История Александра Македонского - Квинт Курций Руф

и заговорщики встретили царя, радуясь, что приблизилось время осуществить злодейский замысел. Вдруг какая-то женщина, считавшаяся безумной и обычно пребывавшая при дворе (говорили, что она по какому-то наитию предсказывает будущее), подбежала к выходившему царю и загородила ему дорогу. С явным беспокойством на лице она стала убеждать его вернуться на пир. (17) Царь шутливо ответил, что боги подают ему благой совет, и, вернув друзей, пробыл на пиру почти до второй стражи дня. (18) Уже другие люди из когорты подошли к караулу, чтобы встать на часах у дверей, но заговорщики продолжали стоять, хотя время их службы уже прошло: так упорна надежда, затмевающая все чувства человека! (19) Царь, обратясь к ним благосклоннее, чем когда-либо, велит им уйти отдыхать, так как они простояли всю ночь. Дав каждому по 50 сестерциев, он еще похвалил их за то, что они продолжали стоять на карауле и после смены.

(20) Итак, обманувшись в своих надеждах, они расходятся по домам; тем не менее они стали дожидаться ночи следующего своего дежурства. Но Эпимен, либо внезапно переменив свое намерение из-за царской милости, выделившей его среди прочих, либо убедившись, что сами боги препятствуют задуманному, открывает все, что подготовлялось, своему брату Эврилоху, хотя раньше не хотел посвящать его в свои планы. (21) У всех еще была свежа в памяти казнь Филота. Поэтому Эврилох берет брата за руку и приходит с ним к царскому двору. Вызвав телохранителей, он уверяет, что принес весть, важную для безопасности царя. (22) И само время, когда они пришли, и их явное душевное волнение, и унылый вид одного из братьев заставили дежуривших у царских покоев Птолемея и Леонната подняться. Отворив двери и внеся огонь, они будят Александра, крепко спавшего после попойки. Понемногу собравшись с мыслями, царь спрашивает, с чем они пришли. (23) Эврилох не медля сказал, что боги не совсем отвернулись от его дома, так как брат его хотя и осмелился было на бесчестный поступок, но затем раскаялся и решил сам сделать важное донесение: ведь на минувшую ночь был назначен переворот; вдохновителями этого преступного замысла были те, кого царь меньше всего мог подозревать. (24) Затем Эпимен рассказал все по порядку и назвал имена заговорщиков. Известно, что Каллисфен не был упомянут как участник заговора; он якобы только охотно слушал речи молодых людей, поносивших и осуждавших царя. (25) Некоторые добавляют, что, когда Гермолай жаловался на понесенное от царя наказание, Каллисфен советовал юношам помнить, что они уже взрослые. Трудно было понять, сказано ли это, чтобы утешить наказанного розгами, или, напротив, чтобы еще больше распалить его гнев.

(26) Царь совсем стряхнул с себя сон, так как опасность, от которой он избавился, ясно предстала перед его глазами. Он сразу наградил Эврилоха 50 талантами и богатым имуществом некоего Тиридата и простил его брата даже раньше, чем тот попросил о помиловании. (27) Руководителей же заговора, и в том числе Каллисфена, он приказывает схватить и держать под арестом. Когда их привели к царскому двору, царь спал; устав от попойки и ночных бдений, он проспал весь день и всю следующую ночь. (28) А на следующий день он созвал многолюдный совет, на котором присутствовали отцы и ближайшие родственники тех, чье дело рассматривалось; они не были спокойны и за свою судьбу, так как, по македонскому обычаю, они должны были погибнуть, поскольку все, кто состоит в кровном родстве с виновным, обречены на смерть. (29) Царь приказал привести обвиняемых, кроме Каллисфена, и они без промедления признались в том, что замышляли. (30) Когда все стали их бранить, то сам царь спросил их, в чем его вина, толкнувшая их на такое преступление.

Глава 7

(1) Все были в оцепенении, один Гермолай сказал: «Раз ты спрашиваешь о причинах, будто не знаешь их, то я отвечу: мы решили убить тебя потому, что ты стал обращаться с нами не как со свободнорожденными, а как с рабами». (2) Первым из всех вскочил его отец Сопол; называя его отцеубийцей и зажимая ему рот, он сказал, что не стоит слушать человека, теряющего рассудок от преступления и зла. (3) Царь, прервав отца, велит Гермолаю говорить то, чему он научился у своего наставника Каллисфена. Гермолай продолжал: «Я воспользуюсь твоей милостью и скажу, чему меня научили мои несчастья. (4) Сколько македонцев, несмотря на твою жестокость, осталось в живых, особенно людей не простой крови? Аттал, Филот, Парменион, Линкест Александр и Клит, когда надо бороться с врагами, живут, стоят в строю, прикрывают тебя щитами, получают раны ради твоей славы, ради победы. (5) Им ты воздал великую благодарность. Один обагрил своей кровью твой стол, другой умер мучительной смертью; вожди твоих войск, поднятые на дыбу, стали веселым зрелищем для персов, которых они же некогда победили. Парменион, при помощи которого ты в свое время убил Аттала, умерщвлен без суда. (6) Ты совершаешь по очереди казни руками несчастных людей, а недавних исполнителей убийства ты приказываешь умертвить другим». (7) Тут все разом закричали на Гермолая; отец выхватил меч и, без сомнения, зарубил бы сына, но царь удержал его; он велел Гермолаю говорить и просил, чтобы все терпеливо слушали, как он сам умножает причины своего наказания.

(8) Когда царь с трудом утихомирил присутствующих, Гермолай снова заговорил: «Как великодушно ты позволяешь говорить юнцам, неискусным в речах! А голос Каллисфена заглушен стенами тюрьмы, потому что этот человек умеет говорить. (9) Почему же его не приводят, хотя слушают даже сознавшихся? Значит, ты не только боишься слушать свободный голос невинного, но и не выносишь его вида. Я утверждаю, что он ничего не делал. (10) Здесь находятся те, кто вместе со мной замышляли прекрасное дело, но никто из нас не скажет, что Каллисфен был нашим сообщником, хотя он давно уже осужден на смерть справедливейшим и великодушнейшим царем. (11) Вот какова награда македонцам: их кровь ты проливаешь как ненужную и грязную! Твои 30 тысяч мулов возят захваченное золото, тогда как воинам нечего увезти домой, кроме никому не нужных шрамов. (12) Однако все это мы могли сносить, пока ты не забыл о нас ради варваров и не надел на нас ярмо новых обычаев. Тебе нравятся персидские одежды и персидский образ жизни. Выходит, мы хотели убить персидского царя, а не македонского. Тебя мы преследуем по праву войны как перебежчика. (13) Ты захотел, чтобы македонцы бросались перед тобой на колени и приветствовали тебя как бога; ты отрекся от