Не навреди ему - Джек Джордан

Я захожу на кухню и стою возле острова, незаметно восхищаясь поверхностями из белого мрамора. Она достает из холодильника бутылку белого вина и наполняет сначала один бокал, потом второй.

– Так что сказал Фахим?

Вино проливается, когда я произношу его имя; она ставит бутылку на стол трясущейся рукой и передает мне сухой бокал.

«Теперь я могу пить вино, думаю я про себя. Это не принесет вреда никакому ребенку».

В горле у меня появляется ком, и я пытаюсь подавить боль, принимая бокал и выдавливая из себя улыбку.

– Он позвонит сегодня вечером и скажет, куда надо будет приехать.

Я делаю глоток вина. Оно, естественно, восхитительное. Ящик такой штуки стоит, наверное, как крыло самолета.

– Почему мы не можем встретиться с ним сейчас? – спрашиваю я.

– Нужно дождаться темноты.

– Почему?

– Господи, Марго, – огрызается она. – Я не знаю. Может, лучше его спросишь? Мне известно не больше твоего.

Вот она, старая добрая Анна.

– Я не очень понимаю, зачем мне ехать с тобой. Я выполнила свою часть сделки. Ты получишь назад сына…

– Я тебя не отпущу, пока его не обниму. Ты меня привела к Шаббарам, Марго. Твой брат на них работает. Ты знаешь этих людей гораздо лучше меня. Я не поеду одна.

У меня есть ощущение, что это она знает их гораздо лучше. Может, я и предложила к ним поехать вчера, но сейчас они меня игнорируют. Это у них с Анной там личные встречи и секретные телефонные звонки. Я видела Фахима Шаббара один-единственный раз, когда он держал пистолет у головы Анны.

– Красивый дом, – говорю я. – Только вот камер не видно.

Она показывает на выступ над дверью. Я оглядываюсь и нахмуриваюсь, не замечая поначалу ничего, кроме белых стен и потолка, но когда приглядываюсь, то наконец вижу маленькую белую линзу, торчащую из штукатурки.

– Предполагается, что их сложно разглядеть.

Я ожидала увидеть гораздо более очевидную камеру, которая поворачивается на кронштейне, а не крошечную линзу, спрятанную в стене.

Господи, да что это за люди такие?

Я отворачиваюсь от камеры и замечаю, как что-то промелькнуло в ее глазах при упоминании о них: то ли страх, то ли неприязнь.

В такие минуты я вспоминаю об условиях нашего соглашения. Мы не друзья, борющиеся за справедливость, и не товарищи, у которых есть общая цель. У нее своя цель, у меня своя. Вчера ночью границы размылись, но сейчас все снова ясно, и, находясь в ее доме, я как будто нарушаю правила игры. Внезапно у меня появляется сильное желание от этого освободиться.

– То есть мы просто будем здесь сидеть, пока он не позвонит?

– У тебя есть идеи получше? – говорит она и снова наполняет свой бокал.

– Когда я получу оставшуюся сумму?

Я не вижу, чтобы она внезапно, как я только что, поняла смысл нашего партнерства, чтобы ее поведение как-то изменилось или она насторожилась. Она все это время была настороже. Она все это время знала, что происходит.

– Завтра с утра я первым делом поеду в банк. – Она делает большой глоток вина и вздыхает. – Слушай, наверное, неплохо будет поспать, пока он не позвонил. Судя по твоему виду, спала ты сегодня не больше моего.

Кажется немыслимым спать у нее в доме; я бы никогда не смогла закрыть глаза и позволить себе быть уязвимой, когда она рядом. Это как свернуться калачиком в гнезде у змеи.

Но я могла бы сэкономить. Не придется платить за отель. К Дэмиену я вернуться точно не могу.

– Ладно, – говорю я. – Не хочешь ничего прибить к полу, чтобы я не унесла?

В ее глазах появляется тревога, как будто она всерьез рассматривала такой вариант.

– Я пошутила. Но я не буду спать. Посмотрю телевизор.

– Пожалуйста.

Она берет свой бокал и выходит в коридор.

– Если не возражаешь, я бы хотела получить кольцо.

Она останавливается в дверях и медленно оборачивает ко мне лицо, на котором написано отвращение.

– Что, прости?

– Твое обручальное кольцо… – говорю я спокойно. – Плата за то, что я с тобой поеду, – я ведь подвергаю себя опасности и все такое.

На щеках у нее появляется гневный румянец, она стаскивает с пальца кольцо и бросает мне под ноги, так же стремительно и яростно, как и в прошлый раз. И не произнеся больше ни слова, уходит наверх.

Я подбираю кольцо и надеваю его на палец, любуясь тем, как оно сочетается с первым.

Теперь у меня будет пятьдесят тысяч и два кольца, чтобы остаться на плаву.

Я опрокидываю бокал вина и наливаю себе еще один.

Марго

Четверг, 11 апреля 2019 года, 02:03

Просыпаюсь я оттого, что мне зажимают рот рукой.

Я сильно дергаюсь и распахиваю глаза, лихорадочно пытаясь отыскать в темноте нападающего. Надо мной стоит Анна.

– Вставай. Поехали.

Она отнимает ладонь от моего лица, и я делаю глубокий вдох, прижимая дрожащую руку к груди, чтобы унять сердцебиение. От меня пахнет шардоне – я уговорила всю бутылку.

– Необязательно было меня душить, блин, – раздраженно говорю я, садясь на диване.

– Я не хотела, чтобы ты закричала и перебудила всех соседей. – Она идет в прихожую, едва поворачивая голову в мою сторону. – Обувайся, встретимся в машине. Ты за рулем.

Я выпрямляюсь и яростно моргаю, чтобы проснуться. Я глубоко спала, чувствую, что до сих пор не проснулась. В голове у меня туман и вата, мысли обрывочные, заплетаются, как язык пьяницы.

Шторы опущены, за окном темно. Я достаю из кармана телефон и, щурясь, смотрю на время. Два часа ночи.

Я тяжело поднимаюсь с дивана, беру сумку и, спотыкаясь, иду в полусне в прихожую. В распахнутую входную дверь проникает влажный прохладный воздух с улицы. Подъездная дорожка окутана тьмой. Только надев ботинки, выйдя на улицу и закурив сигарету, я начинаю нервничать.

Анна ждет у моей машины, нетерпеливо постукивая ногой по земле. Я открываю машину и сажусь.

– Это обязательно? – говорит она с пассажирского сиденья, глядя на сигарету.

– Да. Если бы ты дала мне пять минут, прежде чем…

– Ой, да делай что хочешь, Марго. Поехали уже. – Она открывает окно, чтобы впустить свежего воздуха. – Мы встречаемся с ним на старой взлетной полосе за городом. Ты знаешь, где это?

– Главные ворота заварили несколько лет назад.

– Там есть боковой вход. Он сказал двигаться на восток вдоль территории, пока не увижу.

– Ладно, – говорю я и завожу машину.

Мы трогаемся с места, не произнося больше ни слова.

Некоторое время мы едем молча за город и дальше по извилистым проселочным дорогам. По крайней мере двадцать минут проходит в тишине.

В такие минуты, когда мы одни и сидим так близко друг к другу, я понимаю, что мы совсем друг друга не знаем. Каждый день мы стояли бок о бок и дарили второй шанс сотням пациентов или смотрели, как другие пациенты медленно угасают, и мы все равно друг другу чужие. Я понятия не имею, кто она. Но я знаю, на что она способна.

– У тебя есть чувство вины? –