соль сидела, молчаливая и неподвижная, как камень. На тумбочке ножа не было, не было его и под ней.

— Куда я мог его сунуть? — спросил он себя, а не ее. — Солли, сюда кто-нибудь входил?

— Я никого не видела.

— Да, ты могла спать.

Он был плохим физиономистом. Но в конце концов и он заметил ее странную скованность.

— Солли, — сказал он со смехом, — отдавай! Бьюсь об заклад, ты на нем сидишь.

— Нет.

— Солли, это перестает быть забавным.

— Рэй, а без него ты никак не можешь?

— Ну что значит — «не могу»? Кто я без него? Солли, я сейчас отниму его у тебя.

— У меня его нет.

— Ну и где ты его спрятала? Солли, эта штука в таком месте, как Черный Замок, может понадобиться в любую секунду.

— Поэтому я и прошу тебя как можно скорее отправиться со мной в Тримальхиар. Листа больше нет.

Он оцепенел, с его лица стремительно сбегали краски.

— Что ты с ним сделала? — спросил он сиплым шепотом.

— Я испепелила его в драконьем огне. Нет!

Он прыгнул к ней, одним движением покрывая всю комнату, с намерением схватить за горло, и она закрыла голову руками, прочитав в его глазах яростное желание ударить. Ее крик разорвал ночь и смолк, когда он вцепился в ее плечи, не давая ей осесть и затмив ее, как туча затмевает Луну. Его рука замерла не менее, чем в футе от ее головы, потому что он не ударил бы ее никогда, он хотел только узнать, почему, и как она могла! Но тень удара на стене коснулась тени ее головы, и когда он увидел ее открытые остановившиеся глаза, он разжал руки и позволил ей сползти на пол.

— Солли… Я ведь не ударил!

Он встряхнул ее.

— Но я же не ударил!

Она была Королевой эльфов, духом, заключенным в человеческую оболочку, созданием причудливым и эфемерным настолько, что ей могло, оказывается, причинить вред даже намерение, даже секундное пожелание зла. Он хотел ударить, и ее желание убило ее вернее, чем это сделала бы его безжалостная рука. В этот миг в Тримальхиаре с рыданием проснулась Сэсс, но не смогла вспомнить растревожившего ее сна.

— Духи, — прошептал он, озираясь по сторонам, словно в надежде что-то увидеть. — Лист того не стоил. Этого не стоит ни одно Могущество на земле.

Он поднял ее и положил на разбросанную постель, но сесть рядом не посмел, а встал возле нее на колени, прижав ее холодеющую тонкую ладонь к своему лицу. Он не мог поверить. Ведь он же не ударил! Он не ударил бы никогда! В этом было что-то нечестное. Они могли звать его, как угодно, могли обвинять в любых преступлениях, и что-то, возможно, даже было правдой, но он не должен был потерять ее! Потом его мысли смолкли, и он погрузился в своего рода скорбное бесчувствие, как будто мир провалился в тартарары, и во всем нем уцелела лишь эта холодная рука, касающаяся его пылающего лба.

Стук в дверь привел его в себя, как тогда, когда он умирал от простуды в этой самой комнате, и, как и тогда, за дверью оказался малютка брауни. Рэй впустил его и запер за ним дверь. Желтые глаза уставились на него, и делано безразличный голос, в котором сквозили нотки горечи, произнес:

— Вы, разумеется, вправе, принц, убить свою женщину. Это, собственно, вполне в духе образа.

— Я не убивал, — прошептал Рэй, чувствуя, что идет на дно. — Я даже не ударил. Но мне никогда не доказать в Тримальхиаре. Да и какой прок в доказательствах, раз она мертва?

— Жаль, — сказал брауни, садясь на задние лапы. — Она была добрая.

— Она была паршивая эгоистка! — вскипел Рэй.