Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Сергей Владимирович Анисимов

Система ротаций, призванная держать перед носом американских экипажей сладкую морковку возвращения домой, привела к тому, что сокрушившие люфтваффе истребительные асы или разъезжали по стране с кампаниями по продаже бумаг военных займов, или служили инструкторами в учебных полках. Некоторое количество пилотов со значительным опытом воздушных боев находилось на инспекторских или штабных должностях в действующей армии, и лишь очень немногие – в должностях командиров эскадрилий, непосредственно связанных с боевой деятельностью.

Тем не менее летчики американских истребительных частей искренне считали себя лучшими в мире. И несколько совершенных за день таранов потрясли их не меньше, чем сам факт того, что советские ВВС способны драться с ними на равных.

Бомбардировочные эскадрильи нередко несли тяжелые потери, но в последние месяцы – почти исключительно от зениток. Как стало ясно из отчетов, представленных командованием люфтваффе после «сепаратной капитуляции» (термина, позволяющего законникам говорить о соблюдении касабланкских принципов[120]), немцы накапливали силы для Grosse Schlag – удара по бомбардировщикам двумя тысячами истребителей. Такой удар должен был нанести 8-й воздушной армии высокие одномоментные потери, заставившие бы ее прекратить операции на длительное время. Считалось, что к такому может привести потеря пяти тысяч членов экипажей за один вылет.

Примерно то же самое совершили вместо немцев русские, подняв в воздух свыше двух тысяч истребителей. По ценам конца сорок четвертого года один В-17 стоил около двухсот сорока тысяч долларов, В-24 – почти триста семьдесят тысяч. Русские цены в рублях сравнивать с долларами было сложно, но две-три сотни сбитых тринадцатого ноября «яков» и «лавочкиных» были в целом адекватны «мустангам», стоившим пятьдесят одну тысячу, и «кингкобрам», стоившим сорок шесть. Не нужно было иметь бухгалтерское образование, чтобы сосчитать, что прежняя тактика войны в воздухе против русских чисто с финансовой точки зрения делалась невыгодной. Следовало придумать что-то иное.

* * *

Свои пять копеек в виде трети миллиона долларов объединенному командованию сэкономил пилот шестой эскадрильи «Чапаева», встретивший на пятьдесят шестой параллели патрульный противолодочный «либерейтор», взлетевший с ирландского побережья. Официально Германия, конечно, капитулировала, но командиры субмарин были хозяевами собственной судьбы. Поэтому несколько из них, по согласию с командами, решили прорываться в Южную Америку, вместо того чтобы добровольно отправляться в концлагеря под надзор британцев.

Выходом было бы затопить лодки у родных берегов, как капитулировавший Флот открытого моря в Скапа-Флоу после поражения в Первой мировой. Но новые хозяева мира объявили, что попытка уничтожить собственные корабли будет караться как военное преступление, и потрудились довести эту информацию до всех лодок в море, зашифровав донесение положенным по времени кодом. Когда шифровальные машинки выдали в центральных постах подводных лодок это сообщение, подписанное адмиралом Муром, многие немецкие командиры осознали, что в Норвегии им делать нечего.

Патрульные самолеты имели инструкции топить лодки, направляющиеся на юг, и пропускать, облетев, те из них, которые, подчиняясь приказу, двигались в надводном положении на север и запад. Самолеты несли обычное вооружение, и летчики тщательно обшаривали океанскую поверхность радарами и биноклями, разыскивая последних отчаянных «мальчиков Деница».

К чему экипаж одной из таких машин не был готов, так это встретить посередине Атлантического океана одиночный истребитель с двигателем водяного охлаждения. К счастью для советской эскадры, оказавшейся далеко в стороне от маршрута В-24, старший лейтенант Кутахов, выполняя свой первый в походе разведывательный полет в поисках чего-нибудь полезного, заметил англичан первым.

Воздушная война над морем имела свои особенности. Заметить идущий над водной поверхностью самолет, находясь выше него, было чрезвычайно сложно. Другое дело, если его силуэт проецировался на фоне неба. «Либерейтор» был, однако, крупной машиной, да и сам капитан имел задачу поиска надводных целей, поэтому за всем, что находилось ниже него, он наблюдал особо пристально. Англичанин делал, видимо, то же самое, не ожидая опасности сверху.

Теоретически к нему можно было попытаться подобраться поближе, рискуя нарваться на прицельную очередь в упор, когда стрелки наконец заметят противника. Но связываться в одиночку с хорошо защищенной машиной, вполне способной за себя постоять, старшему лейтенанту очень не хотелось. Полет над океаном на колесной машине был опасен сам по себе, а тесный контакт с крупнокалиберными пулеметами бомбардировщика в двухстах милях от родной взлетной палубы имел знак равенства с графой «пропал без вести». Никто и не узнает, что с ним случилось, потому что нарушить радиомолчание он имел право только в случае обнаружения целей, которые не будут ждать его возвращения на «Чапаев».

Уйти и не рассказывать никому? Атаковать и положиться на везение? Мучаясь и раздумывая, старший лейтенант все же ушел в сторону, подальше от взгляда не вовремя поднявшего глаза вверх стрелка.

Через два с половиной часа его Як-9ДД с крупной белой тройкой на фюзеляже сел на палубу авианосца. Проделав все положенные послепосадочные процедуры, старлей выскочил из кабины на крыло и спрыгнул вниз. Не дожидаясь помощи механиков, он сбросил парашют и трусцой побежал навстречу подходящему комэску-шесть.

– Нормально всё?

Тот был спокоен, хотя несколько насторожился при виде бросившего свою машину вернувшегося из полета разведчика. Обычно летчики оставались в кабинах вплоть до спуска их машин в ангар.

Старший лейтенант наклонился к его уху и шепотом произнес несколько слов.

– Где? – спросил командир эскадрильи, протягивая ладонь.

Старлей раскрыл планшет и показал на жирную стрелку под желтоватым целлулоидом – место, где он встретил патрульный самолет, его курс и подписанную рваным курсивом высоту.

– К хозяину, – подумав, сказал комэск. – И к Осадченко. С докладом. Медленно и спокойно.

Они поднялись в комнату инструктажа, пустую сейчас, обвешанную плакатами с самолетными силуэтами и таблицами технических данных. Сняв телефонную трубку, майор через оператора связался с Покрышевым, и тот через десять минут подошел к ним.

– Ну что? – спросил командир авиагруппы, закрыв за собой дверь.

Расстелив на столе карту, старший лейтенант во второй раз показал место, где он встретил англичанина, и объяснил причины, по которым не стал с ним связываться. Балтийцам была известна история, когда командир подводного минного заградителя был обвинен своим военкомом в трусости за то, что не захотел обстрелять из своих скромных пушек вражеский порт. Старлей надеялся, что с ним такого не случится, но некоторые сомнения все же имелись, и он с тревогой следил за сменой выражений на лице полковника.

– Правильно сделал, – наконец сказал тот. – Нам он не помеха, а тебя сшибить бы мог. И тревогу поднял бы не вовремя. Сейчас-то все тихо. Надводников никаких не видел?

– Нет.

– А подводных лодок?

– Тоже нет. Вообще за весь полет никого, кроме этого «либерейтора».

– Плохо… Горючку жжем со страшной силой, а толку ноль. Завтра еще