Ничейной земли не бывает - Вальтер Флегель

Ее провели в комнату для гостей, в углу которой стояла кафельная печь. Печь топилась, и от нее по всей комнате распространялось приятное тепло. У стены стояла кушетка, а посреди комнаты — старомодный журнальный столик и два мягких кресла с коричневой обивкой, у стены напротив — платяной шкаф.

Рената села на кушетку, сняла промокшие насквозь туфли и чулки.

— Ну как? — спросил ее Манфред.

— Что как?

— Впечатление.

— Ты нашел себе союзников, и теперь вы втроем выступаете против меня одной. — Рената смотрела на мокрые, порванные ветками нейлоновые чулки. Немного подумав, она открыла дверцу печки и бросила их туда, сказав:

— Это все, что от меня останется в этом доме.

Они снова замолчали. Рената думала об учениках своего четвертого класса. Манфред — о солдатах своего подразделения. Каждый искал для себя утешения, но только не там, где его можно было найти: ему — у нее, а ей — у него.

Переодевшись в сухое, они сидели рядом, но все равно как чужие.

Из соседней комнаты послышался стук тарелок, и это еще больше разожгло их аппетит.

— Наши хозяева наверняка ждут нас к столу, — проговорил Манфред.

Рената встала. На лице ее застыло выражение замкнутости. Дойдя до двери, девушка остановилась и, поправив Манфреду галстук, притянула к себе его голову и поцеловала в губы.

— Ну наконец-то! — обрадованно вздохнул Манфред.

Рената слегка оттолкнула его от себя и сказала:

— Наши хозяева ждут нас к столу. — Поправив свою прическу, спросила: — С каких это пор ты начал курить?

— Видишь ли, закурил я совершенно неожиданно. Был как-то в карауле, устал очень, вот и закурил, — объяснял он, пока они шли в столовую.

— Значит, и табак взял над тобой верх.

— Да, можно и так сказать, — засмеялся Манфред.

2

Пока супруги Хут убирали со стола, а Манфред помогал им, Рената осмотрела комнату. На стене висела охотничья двустволка. Напротив двери возле окна стоял массивный письменный стол. На правом конце его громоздилась стопка книг. На самом верху «Книга для родителей» Макаренко с многочисленными закладками между страниц.

Рената с любопытством раскрыла книгу на месте одной из закладок и прочла отмеченное карандашом место:

«В большинстве случаев положение детей, брошенных родителями, намного тяжелее и опаснее, чем положение сирот».

Затем Рената прочитала пометку на закладке, написанную чьей-то рукой: «Вина соблазнителя замужней женщины больше вины самой соблазненной…»

В коридоре раздался скрип половиц. Рената быстро положила книгу на место и стала разглядывать охотничьи трофеи хозяина, развешанные на стене.

— Это далеко не все мои трофеи, — заметил вошедший первым в комнату Хут. — Большинство барашков были безрогими.

Манфред рассмеялся громко и раскатисто.

Рената подошла к кушетке, села на нее, поджав под себя ноги. Дождь за окошком пошел сильнее, а они вчетвером сидели в комнате, слушая, как дождевые капли барабанят по крыше.

— Как часто здесь идут дожди? — полюбопытствовала Рената.

— Когда как, — ответил Хут, — но всегда неожиданно. — Подойдя к столу, он налил в бокалы красного вина из бутылки без этикетки.

Манфред присел на кушетку рядом с Ренатой. Фрау Хут сложила руки на заметно выступающем животе. Она ждала уже пятого ребенка.

Рената понимала, что ее пригласили сюда как раз для того, чтобы сагитировать остаться здесь навсегда, и теперь ждала, когда же эти трое начнут свои нападки на нее за то, что она не хочет переехать в Бергхайде и учительствовать здесь.

Хут поднял бокал, на секунду задумался над тостом, а затем произнес:

— Ну, независимо ни от чего давайте выпьем за хорошую погоду!

Домашнее вино было теплым и сладким. Хозяин не без гордости похвастался, что оно приготовлено его собственными руками из винограда, растущего за домом.

Вино похвалили. За первым бокалом выпили по второму, затем по третьему. Приятное тепло разлилось по телу. Наступило временное затишье, какое обычно бывает перед боем.

Манфред придвинулся поближе к Ренате.

Разговор зашел сначала о Дрездене, затем о Лейпциге, потом вспомнили Бад-Шандау, позже переключились на виноделие, с которого перекочевали на остров Рюген. Поспорили о книгах, об учителях и учениках, о методике воспитания. Все старались не упоминать Бергхайде, в котором располагалась воинская часть, где служил Манфред.

Разговорились о книге Кристы Вольф «Разделенное небо».

— Читая эту книгу, — начал майор Хут, — подчас трудно понять, что хотел сказать автор. Мне она не очень понравилась. Некоторые герои, вращающиеся вокруг Риты, ну, например, Метернагель, совсем не жизненны. Однако очень многие читатели превозносят эту вещь, как будто, кроме этой книги, у нас больше ничего нет. Но, может быть, самое важное достоинство этой книги как раз и заключается в том, что она вызвала такую оживленную дискуссию. — Хут снова наполнил бокалы вином.

Слушая майора, Рената, смущенная, старалась отмалчиваться. Откровенно говоря, она не ожидала от кадрового офицера такого глубокого знания литературы и вообще всего, что не имело непосредственного отношения к армии и армейской жизни. Она ожидала молчаливого любопытства, и только. А перед ней в кресле сидел раскрасневшийся от вина майор и свободно и ясно излагал свои мысли. Сказав несколько фраз, майор откидывался на спинку кресла и, улыбаясь, отпивал глоток вина из бокала.

Постепенно Рената снова втянулась в разговор. Заговорили о школе и школьных делах. Речь зашла о том, что в соседнем селении один учитель в шестом классе начал разговор о вопросах секса, причем сделал он это так, будто объяснял устройство и принципы действия какой-нибудь машины.

— Самое естественное дело на свете, — усмехнулся майор. — Все происходит так же, как и тысячи лет назад… Учитель взял на себя обязанность разъяснить это детям, хотя сами родители должны были просветить детей на этот счет. Родители, конечно, всполошились…

Майор не обвинял учителя и не выступал против разъяснения сексуальных вопросов.

Фрау Хут тоже не была против, но только считала, что в школьном коллективе этот щекотливый вопрос надо разъяснять умно и тонко.

— Вместо объяснений, — продолжал Хут, — нам необходимо воспитывать себя. Мы должны научиться воспитывать свои чувства, тогда у нас не будет ни недооценки, ни переоценки вопросов секса. Однако начинать это воспитание надо в семье. Школа в этом вопросе может помочь или, как в случае с тем учителем, навредить. Нам необходимо больше думать над собственным образованием. — Майор снова откинулся на спинку кресла.

Все молчали, выражая этим свое согласие с ним.

Рената углубилась в воспоминания о юности. Вспомнила Дрезден-Клотце, холм, поросший платанами, соснами и елями, под кронами которых укрылась старая вилла с опущенными жалюзи на окнах и ласточкиными гнездами под крышей. В памяти навсегда сохранилась мансарда с покатой крышей, ее собственная комната. Самое любимое место в комнате — большое окно с широким подоконником, которые раз в году красили белой краской. Подоконник служил Ренате одновременно и письменным столом и столом для игр.

Тут же она и ела. Из окна подкармливала ласточек и воробьев. Облокотившись на подоконник, она горько плакала от неразделенной девичьей любви, а влюблена она была в одного ученика из девятого класса. Рената не позволила ему поцеловать себя, и парень в отместку ей распустил слух о том, что она сама бегает за ним, вешается ему на шею, хотя и не нужна ему вовсе.

На подоконнике Рената писала свои школьные сочинения, иногда она так и засыпала возле окна, положив голову на руки. Сидела она на высокой табуретке, не доставая ногами до пола. Однажды, войдя в комнату, она увидела, что к табуретке прикреплены стремена. Теперь, сидя на табуретке, она могла вставить ноги в стремена, чтобы они не болтались. Это придумал для нее братишка, и в тот же день она подарила ему альбом марок, который он уже не раз клянчил у нее. Такой поистине царский подарок удивил его не меньше, чем Ренату изобретение братишки.

Позже, сидя у подоконника, она часто писала письма Манфреду. Ветер доносил до нее запахи далекого леса.

В комнате Ренаты стоял коричневый комод без одной ножки. Ящики всегда выдвигались со скрипом, да и силу нужно было применять немалую.

Рената вспомнила отца, мать. Какими добрыми и заботливыми они были! Мать любила гладить Ренату по голове, перебирать ее длинные густые волосы, сидя рядом с ней, заплетать дочери косы.

Рената хорошо помнит, как однажды почувствовала себя взрослой. Она начала следить за собой, стала лучше одеваться, стала разборчивой в выборе друзей. Ее отношение к мальчикам стало теперь иным. Изменилась она и внешне, что очень понравилось ей. Правда, ни с кем из подруг она не делилась своими секретами.