Светорада Медовая - Симона Вилар

Кое-кто из танцовщиц уже жадно хватал ртами воздух, сбившись с ритма, другие в изнеможении опускались на пол. Княжна не останавливалась, хотя лоб ее уже взмок, а колени дрожали, глаза затуманились. А потом она вдруг рухнула как подкошенная на ковер, зашлась в долгом надрывном плаче. Женщины вокруг нее забегали, засуетились. Руслана поспешила принести княжне маленького Взимка, сонного, похныкивающего, который сразу заулыбался, увидев Светораду, обычно баловавшую и нянчившую его. И когда его мягкая ладошка коснулась заплаканных щек княжны, та стала постепенно успокаиваться. Спросила вдруг Руслану:

– Ты не скучаешь по его отцу?

И почти бесстрастно сообщила Руслане о гибели Аудуна.

В тот вечер они долго говорили о прошлом. Оказалось, что порой это даже приносит облегчение. Руслана рассказывала, как ее отец Путята все гадал, кем может быть пришлая, все думал, что она некая боярышня, какую умыкнул лихой Стрелок. Но что их новая родственница сама смоленская княжна…

А еще Руслана поведала о том, что таила в глубине души: о своей горькой и безответной любви к пасынку Скафти.

– Я ведь видела, как он на тебя смотрит. Медовая, – вздыхала она. – Словно ты для него солнышко ясное. На меня же и не глянет лишний раз, а если надо сказать что-то, смотрит так, будто я чурка деревянная… Я же отдавалась его старому отцу, а когда тот, насытившись, засыпал, все думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы родителю удалось просватать меня не за Аудуна, а за Скафти…

– Он бы не женился, – сказала Светорада.

И объяснила, отчего Скафти так и не сошелся в браке ни с одной из женщин.

Это была давнишняя доверенная ей тайна златовласого варяга. Живи они по-прежнему в Ростове, Светорада бы и не подумала говорить об том Руслане. Но Скафти уже не было в их жизни. Княжна сообщила, что обозленный на строптивого раба Азадан продал его кому-то на вечное мучение. Руслана расплакалась от такой вести. Голосить не смела, вот и сидела, тихонечко всхлипывая в углу и качая на руках уснувшего Взимка. Свою деточку, кровиночку, то немногое, что осталось у нее от прежней жизни. А у Светорады не было и того…

На следующий день княжна опять танцевала. Врожденное чувство ритма и природная грация позволяли ей с ходу перенимать у местных плясуний манеру двигаться, а сдерживаемая доселе внутренняя сила просто рвалась наружу. Светорада все не могла успокоиться и опять переплясала всех девушек, как будто на Русальей неделе[111] соревновалась с кем в танце, добиваясь благосклонности лесных духов, примечавших самую лучшую. Но в этот день танцовщицы были готовы к подобному; они не выплясывали с неугомонной русской до упаду, а вступали в танец по очереди: пока одни отдыхали, другие кружились перед златовласой красавицей, извиваясь под ритм бубнов и звеня подвесками и браслетами. Видно, кто-то из них сообщил Сабуру о странном поведении гостьи шада, и евнух пришел, долго смотрел, как доводит себя до изнеможения русская княжна.

– Я вижу, что мне не следует держать вас в стороне от иных обитательниц дворца, – задумчиво произнес он. – Поэтому завтра я отведу вас в большой сад, где любят гулять женщины кагана и жены его сыновей. Однако сперва должен вас кое от чего предостеречь.

Он уселся на ковер, скрестив ноги, подождал, пока Светорада отдышится после пляски, и стал рассказывать.

В гареме, сообщил Сабур, существует некое соперничество между женщинами. Все они считают себя красивыми, все гордятся своим положением и добиваются любви и внимания своих повелителей. Но это не мешает им одновременно интриговать друг против друга, добиваясь некого возвышения среди остальных. Так сказать, своеобразная борьба за влияние в узком женском мирке дворца. Сейчас самой влиятельной среди них является царевна Захра, дочь булгарского хана, которую по традиции отдали в гарем кагана как залог мира между двумя народами. В свое время каган Муниш не обратил на Захру никакого внимания, и она стала женой его влиятельного и мудрого сына Юри, добилась высокого положения и по сути управляет всеми в гареме. Почти всеми, уточнил он, ибо главными супругами все же остаются иудейки, а гаремные женщины – это прежде всего дань древней традиции. В гареме женщины стараются внести в свою жизнь хоть какую-то остроту, потому и соперничают, ревниво приглядываются ко всякой новенькой. О Светораде уже пошел слух во дворце, и женщины испытывают к ней особое любопытство.

Он сделал паузу, ожидая реакции княжны, но она молчала, позванивая подвесками на одной из кос, и Сабуру было не совсем понятно, слушает ли его эта странная женщина.

На другой день главный евнух лично проводил княжну в большой сад дворца. Сам остров, на котором располагался дворец, казался огромным, и здесь, среди служб, хранилищ, жилых зданий и оборонительных башен, сад, огороженный со всех сторон высокими красными постройками из кирпича, занимал серединное место. От реки в искусственные пруды дворцового сада вели специальные каналы, тут били фонтаны, легкие мостики уводили на возведенные среди тихих вод островки, где блестели позолоченными крышами ажурные беседки, в которых поодиночке и группами собирались обитательницы гарема. Высокие тополя стройными рядами возвышались вдоль аллей, будто охрана; густые ивы омывали свои длинные ветви в тихих водах прудов; клумбы пестрели всевозможными цветами; по усыпанным светлым песком дорожкам сада бродили павлины, волоча за собой длинные мерцающие хвосты, а между деревьями паслись маленькие ручные антилопы с позолоченными рожками.

Светорада вскоре почувствовала устремленные на нее отовсюду взгляды – любопытные и откровенно недоброжелательные, презрительные и настороженные. Она невольно вскинула голову. Теперь княжна понимала, почему перед ее выходом так всполошились служанки, которые готовили ее к своего рода смотринам. Они заплели во множество косичек ее длинные золотистые волосы, накрасили хной ногти на руках и ногах, насурьмили брови и с особой тщательностью выбрали наряд. На княжну надели нежно-лиловую рубашку ниже колен, густо расшитую хрусталиками и серебром, и в тон к ней пышные шуршащие шаровары, собранные в складки у щиколоток. Косички присыпали золотой пудрой, отчего они еще больше сверкали, и это великолепие прикрыли легкой, как дым, голубоватой вуалью, столь широкой и длинной, что ее края были заложены за браслеты на руках. Когда Светорада двигалась, создавалось впечатление, будто вуаль развевается, как парус, удерживаемая браслетами на запястьях и узким золотым обручем на ее челе.

Иные женщины в саду тоже были одеты изысканно и богато, являя собой некую ярмарку горделивой красы. Идущая вслед за Светорадой Руслана совсем было оробела от подобной роскоши, но не могла не смотреть по сторонам и восхищенно ахала, когда мимо проплывала то одна, то другая из этих райских птичек. В саду было около трех десятков женщин; одни прогуливались парами или в одиночку, другие расположились на скамьях или на разостланных под деревьями коврах; они разговаривали, слушали музыку, играли с ручными животными – котятами, собачками, маленькими смешными обезьянками. Были и такие, кто вышивал, или мотал нитки, одна читала какой-то свиток, но оторвалась от своего занятия, когда мимо проходила новая обитательница дворца в сопровождении старшего евнуха, который словно показывал всем, что новенькая находится под его особым попечением. Но вскоре Сабур оставил княжну и, отойдя в тень деревьев, стал наблюдать за ней. Светорада сперва прошлась по широкой аллее до ограды, наверху которой виднелись силуэты охранников с длинными копьями в руках, потом направилась к одному из прудов.