Женщины, которые любили Есенина - Борис Грибанов

На загородной бакинской даче Воронский стал свидетелем очередного пьяного скандала Есенина. Того увели в отдельную комнату, и когда Воронский вошел туда, он застал Есенина в слезах.

— У меня ничего не осталось, — сказал поэт. — Мне страшно. Нет ни друзей, ни близких. Я никого и ничего не люблю. Остались одни лишь стихи. Я все отдал им, понимаешь, все. Вон церковь, село, даль, поля, лес. И это отступилось от меня.

Он плакал более часа.

Воронский в связи с этой встречей вспоминал из последних стихов Есенина:

Пусть вся жизнь за песню продана.

Между тем издательские дела Есенина благодаря усилиям Бениславской шли довольно успешно. В апреле 1925 года Галя удачно провела переговоры с Ленинградским отделением Госиздата о выпуске Собрания сочинений Есенина.

В начале июня Есенин поехал к себе на родину в село Константиново на свадьбу своего двоюродного брата. Вопреки ожиданиям пребывания в родных краях не пошло ему на пользу.

Василий Наседкин, сопровождавший Есенина, писал: «До этой поездки я, как и все, знавшие Есенина, считал его относительно здоровым человеком. Однако, оказавшись в деревне, Сергей Александрович стал совершенно неуправляемым. Его капризы приняли болезненные формы.

Сам он заявлял, что страдает, видя «застойность крестьянской жизни, равнодушие и жадность».

Атюнин следующим образом описывал этот последний визит Есенина в Константиново: «В деревне он начал беспрерывно пить и скандалить, он разбил окна и пытался избить свою мать». Он распевал похабные частушки и плакал, уверял всех, что конец его близок.

Отношения Есенина с Галей Бениславской тоже становились все более натянутыми. Ее преданность и готовность на самопожертвование подвергались испытаниям. И порой очень суровым.

Есенин зачастую бывал с ней груб, его неблагодарность принимала чудовищные формы, он оскорблял ее женское достоинство.

Какой горечью пронизаны строчки в ее дневнике: «Сергей понимал себя и только. Не посмотрел, а как же я должна реагировать, когда он приводил ее сюда и при мне все это происходило, потом, когда я чинила после них кровать[11]. Всегдашнее — «я как женщина ему не нравлюсь».

И Галя Бениславская все это терпела. Правда, искала иногда отдушину в мимолетных любовных связях с другими мужчинами. После упоминания о Рите Галя пишет в своем дневнике: «И после всего этого я должна быть верна ему? Зачем? Чего ради беречь себя? Так, чтобы это льстило ему? Я очень рада встрече с Л. (речь идет о Льве Повицком, друге Есенина, у которого поэт гостил в Харькове в 1920 году, а в 1924 году жил у него в Батуме), это единственный, кто дал мне почувствовать радость, и не только физически, радость быть любимой, ведь Покровский — это только самообман, мне нужен был самообман, я внушала себе и всем, что я должна скрывать от Сергея. Я могла давать волю с Покровским, и только Лев был настоящим. Мне и сейчас дорого то безрассудство, но это все равно».

Дневник Гали Бениславской полон горьких раздумий и болезненных сомнений. Она с редкой для женщины чуткостью анализирует свои отношения с Есениным. «Не знаю, чего захочу, — записывает она в дневнике, — ведь главным капиталом — с моей беззаветностью, с моим бескорыстием — я оказалась банкротом. Я думаю, что мне (этот) может дать радость. Оказалось лишь сожаление о напрасно растраченных силах, сознание, что это никому не нужно было, раз на это так наплевали, тем более, что не знаю, стоил ли Сергей того богатства, которое я так безрассудно затратила. Ведь с тем зарядом, который был во мне, и без всяких усилий получала от жизни больше того, что хотела. Сколько же я могла получить и одновременно с этим дать другим, если бы не отдала почти все до последней капли для Сергея. Ведь все мне давалось легко, без тяжелых и упорных раздумий о том, как бы добиться. А Сергею вряд ли нужна была я. Я думала, ему нужен настоящий друг, человек, а не собутыльник. Человек, который для себя ничего не должен требовать от Сергея (в материальном плане, конечно). Думала, что Сергей умеет ценить и дорожить этим. И никогда не предполагала, что благодаря этому Сергей перестанет считаться со мной и ноги на стол положит».

Так оно и произошло. В начале марта 1925 года Сергей Александрович Есенин познакомился с Софьей Андреевной Толстой, внучкой великого писателя, и им овладела мысль жениться на ней.

Подобные тщеславные идеи овладевали Есениным не в первый раз. Анатолий Мариенгоф вспоминал, как на заре их молодости они втроем (Есенин, Мариенгоф и Коненков) поехали кататься на автомобиле. Коненков предложил заехать за молодыми Шаляпиными (Федор Иванович был тогда уже за границей). Есенин от этого предложения пришел в восторг.

Они заехали в дом Шаляпиных и взяли с собой в машину дочку Шаляпина Ирину — некрасивую веснушчатую девочку. Есенин всю дорогу говорил ей ласковые слова и нежно смотрел на нее.

Когда они с Мариенгофом вечером вернулись домой, Есенин сел к Анатолию на кровать, обнял его за шею и прошептал на ухо:

— Слушай, Толя, а ведь как бы здорово получилось: Есенин и Шаляпина. А? Жениться, что ли?

Вот и на этот раз ему пришло в голову объединить фамилии Есенина и Толстой.

Истории отношений Сергея Есенина и Софьи Андреевны Толстой будет посвящена особая глава, а здесь речь идет о Гале Бениславской. То, что Есенин решит жениться на Толстой, станет для нее тяжелым ударом. Причем сделал он это в предельно оскорбительной форме. 21 марта Есенин написал Гале лаконичную записку: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я Вас нисколько не люблю как женщину. С. Есенин». Более тяжкого оскорбления женщине нанести невозможно.

А в середине июня он порвал отношения с Галей и переехал от нее к Наседкину.

Бениславская в своем дневнике писала: «Сергей — хам. При всем его богатстве — хам. Под внешней вылощенной манерностью, под внешним благородством живет хам. А ведь с него больше спрашивается, нежели с какого-либо простого смертного. Если бы он ушел просто, без этого хамства, то не была бы разбита во мне вера в него».

Галя пытается проанализировать все происшедшее разобраться в их странной и болезненной связи. «Думала, — пишет она в дневнике, — что для него есть вещи ценнее ночлежек и гонорара. А теперь усомнилась».

А происходит действительно нечто не совсем понятное.

«Трезвый он не заходит, забывает. Напьется — сейчас же. С ночевкой. В чем дело? Или у пьяного прорывается? Или ему хочется видеть меня, а трезвому не хватает смелости? Или оттого, что Толстая противна, у пьяного нет сил ехать к ней, а ночевать где-нибудь надо? Вернее всего, даже не задумываются над этим. Не хочется к Толстой, ну а сюда просто, как домой, привык, что не ругаю пьяного и т.д.»