Заставь меня влюбиться - Селина Аллен

в глазах покачала головой. – Я не вернусь в то место. Если я начну говорить, что стул, на котором сижу, мне не нравится, то на этот стул посадят другую, понимаешь?

Я ошеломленно смотрела на нее, так и не найдя слов для ответа.

– Я ведь все вижу сама, не закрываю глаза, подмечаю каждую деталь: маленькое пятнышко розовой помады на его белом воротничке, чувствую чужие женские духи, замечаю, что ночью, он переписывается с кем-то, иногда мне даже кажется, будто я чувствую их вкус на его губах. Я не простодушная дурочка, какой кажусь. Я все знаю, – грустно сказала она. – И как он смотрел на тебя, я тоже заметила.

– И ты не злишься на меня?

– На тебя? Нет. Я ни на кого не злюсь. Ты не виновата в том, что понравилась Питеру, и он не виноват, ведь ты действительно симпатичная. И Энни я не виню и всех тех женщин, с которыми он спит. Я гораздо выше всего этого, умнее и думаю на два шага вперед.

Люси лукавила, иначе сейчас ее глаза не застилала бы тонкая пелена слез.

– Я понимаю тебя как никто другой. Но не думаю, что в таком положении можно быть счастливой, – честно ответила я.

Люси наблюдала за Питером и Тимми и вынужденно, на грани боли, улыбнулась.

– Иногда полезно согнуться, чтобы не сломаться вовсе, запомни это, Сабрина, иначе в этом – другом мире ты не выживешь.

Даже не попрощавшись, она пошла к своему мужу и ребенку, шепнула Питеру что-то, и вместе они двинулись к дому. Муж Люси на прощание махнул мне рукой, а потом его взгляд опустился на мою грудь и мерзавец посчитал уместным мне подмигнуть.

Я скривила губы, тем самым не скрывая своего презрения к нему и отвернулась, встречаясь взглядом с Марией. 

– Отвратительный тип, – бросила она. – Он мне совсем не понравился.

– Мне тоже.

– Так он просто изменяет бедняжке?

– Как много из нашего разговора ты слышала? – спросила я.

– Все. У нее просто промыты мозги.

– Ее можно понять, она так сильно мечтала выбраться из бедности, что сейчас продаст обе почки, но не вернется назад, – с прискорбием заключила я.

– Ты же понимаешь, что это не потребность, это эгоизм и жалость к себе. Черное дело – жаловаться, когда ты имеешь две руки и две ноги, зрение, слух и обоняние, работающий исправно мозг и тело. Для счастья человеку нужно не много, тем более ребенку: кров, тепло, пища, чистая вода и любовь матери. 

Я улыбнулась. В такие моменты Мария сильно напоминала мне Розу. Я скучала по ней. И наших разговоров по телефону мне было мало.

– Каждый определяет счастье по своему, – пожала плечами я, а затем подняла дочь с песка. Отряхнула румяную щечку от золотистых песчинок и провела ладонью по лохматой голове с темным хвостиком волос. Для моего счастья, мне достаточно только дочери.

Возможно еще любящего мужчины. Боюсь, что конкретного любящего мужчины.

Люси была не права в одном, даже самых гибких в конечном итоге ломают.

***

– Я всегда добавляю веточку розмарина и кусочек сливочного масла, так лазанья становится мягче, – рассказывала мне Мария.  

Аврора сидела в детском стульчике для кормления и размазывала по столу картофельное пюре.

– Моя подруга Роза любила добавлять сыр бри и оливковое масло, тоже неплохо выходит, – пожала плечами я.

– Это нужно будет попробовать, – кивнула Мария и, поставив лазанью в духовку, ушла в патио.

На мои плечи опустились чьи-то руки, я обернулась, встречаясь взглядом с отцом моего ребенка.

– Прости, что напугал, – шепнул он, сел рядом с Авророй и погладил ту по голове.

– Ты не напугал.

– Но ты вздрогнула, – заметил он. – У меня кое-что есть для тебя, – обратился Конрад к малышке. В другой его руке я увидела какую-то игрушку.

Это была новая тряпичная кукла, гораздо качественнее и дороже подарка Розы. Я была уверена, что дочь ни за что не возьмет ее, ведь кукла-вуду была ее любимой. Но выпучив свои синие глаза, она потянула руки к новой кукле. А куклу-Розу она отдала Конраду.

Он удивился.

– Это мне?

Я улыбнулась.

– Полагаю, это был обмен. Надеюсь, Роза не узнает.  

– Было бы неплохо пригласить ее в гости, – вдруг сказал он. – Возможно, Аврора будет рада увидеть ее. И ты будешь рада.

Я удивленно вскинула брови. Конрад и Роза явно недолюбливали друг друга, но он готов был позвать ее к нам домой. Это тронуло меня до глубины души.

– Конрад, я рада, что именно ты отец Авроры, – призналась я.

Он ехидно усмехнулся.

– Минутка откровений? Покажешь, как рада вечером?

Я прикусила губу и бегло окинула взглядом патио, где Мария разговаривала по телефону.

И когда моя жизнь стала такой сексуально-активной? Конрад делал это постоянно. Совращал меня, а я даже не могла противостоять ему.

И на следующий день, когда Аврора уже спала, а я по-прежнему не знала, что именно рисую на полотне размером метр на два, он заявился в мою мастерскую.

– Мне кажется, что ты не знаешь, что рисуешь, – заметил он.

– Ты читаешь мои мысли, – ухмыльнулась я.

Сейчас огромный лист был покрыт свежей синей краской, каплями розового, фиолетового и черного.

Поднявшись на ноги, я нагло прошлась взглядом по телу мужчины в серых спортивных штанах и белой футболке.

– Разнообразие? – усмехнулась я, кивая на его одежду. Она была не черной.

– Пробую новые стили. Как мне?

– Потрясающе. – Я сжала в руках горловину его футболки и резко притянула Конрада к своим губам. Теплое дыхание коснулось моей щеки, прежде чем он поцеловал меня. Его руки по-хозяйски опустились на мою талию, теплый язык ворвался в мой рот и закружил в страстном танце с моим языком. Я таяла от его нежных, но нетерпеливых прикосновений и сладких губ. Когда он отстранился, взгляд его скользнул на переднюю часть моего джинсового комбинезона.

– Слишком много застежек и завязок. Оно вообще снимается?

– Проверь, – фыркнула я, и обеими руками толкнула его в грудь. Он запнулся о краешек полотна и упал прямо на картину, в свежую краску.

Повисла тишина. Глаза его округлились от секундного шока, но прежде чем он успел сказать хоть слово, я забралась на